– Идемте, – сказал он. – Я вам все объясню в комнате.
Мы поднялись. Затхлый запах отдавал дезинфицирующим средством и отравленными тараканами. Мой похититель открыл дверь комнаты, мы вошли. Я повернулась к нему. Я ждала продолжения событий.
– Итак?
– Сию минуту, – сказал он с облегчением.
Он направился к окну и потянул за шнурок, половина которого осталась у него в руке. Ему удалось опустить занавески. Он рассматривал внимательно шнурок. Он не был профессиональным душителем. Повернул выключатель. Жалкая лампочка в центре потолка в бумажном рожке окрасила комнату в желтый цвет. Работал кондиционер. Мне стало холодно. Я искала место, чтобы сесть. Затем стащила покрывало с кровати, чтобы накинуть на плечи. Мои бронхи были более чувствительными, чем моя душа.
Он снял очки. Мне показалось, что я его «где-то видела». Но тут же отбросила мысли относительно «этой рожи, которая не была мне незнакомой». Мне хотелось есть, я дрожала от холода. Неправдоподобное превращалось в обыкновенный эпизод.
У моего похитителя были черные глаза, черные волосы и щеки, слегка синеватые от бороды. Один неприкаянный, скорее здоровяк, столкнулся с одной неприкаянной, кажущейся слабой. Следовало узнать, что он хотел. Он не был похож на насильников из «Механического апельсина». Казалось, что он стесняется и подыскивает слова. Он смотрел на меня, хотел сказать что-то, но умолк, пожав плечами.
Чтобы ему помочь, я сказала:
– Вы в вашем состоянии, как Вуди Аллен в знаменитой сцене ограбления банка, где он должен помочь типу у окошка прочесть: «Я вооружен». Только он комичен. Вы нет.
Он казался безутешным.
– Послушайте, – сказал он.
– Это то, что я делаю…
– Я нахожусь в безвыходном положении.
Он был скорее приятным, соблазнительным и опустошенным. Как красивая простыня, вытащенная из сушильной машины, вся в складках.
– Не смейтесь, – сказал он. – Когда вы узнаете причину вашего появления здесь, вы будете меньше смеяться.
– Если вы хотите выкуп, то напрасно. Моя семья будет скорее довольна избавиться от меня. И даже если бы меня сильно любили, это не меняет дела. У них ни гроша.
– Это не похищение, – сказал он.
– К счастью. Никто не будет меня искать. И резать меня на куски напрасный труд.
Из-за сильного кондиционера мы все больше и больше становились похожими на пищу быстрого приготовления из морозильника Элеоноры.
– Вы не американка? – спросил он. – У вас незначительный акцент… Который может быть на юге…
– Спасибо. Я бы предпочла Бостон. Я француженка.
Он восхищенно присвистнул.
– И вы так говорите? По-американски. Я встала.
– Увы. Я вас спасла. Дело сделано. Тем лучше. Но я не хочу заболеть. Надеюсь, что вы не убийца. Я не люблю полицейских, но не считаю убийство экологическим. Вы могли бы предложить мне хотя бы кофе.
– Вы изумительно говорите по-английски. – Он поправился. – По-американски.
Как только мне делали комплимент относительно моего знания американского, я таяла, умиляясь от гордости.
– Вы находите?
Мне хотелось еще немного комплиментов.
– Да. Невероятно.
Когда настоящий американец говорит: «Невероятно», появляется желание броситься в его объятия. Надо еще, чтобы он этого хотел. Несомненно, несмотря на холод, этот тип мне нравился.
– Возможно, вы в каком-то роде крестный отец. Сын итальянских эмигрантов, – сказала я. – Я вас хорошо представляю маленьким мальчиком в лохмотьях на огромном судне в «Евангелии» Ильи Казана и ваши глаза с кругами крупным планом. В то время как на заднем плане бородатый старик повторяет: «Америка, Америка». Это именно он умрет до того, как причалят к берегу.
На его лице появилось мучительное выражение.
– Вы издеваетесь надо мной?
– Нет. Я ищу. Я чуть не приняла вас за слепого. Теперь я действую на ощупь в направлении Сицилии. Но, как бы то ни было, я хочу пить и мне холодно.
– Какое красноречие. С тех пор как мы вошли в эту комнату, вы не умолкаете…
– Я одна в Нью-Йорке. Не обмолвилась словом в течение семнадцати дней.
– Одна и говорлива, – сказал он задумчиво. – И изобретательна… Чем вы занимаетесь?
– Я преподаю.
– Что?
– Английский.
– Ваши ученики должны здорово смеяться. Над вашим жаргоном. Гамлет должен говорить у вас: «Сдохнуть или не сдохнуть? Вот вопрос».
Он поднялся, подошел к окну, посмотрел на улицу. Резко обернулся.
– Почему вы одна в Нью-Йорке?
– Потому что мой благоверный в Париже мне изменил. Я хотела отомстить.
– Благоверный?
– Мой муж.
– Отомстить?
– Да, бросив его. Но ничто не получается так, как мне бы хотелось.
– Как вас зовут?
– Лори… А вас?
– Грегори.
– Русский?
– Нет.
– Я хотела сказать, по происхождению.
– Совсем нет. Из Лос-Анджелеса.
Затем продолжил:
– Дождь прекращается, куда вы пойдете теперь?
У меня было впечатление, что, хотя он действовал обдуманно, ему хотелось бы избавиться от меня. Мне же хотелось остаться. Он меня интриговал. Он не делал никаких авансов, ни одного настойчивого взгляда. Это было поведение озабоченного пуританина.
– Идемте, – сказал он. – Я провожу вас до такси. Я вам очень благодарен за все.
Я не привыкла к безразличию. Это меня раздражало, удивляло, привлекало и подзадоривало, ведь я всегда производила впечатление. Из любопытства и уязвленного самолюбия, потому что он не хотел меня, я попыталась его удержать.
– Мы даже не выпьем кофе?
– Не сейчас. Это опасно.
– Опасно?
– Вы живете одна, если я хорошо понял?
– Да.
– Дайте мне ваш адрес, я приеду к вам, – сказал он.
Мне не нравилось выражение «приеду к вам», это было старо.
– Следует меня предупредить по телефону. Дверь парадной закрыта на ключ.
– Дайте ваш номер. Я его прервала.
– На самом деле вам не хочется приходить. Вы пытаетесь разыгрывать комедию.
– Пытаюсь? – воскликнул он. – Неужели, «я пытаюсь»?
Он сердился.
– Вам хотелось спрятаться. Поджидали одного мужчину, благодаря мне и вопреки мне вы оказались с женщиной. Вы вышли из положения. Убийцы искали одинокого мужчину, сопровождение для вас было ширмой. Я хорошо представляю киллера со снайперской винтовкой с оптическим прицелом. Он следит за нами. Мы попадаем в поле видимости с крестиком на спине. Движущиеся мишени.
– Это не так, – сказал он. – У меня была большая проблема. Это правда, вы мне помогли. Я вам пришлю цветы. Извините меня, но я очень нервничаю.
Я покачала головой.
– Ваша история не выдерживает никакой критики. Вы не свихнувшийся. Вы кажетесь совсем нормальным.
– Еще раз спасибо, – сказал он, – но если вы не перестанете меня разглядывать…
