— Вы уверены, Антонина Андреевна? — настаивал Турецкий. — Нужна гарантия.
— Она, — кивнула женщина. — Вы заметили, что я избегаю всевозможных «может быть», «вероятно», «напоминает» и так далее? Поверьте, молодой человек. Вам будет трудно поверить, но до сорока лет, пока не вышла замуж за главного инженера завода токарных станков, я преподавала в музыкальной школе и до сих пор имею идеальный музыкальный слух и звуковую память.
— Вы позволите войти, Евгения Владимировна? — вкрадчиво осведомился Турецкий, сооружая ледяную улыбку. Следователь Ситникова попятилась, побледнела, запахнула отвороты халата.
— Вы в своем уме, Александр Борисович? Уже двенадцать часов ночи… — ее голос дрогнул, завибрировал на отчаянной ноте, когда вместе с Турецким в прихожую втиснулись майор Багульник и несколько оперативников в штатском.
— Мы просим нас покорно извинить, — Турецкий иезуитски улыбался, — но, к сожалению, обстоятельства складываются так, что мы не можем терпеть до утра.
Женщина отступила, прижалась к холодильнику, испуганно смотрела на вторгшуюся компанию.
— Здравствуйте, Евгения Владимировна, — буркнул Багульник, отводя глаза. — Ради бога, простите, но наш уважаемый друг из Москвы настаивал на этом визите…
— Нужно прояснить один вопрос, Евгения Владимировна. Для пущей ясности, так сказать, — произнес Турецкий. — Только не отпирайтесь, хорошо? Примерно год назад генерал Бекасов Павел Аркадьевич пришел в районную прокуратуру, где имел продолжительную беседу с прокурором Сыроватовым. Визит был связан с одной строительной московской фирмой, приобретшей контрольный пакет акций местного комбината строительных материалов. Произошла какая-то неприятная история — поговаривали о рейдерском захвате, да еще так некстати случилась смерть директора предприятия, решительно выступавшего против московских «партнеров». Но смерть, разумеется, естественная — банальный сердечный приступ. Рьяные следователи из прокуратуры стали копать, и это, естественно, не понравилось добропорядочным и законопослушным товарищам из Москвы. Генерал выполнял благородную миссию — всех помирить. Не хочу обвинять уважаемого господина Сыроватова в коррупции, да и не мое это дело… в общем, после долгой и продолжительной беседы с Павлом Аркадьевичем прокурор отдал приказ подойти к уголовному делу с… несколько обратной стороны. Разумеется, расследование должно быть тщательным, непредвзятым, но стоит ли на нем зацикливаться? Виктор Петрович свел вас с Павлом Аркадьевичем…
— Послушайте, ерунда какая… — Ее голос задрожал от возмущения. — Павел Аркадьевич всего лишь два раза пригласил меня в ресторан… Но ведь не я одна вела это дело! Мы с ним несколько раз разговаривали, но эти беседы были всего лишь… — она замялась.
— Понимаю, — улыбнулся Турецкий. — Спали полгода, но общались мало.
— Да как вам не стыдно… — Она покраснела, как помидор, и сразу сникла. — Какие полгода, о чем вы говорите? Разок, другой… Этот человек не в моем вкусе. Я пришла к прокурору и стала просить, чтобы меня сняли с этого дела. Сказала, что, если он этого не сделает, я уволюсь. Я еще удивилась, что Виктор Петрович не стал возмущаться, назначил другого следователя. Дело не афишировалось, и, насколько знаю, через неделю-другую его закрыли. Больше к этой теме не возвращались…
Турецкий иронично посмотрел на майора, который с каждой минутой становился все угрюмее.
— Ну что ж, Владимир Иванович, мне кажется, все понятно.
— Вы считаете, это она? — Майор нахохлился, выразительно кивнул оперативникам. — Простите, Евгения Владимировна, но нам придется вас задержать. Действуйте, ребята.
Следователь Ситникова стала стремительно зеленеть. Попятилась в комнату.
— Да что за бред, Владимир Иванович? Я ни в чем не виновата, я никого не убивала… да что с вами происходит?
Мрачный оперативник перекрыл ей путь к отступлению, Татарцев грубо схватил даму за локоть, чтобы не вырвалась. Дама тяжело и страстно задышала. Турецкий почувствовал вполне понятную неловкость. Возможно, он переборщил. Русская душа вообще отходчива.
— Но мы же не повезем ее в таком виде? — засомневался оперативник. — Товарищ майор, видимо, ей нужно переодеться?
— Стоп-стоп, ребята! — Турецкий выдвинулся на передний план. — Женщина не виновата, к чему такое усердие?
— Вы издеваетесь? — взревел, багровея, Багульник. — Но вы же сами сказали…
— Я сказал, что мне все понятно. Но я не говорил, что эта женщина убила пятерых и еще троих покалечила. Татарцев, да отстаньте вы от нее!
