— В некоторых случаях. В те дни, когда я был дежурным офицером.
— При каких обстоятельствах была арестована Мария Макарова?
До сих пор Макаров — кто знает, каких усилий ему это стоило, — старался сохранять внешнее спокойствие и достоинство. Лишь в самой глубине серо-голубых холодных глаз таилась смертная тоска и чувствовалась напряженная работа мысли. Подходил к концу второй допрос, и хотя к делу не добавилось, можно сказать, ни одного существенного факта, которым не располагало бы следствие, однако и ничего из того, что было известно по рассказам свидетелей, Макаров в общем-то не отрицал. Он знал, какой приговор его ждет, и, похоже, не рассчитывал на снисхождение.
Однако мысль его работала, и какой-то план у него был — в этом Белобородов не сомневался. На что-то Макаров определенно рассчитывал. Или это с годами выработанное убеждение, что из любого, даже совершенно безнадежного положения в конце концов можно найти какой-то выход? Убеждение человека, которому уже не раз доводилось уходить от неминуемой, казалось бы, гибели?
Впрочем, один чрезвычайно заинтересовавший Белобородова факт своей биографии Макаров все же сообщил. Он назвал номер полка, в котором служил после окончания школы прапорщиков и в котором получил второй офицерский чин, а затем и третий.
151-й полк… Возможно, что Белобородов, записав этот номер в протокол, тут же бы и забыл о нем, если бы не одно обстоятельство, касавшееся собственной его биографии.
Дело в том, что полк, в котором он сам служил последние два года империалистической, одно время дислоцировался по соседству со 151-м полком. Белобородову приходилось бывать в том полку с партийными поручениями, и он был наслышан о тамошних офицерах, представлявших собой замкнутую, сплоченную группу единомышленников-монархистов. Душой этой группы и хранителем ее традиций был подполковник Орлов, считавший себя прямым потомком знаменитого екатерининского временщика.
Белобородов считал, что все офицеры 151-го полка были из дворян. Выходит, не все. Чем-то, видно, поглянулся Макаров Орлову. Как бы там ни было, а за какой-нибудь год прапорщик стал поручиком.
— При каких обстоятельствах была арестована Мария Макарова?
Что-то дрогнуло внутри у подследственного: лицо помертвело, плечи поникли, в глазах мелькнуло выражение покорности судьбе.
Но это продолжалось недолго. Макаров снова взял себя в руки. Глаза лихорадочно заблестели. Мысль заработала.
— Макарова Мария Николаевна — жена моего брата Василия. Была арестована по указанию капитана Шмакина. Да, мною. Я же и допрашивал ее… Вам интересно знать, как я на это пошел, как согласился? Мерзко, не правда ли? Вести допрос близкого тебе человека… женщины… И применять в отношении ее те самые меры телесного воздействия… — Макаров провел по лицу ладонью.
— Не скрою, — сказал Белобородов, — мотивы ваших действий не совсем понятны. Или вами руководило чувство личной мести?
— Нет, ни с нею, ни с братом никаких личных счетов у меня не было. Хотя и каких-то родственных чувств, пожалуй, тоже. А что касается наших классовых позиций, в этом отношении, полагаю, вам ясно, что примирения быть не могло.
— Да, — кивнул Белобородов, — здесь все ясно. Но все-таки почему вы не отказались вести допрос Макаровой? Хотели выслужиться? Или чувствовали недоверие к себе со стороны сослуживцев из-за того, что ваш брат Василий оказался большевиком? Однако всему есть мера. Где-то есть граница, отделяющая человеческое от животного. Вы могли отказаться вести допрос Марии?
Чуть заметная саркастическая усмешка скользнула по тонким, слегка выпяченным губам Макарова.
— Да, мог. Когда привели Марию, капитан Шмакин спросил: «Кто займется?» — и посмотрел на подпоручика Бутырина, командира третьего взвода. Стоило мне промедлить с ответом, и вопрос решился бы сам собой. Но я опередил Бутырина, сказав, что мне, как родственнику, легче будет получить от Марии нужные сведения, не прибегая к крайним мерам. Я знал, что Бутырин, если возьмется за дело, ни перед чем не остановится…
— Однако ж и вы не остановились! — воскликнул Белобородов.
— Да. Но лишь потому, что она вообще отказалась со мной разговаривать. Более того, она в присутствии солдат плюнула мне в лицо. Я даже это мог ей простить, если бы это касалось меня одного. Но ведь другие офицеры… Они меня осудили бы.
— И вы?..
— Да, я приказал солдатам…
— …помочь вспомнить, где скрывается ее муж?
— Кажется, именно так я и выразился тогда. Однако при этом я незаметно для Марии дал солдатам знак, чтоб не усердствовали.
— Допустим, вы дали знак, — кивнул Белобородов. — Однако, «не усердствуя», солдаты кололи ее штыками до крови, и вы…
— Я стоял, отвернувшись к окну. Когда Мария закричала так, что ее мог слышать из своего кабинета Шмакин, я остановил эту пытку…
— Вы сами сейчас назвали примененную вами к Марии «меру телесного воздействия» пыткой! — быстро проговорил Белобородов.
