вот я кто.
Через полчаса нас уже принимает врач в ближайшем госпитале, который посоветовал семейный док. У нее взяли анализ крови и сейчас меряют давление, проводят прочие манипуляции. Я жутко нервничаю. Так, как за себя бы не нервничал точно.
Когда после нескольких минут тревожного ожидания в палату снова заходит доктор, я быстро вскакиваю ему навстречу.
– Ну что, доктор?! Есть поводы волноваться.
Он смотрит на меня строго и деловито.
– Есть…
Бэлла
– Есть, – отвечает доктор на вопрос Алана. – И волноваться. И радоваться…
– Что… что это означает? – спрашивает Алан, сглатывая страх. Даже панику.
– Ваша спутница беременна, Алан Алмазович. Срок пять недель. Поздравляю…
Его слова не сразу доходят до меня. Все еще не верю в услышанное, а он мечется по комнате, как лев. В одно мгновение он стал таким большим, сильным, даже гигантским для этого помещения. А еще это его волнение. Оно просто рвет его на части. Испепеляет… Создает вибрации в палате, от которых в буквальном смысле стены дрожат.
Как только врач оставляет нас наедине, тактично сославшись на необходимости прислать узиста, он подается ко мне и крепко сжимает руку. Я только сейчас замечаю, когда он вытирает мою щеку пальцами, что вся зареванная уже. Мы смотрим друг другу в глаза и молчим, потому что и без слов все понятно.
А потом, когда по смазанному холодным липким гелем животу скользит пластмассовый джойстик, комнату решительно и громко наполняет сердцебиение. Сердцебиение нашего малыша. Он еще совсем крохотный, меньше пуговички, но уже занимает все мое сердце. Его там так много, что аж дышать тяжело.
Мы выходим из клиники, словно пьяные, пошатывающиеся от новости, перевернувшей нашу жизнь, от такого внезапно свалившегося счастья. Тогда я еще не понимала, насколько все изменится. Впереди будут долгие месяцы ожидания, новые эмоции и чувства, перестройка организма, игра гормонов, токсикоз, тонны литературы, которые мне предстоит изучить. Я еще не знаю, что на самом деле ношу под сердцем не одну, а две жизни. Я узнаю об этом чуть позже, на следующем узи, когда врач сможет различить два тельца и два сердечка. А еще снова узнаю, как это, делать своего мужчину еще счастливее, когда кажется, что больше уже нельзя…
Когда по прошествии восьми месяцев я почувствовала первые схватки, лежа в нашей постели поздним вечером, он был рядом. Он теперь всегда был рядом, не давая мне шанса усомниться в том, что я все сделала правильно, словно бы компенсируя нашу разлуку длинною в семь лет. Позади было много всего – эти месяцы были наполнены безграничной любовью, интересной работой, а еще щемящей болью утраты, которую мне не удалось избежать. Роберт ушел из жизни. И я была несказанно благодарна Алану за то, что мы были с ним рядом, когда это происходило. Мне до сих пор невыносимо вспоминать эти дни, и в то же время я оправдываю себя, думая о том, что там, на небесах, он с Айзой… Теперь и у моей сестры есть свой прекрасный принц, который вытащил ее из тьмы.
Алан не согласился выйти из палаты на время моих родов, как я его ни просила. Не хотела рожать при нем, выворачивая в буквальном смысле наизнанку всю суть женского бытия. Но какое там. Он держал меня за руку, когда было совсем больно в схватках, обнимал, когда тело била мелкая дрожь от эпидуральной анастезии, молился и плакал, когда наши младенцы увидели свет… Сомнений в том, как их назвать, не было. Так у меня снова появились Айза и Роберт. И я точно знала, что ангелы-хранители этих красивых улыбчивых карапузов смотрят на нас с небес и радуются.
Я помню, как спустя пару часов после родов, изможденная и все еще пьяная от прилива окситоцина и действия эпидуралки, я лежала в палате, пытаясь понять свои новые эмоции, а в дверь постучались. Я тогда насильно заставила Алана отъехать домой – поспать и перевести дух, прикрывшись тем, что сама очень устала и хочу отдохнуть.
Когда он зашел внутрь в сопровождении гостьи, мое сердце снова неистово забилось… Я даже несколько раз моргнула, не веря тому, что видела перед собой…
– Мама…– мой голос стал хриплым и подрагивающим. Глаза увлажнились и защипали.
Она подошла ко мне, села стеснительно на краешек кровати и неловко накрыла своей рукой мою.
А потом я не выдержала и порывисто притянула ее к себе, хоть и чувствовала резь в теле при любом движении. Помню, что очень много плакала, а она мне пела… Не знаю, сколько мы так провели вместе времени. Моя голова была на ее коленках, а она нежно перебирала мне волосы и продолжала напевать-нашептывать колыбельные. Мне всегда казалось, что мама никогда нам не пела, но я почему-то знала все эти песни наизусть…
Эпилог
Спустя три с половиной года
Флорида, США
Алан
Дом родителей – один из самых красивых на побережье. И дело не только в том, что он построен моей мамой с любовью для собственной семьи. Он действительно красивый. Белоснежный исполин в объятиях кипарисов на берегу океана – воплощение американской мечты. Воплощение девичьих грез…
Но сейчас речь не о женских грезах. О мужских. Моих грезах – и они были там, внутри… Нашу вторую двойню Бэлла уехала рожать к родителям во Флориду. Так сложилось. Мать Бэллы заболела, и было решено начать лечение в США. Чтобы не курсировать между континентами, мы на какое-то время осели у родителей. Правда, мне то и дело приходилось отлучаться, а последние полтора месяца – прям после родов – и вовсе отсутствовать, я завершал очередной крупный проект в республике, мое присутствие было необходимо. Бесился, но что делать. Зато ехал обратно с сюрпризом для Бэллы – я, наконец, нашел дом своей мечты в республике. По возвращении в Россию мы обязательно туда поедем. Уверен, она влюбится в него, пусть без ее профессиональной и хозяйской руки там не обойтись.
Сердце стучало в горле, когда въезжал в ворота. Видел «вторую партию» своих малышей, как любил шутить отец, только один раз – сразу после родов. Как же соскучился по ним по всем, как же тяжела была разлука…
Веселым гомоном меня сразу встретили гулявшие в этот момент во дворе подросшие Айза с Робертом. И Кира, уже почти девушка. Такая утонченная, манерная… Мне кажется, она берет пример с Бэллы. Та для нее объект нескончаемого восторга, восхищения и подражания.
Дети облепили меня,