Татарцев сплюнул, злобно покосился на Турецкого, оставил женщину в покое. А та, точно хамелеон, продолжала менять раскраску. Теперь из зеленой она становилась бледно-розовой. Она сглотнула, сделала попытку улыбнуться.
— Я выяснил все, что хотел, — виновато улыбнулся Турецкий. — В официальной кабинетной обстановке Евгения Владимировна ни в чем бы таком не призналась. Не стану испытывать ваше терпение, господа милиционеры. Мы покидаем этот дом и едем к настоящему убийце. А дама нас простит. — Он подошел к женщине, шепнул ей на ухо: — Знаете, в чем секрет счастья, Евгения Владимировна? Сделать человеку плохо, а потом — как было.
Работники милиции, ворча под нос, покидали скромное жилище. Турецкий задержался.
— А вы жестокий, Александр Борисович, — пробормотала Ситникова. — Отомстили, да?
— Ну, разве самую малость, — Турецкий смущенно улыбнулся. — Хочу вас предупредить, Евгения Владимировна, в ближайшие полчаса не стоит совершать никаких телефонных звонков — это все прекрасно проверяется. Ложитесь спать — и приятных вам снов. Кстати, скажите по секрету — так, для общего образования, — кому, все же, Виктор Петрович передал дело по беспределу на строительном комбинате?
Он предупредил, что преступник может быть вооружен, а еще он очень хитрый, умный, изворотливый, и не мешало бы заблокировать всю территорию. А также обезопасить невиновного в доме. Однако все, естественно, пошло кувырком. Была глухая ночь, но следователь Шеховцова еще не спала. К моменту прибытия группы она находилась не в доме, а на летней кухне. Бог ведает, чем она там занималась, возможно, вспоминала в одиночестве свою неудавшуюся жизнь, но явление ее произошло очень некстати. Скрипнула дверь, и спустя мгновение взорам учиняющих засаду милиционеров предстала сутулая фигура, идущая по дорожке между грядками. Кто-то из милиционеров не успел присесть. Скрипнула штакетина. Женщина вскинула голову. Таиться дальше смысла не было.
— Извиняемся за ночной визит, Анна Артуровна, — громко сказал Турецкий, — но надо бы поговорить.
И тут ее нервы сдали полностью. Она ожидала чего-то подобного, она оттягивала этот момент, верила в него и не верила, а возможно, подсознательно ей именно того и не хватало. По тону Турецкого она поняла, что это конец. Взыграли противоречия в мятущейся женской душе. Она побежала в дом.
— Анна Артуровна, стойте, не надо этого делать! — крикнул Турецкий. — Давайте просто поговорим!
Но она уже взлетела на крыльцо, промчалась через веранду, хлопнула дверь, ведущая в дом. Милиционеры растерянно помалкивали.
— Ребята, вы неуклюжи, — заметил Турецкий. — Ну что ж, приступаем, как говорится, к плану «Б». У нас имеется план «Б»?
Группа захвата просочилась на территорию. Двое побежали в обход здания, взяли под контроль окна, двое встали у крыльца, пятый задумчиво уставился на крышу.
— Дьявол… — выругался Багульник. — Ну что ж, по крайней мере, уже понятно, что совесть у этой дамочки не чиста.
— И нервы ни к черту, — хмыкнул Турецкий. — Очень, знаете ли, майор, меня волнует вопрос, есть ли у нее оружие.
События снова выходили из-под контроля. Функции спецназа оперативникам провинциальной милиции были чужды в принципе. Пока они мялись — лезть ли в дом, или куда-нибудь позвонить, чтобы приехали ребята с навыками, — в доме происходили события. Кто-то завопил. Потом распахнулась дверь, и следователь Шеховцова вытолкнула за порог своего больного мужа. Мужчина сопротивлялся, умолял ее не делать этого, хватал за руки. Она ему что-то объясняла, плакала, потом просто толкнула, захлопнула дверь.
— Ну, слава богу, — пробормотал Багульник. — Хоть в заложники не стала брать собственного мужа.
Мужчина ухватился за косяк, сполз, завыл от боли и отчаяния. Татарцев бросился на помощь, помог ему спуститься с крыльца. Мужчина тяжело дышал, глотал слезы. Он плохо понимал, что происходит.
— Кто вы такие? — бормотал он. — Что вам нужно от моей Аннушки? Она золотая душа, что вы делаете, ироды?!
Сумбурный допрос пребывающего в прострации мужчины выявил, что у «золотой души» в руках был пистолет (он даже не знал, что в доме есть оружие) и выглядела она так, что лучше с ней не разговаривать. Он очень устал за день, примерно в девять вечера попил с женой чай, после чего его совсем разморило, он кое-как дополз до кровати…