— Я имел в виду себя, — скорбно ответил Макаров. — И себя…
— Итак, вы остановили пытку?..
— И пошел к капитану. Предложил отпустить Марию и установить за нею слежку. Шмакин согласился с моими доводами.
— Еще бы! — усмехнулся Белобородов. — Отличный ход: даже если Мария не знала местопребывания мужа, до него непременно должен был дойти слух о том, что жена побывала на допросе…
— Я не думал, что он тут же примчится как мальчишка! — зло перебил Белобородова Макаров. — Я рассчитывал на его выдержку. И кто-то же был рядом с ним — могли его удержать…
— Как бы там ни было, — подвел итог Белобородов, — но Мария с Василием оказались в руках белогвардейской контрразведки с вашей помощью, при вашем личном участии.
— Получается так, — понуро кивнул Макаров. — Но я их не арестовывал. И допрашивал их на этот раз не я!
Белобородов с сомнением покачал головой и усмехнулся.
— Повторяю: я их не допрашивал! — лицо Макарова побагровело. — Я не могу доказать своей непричастности к этому допросу, однако прошу записать в протокол следующие слова: я не проводил допроса своего брата Василия и его жены Марии после ее повторного ареста. Не проводил!
— В таком случае припомните, кто их допрашивал.
— Их вскоре увезли в Торск, в контрразведку…
— Однако нам известно другое: перед тем, как их увезли…
Макаров сделал останавливающий жест:
— Я не договорил. Перед тем как их увезли, Бутырин успел допросить брата. Допрашивал ли он Марию, я не знаю.
— Вы видели Василия после того, как он побывал на допросе?
— Да.
— При каких обстоятельствах?
— Я пришел в арестное помещение, а в это время брата выводили из камеры, где происходил допрос.
— С какой целью вы пришли в арестное помещение?
— Мне нужно было поработать с… С одним человеком…
— С кем именно, не помните?
— С молодой женщиной, которую прислали в Казаринку большевики.
— В какое время суток вы пришли в арестное помещение?
Макаров прикрыл глаза рукой, вспоминая.
— Утром… Рано утром. Помню, едва только занималась заря…
— И вы сразу направились в камеру, где допрашивали Василия?
— Нет, не сразу… — Макаров покусал нижнюю, губу. — Увидев брата… Он весь был перепачкан кровью… Одним словом, у меня не хватило решимости встретиться с ним. Я повернулся и выбежал во двор. Некоторое время стоял как оглушенный. Не хотелось верить… С тех пор я больше никогда не видел ни Василия, ни Марии…
— Затем вы снова направились в камеру для проведения допроса?
— Да, в нее уже привели ту женщину.
Леонид с полчаса как зашел в кабинет к Белобородову. Став спиною к окну, он молча следил за ходом допроса.
Все в нем восставало против тона, которым велся допрос. Уж слишком свободно держался Макаров, а Белобородов позволял…
И вообще непонятно было Леониду, для чего столько времени толочь воду в ступе. Как каратель Макаров уже вполне ясен. Известно, где он воевал после Казаринки, — с армией Колчака дошел до Омска. А вот дальше — сплошное белое пятно.
Никто из лиц, проживавших за границей, не опознал Макарова на фотокарточке, которую показывал им Леонид. И это тоже было одной из причин его скверного настроения.
Ах, Агеев, Агеев, что ты наделал! Какую щуку спугнул!..
После того как Макарова увели, Белобородов поднялся из-за стола, прошелся взад-вперед по кабинету, прихлопнул в ладоши и, быстро взглянув на Леонида, что-то хотел сказать, но не сказал, а, улыбнувшись какой-то своей мысли, уселся на прибитый к полу табурет, на котором только что сидел Макаров. Крепко ухватившись обеими руками за сиденье, несколько раз качнулся туловищем.
— Сегодня утречком забежал домой к Агееву, — сообщил он Леониду новость. — Познакомились наконец… — И Белобородов опять чему-то улыбнулся. — Видел бы ты, как он меня встретил! «Сам пришел?» — и смотрит этак подозрительно-подозрительно. Словно знает и не узнает меня, но вот-вот вспомнит и тогда… И рука, смотрю, к заднему карману у него тянется… Ну, тут я назвался по фамилии, он и вспомнил: «Прапорщик Белобородов?! То-то среди красных не встречал тебя!» А это я после февральской революции у них в полку на митинге выступал. В погонах, ясное дело. И вдруг — командирские петлицы! Да, бывает… А приходил я к нему вот зачем. Он же в двадцать втором партизанил на Дальнем Востоке. Собственно говоря, я ни на что особенно не рассчитывал — так, общую обстановку хотя бы узнать. И ты понимаешь, след-то Орлова, похоже, отыскался! Погляди-ка! — Белобородов подошел к столу и достал из ящика пожелтевший листок газетной вырезки. — Агеев сберег…
