это всё… — не сдавалась Гамелина.
Почти неслышно подошли Гусь, Мотылёк и Ёлочка.
— Потом надо так точно в формочку, в отверстие, тоненькой струйкой, массу эту влить… карамельную массу и… и… и… воткнуть, — продолжила Аня и нервно оглянулась на меня…
— Что? — поинтересовался я. — Что воткнуть?
— Спичку, — ответила Аня и взялась переплетать кончик косы. — И… и, чтобы они стали леденцами, ну, застыли, чтобы — надо формочки положить в холодную воду. Несколько минут — и всё.
— Какой-то вудуизм и хилерство. Всё это.
— Когда всё готово — это леденцы, — заметила Гамелина и присмотрелась к пряникам. — Ужас просто что такое…
К шеренге пряников присоединились Ёж, Дракон и Сова, выглядящая надменно.
— Не только ужас, но и безобразие, — отчётливо произнесла Сова. — Что вы устроили тут?
— Это не я, — предательски заявила Гамелина. — Я собиралась печь пряники, ко дню рождения, им… им… имбирные, — закончила она. — Только пряники, без фокусов.
— Ясно, — ответила сова и высмотрелась строго на меня. — Ну а ты что скажешь?
— Могу прочесть заклятие наоборот — и вы рассыпетесь, — незлобиво сказал я. — Или просто съесть вас.
— Не надо! — пискнул мотылёк хрипловатым сопрано. — Наверное, в нас есть польза, хоть какая-то…
— Только имбирь, мука и патока, — ответил я. Что-то тревожное мелькнуло у края сознания, что-то неуловимое, словно подзабытый мотив. Или невыразительная внешность. — Сложу вас в коробку пока что, — продолжил я. — Возможно, съем позже. Головы пооткусываю хотя бы.
— Какой скучный, — сказала Гамелина. — Скажи ещё: «Ноги переломаю!»
— Ты тоже не комедия, — строго заметила ей Сова. Гамелина растерялась и посмотрела на меня немного беспомощно.
— Тебе откушу лапки, — сказал я Сове.
— И пожалеешь, — удостоила меня ответом та.
— Я так и думал, что ты — отрава, — радостно отозвался я.
— Мои пряники — никакая не отрава, — вскинулась Аня. — Просто у тебя тут что-то с чем-то… У меня нет слов… Всё!
Я достал корзину. Старую такую — при желании её можно было бы принять за плетёный чемоданчик без ручки. Когда-то мама держала в ней сушку.
— Забирайтесь, сидите тихо, — сказал я выпечке и наклонил борт их ковчега на стол. — Будет время, займусь вами… вафельки.
— Мы создания! — гневно ответил Ёж. — Будешь обижать нас, мы… мы…
— Вижу, что не отходы, — добрым голосом сказал я ему. — Начнёте возникать — отдам хищнику. Видите зверюгу в кресле? Просто ночь и рысь! Только маленькая.
Пряники издали что-то вроде коллективного вздоха и полезли в корзину.
— Надо сложить посуду, — сказала Аня после того, как я вынес свежеиспеченных гомункулов на шкаф. — Но сначала вымыть…
Она обвела кухню близоруким взглядом. Прищурилась. Надела очки.
— Вот, — обрадовалась Гамелина. — Вот. Его! И ложечку.
Бася укрылась под креслом.
Мы тщательно мыли поднос, раза три, с разных сторон. Аня не убирала руки, когда наши пальцы сталкивались, почти не проверила результат помывки. Потом поручила мне протереть ложечку…
— Я, — сказала Гамелина. — Мне… — Она прикусила ноготь на большом пальце, потом убрала руку ото рта и начала расплетать косу. — Мне тут раз пришлось разобрать шкафы на кухне. Вот. Ну, я всё перебрала, перетрясла, кое-что выкинула, вытерла пыль и нашла пакетик с луковицами.
— Тоже как-то раз нашёл луковицу, за шкафом, — встрял я. — Она была такая бледная вся. Но с корнями. Видно, сначала на что-то надеялась, потом засохла…
Аня отодвинула посудки, поднос, стул и подошла ко мне вплотную.
— Это не просто лук был, а луковицы…
— Как мышь и мышца? — осведомился я.
— По-другому, — ленивым голосом заметила Аня. — Это крокусы были, совсем, правда усохшие, и гиацинты ещё, луковки их, они такие милые. Я сначала хотела выбросить, потом передумала, положила на ночь в миску с водой. Узнать, живые ли, ну, чтобы не совсем бесполезно. И вспомнила: мама, вот… у неё были луковицы гладиолусов: красивые, красные и жёлтые, похоже на маленькие тыквы. Нарядные такие. Очень волшебно. Я так и не смогла вспомнить, замачивала она их в воде или нет. Кажется, да, но не уверена. Так остро вспомнила: в мае как-то, холодно же бывает, а уже не топят, на кухне мы… я сижу на полу, и сыро почему-то, пахнет сыростью, мама разбирает вещи какие-то, а я рассматриваю их… в коробочках. Там эти гладиолусы спят, луковички, а я их рассматриваю. А они такие необычные — как карета одна была, другая на замок похожа была, третья прямо, как монстр. Волшебно.
— Люблю, когда волшебно, — отозвался я хрипло. — И когда монстр. Это не скучно.
— Не скучно, — согласилась Аня, — ты вот это устроил мне, с пряниками… я даже чуть не рассердилась. Выпечку перепортил, саму напутал, но потом я поняла, ведь это волшебно…
— Старался, — скромно заметил я. — Как монстр.
— Я так и подумала, — перешла на шёпот Гамелина. — Развяжи мне тесёмки на фартуке… — попросила она, и пока я возился с завязками, закинула руки мне на шею.
— Даник, — сказала Аня, совсем шёпотом и в ухо. — Сколько у нас есть времени?
— Немного, — ответил я.
И оставшееся время вновь ускорилось вокруг нас воронкой, было прекрасным, щедрым, терпеливым и прохладным — как осень. — Немного, — повторил я, и мы сделали шажок в сторону моей комнаты, так и не расплетясь, потом второй, третий — я слышал, как бьётся Анино сердце.
— Как будто танец, — прошептала Гамелина. — Ты умеешь танцевать?
— Немного, — опять ответил я и взял её на руки.
Дверь в комнату пришлось закрывать ногой, по дороге я своротил на пол стул, а когда швырялся своей и гамелинской одеждой — стакан с ручками со стола.
— Будет беспорядок, — сказала Аня и уставилась на меня прозрачно. — Это даже хорошо. Будет хорошо — правда, Даник?
— Да, и довольно долго, — сказал я сухими губами. — Хочу, но не предвижу…
— Это простые желания, — почти простонала Аня. — Легко исполнить… Ахх…
И время, что так неторопливо вело нас, отдалилось совсем. Не звала меня река, и серые птицы голосили в небывалом небе не по мне. Простые желания — беспечальная свора коротких вздохов и скорых искр заполнила собою меня, пространство, память, всё…
— Я так поняла, что буду на дне рождения кем-то типа гостеприимной кухарки? — въедливо спросила Аня и упёрлась локтями мне в грудь. — Пусти…
— Ты будешь главный гость и принцесса цирка, — повалил её обратно я. — Можешь вообще никуда не ходить — ни на кухню, ни в туалет. Сидеть под ковром настенным и дуться. Между прочим, я всерьёз никого не приглашал. Тем более — мои уедут вот-вот, квартира совсем пустая… будет. Так удачно.
— Все только и шушукаются про «днюху у Даника», — отозвалась Гамелина. — Я не спорю, зрение у меня не стопроцентное,
