— Возможно, я отправлю в Венецию другого человека, — сказал Джордан, обращаясь к матери.
Они мчались сквозь сияющую парижскую ночь на одном из лимузинов компании, и сейчас их, сидящих бок о бок в полумраке салона, можно было легко принять за брата и сестру.
— Брюннер, мне кажется, подходит лучше, — продолжил Джордан.
— Брюннер? Из Люцерны? — сухо бросила Камилла. — Держу пари, это идея Спагны. Как я уже говорила, ты напрасно позволяешь этому человеку так сильно влиять на твои решения. Кроме того, Корнадоро уже на пути в Венецию. Он прекрасно справится с ролью защитника.
Сена тускло блестела в холодном голубоватом свете месяца, под величественными каштанами, простершими руки-ветви над набережной, где совсем недавно Браво и Декстер Шоу тайно обсуждали одним им известные вопросы.
— Я могу в любой момент отозвать его.
— Решение уже принято.
— Ты что, сердишься, матушка?
— Нет, Джордан, конечно, нет.
Камилла мельком глянула в окно. По мощеной набережной и изящным мостам через Сену, как всегда, бродили влюбленные парочки. О… снова быть молодой, невинной, влюбленной!.. Взяв себя в руки, Камилла прогнала прочь непрошеную мысль. Эти дни давно миновали. Это было в прошлой жизни, когда она и сама была другой. Или нет? На самом ли деле она с тех пор изменилась? Камилла не знала. Она не была уверена, что хотела бы вернуть ту, прошлую жизнь, превратившуюся теперь в жестокий мираж, наваждение, в песок, струящийся между пальцами…
— Я просто несколько удивлена, — продолжила она. — Ведь оба мы знаем, что у Корнадоро безупречная репутация. Он один из лучших наших людей. Возможно, самый лучший.
— Спагна верно заметил, что у него слишком сильный характер. Он может проявить не только настойчивость при выполнении задания, но и своеволие.
— При всем том он очень умен, не знает жалости и полностью предан нашему делу. — Камилла наклонилась и прошептала что-то на ухо водителю. Лимузин свернул с набережной, направляясь к левобережному Седьмому округу. — Теперь, когда Иво и Донателлы больше нет, никто, кроме него, не справится лучше.
— Он недостаточно деликатен, чтобы исподволь отвлечь от Браво стража.
— Иногда женщинам нужна вовсе не деликатность. Тебе наверняка известно, что он умеет обращаться с женщинами, — ответила Камилла. — Я не без оснований подозреваю, что Дженни Логан чрезвычайно уязвима в этой области. В Сен-Мало у меня была возможность понаблюдать за ней. А Спагна, если не ошибаюсь, ни разу в жизни ее не видел.
— Что ж, здесь у тебя явное преимущество.
— Это ведь не рядовая операция, дорогой. Малейшая ошибка может стать непоправимой. — Она посмотрела в окно. Машина ехала по Рю-де-ла-Комет. Камилла поискала глазами светящуюся вывеску.
— Bien. Пусть будет Корнадоро, — кивнул Джордан. — Но с одним условием.
Лимузин остановился перед расписанной вручную вывеской магазина, гласящей: «Ножи Темье». Камилла первой вошла в узкое, тесное помещение магазинчика; Джордан шел следом. Многочисленные фотографии ножей украшали стены. Заднюю стену занимала небольшая стеклянная витрина с тремя рядами превосходных ножей ручной работы.
— Bon soir, madame Muhlmann.[26] — Небольшого роста плешивый человечек торопливо вынырнул из-за демонстрационной витрины. У него были длинные, тонкие пальцы хирурга, элегантные, как ножи, которые он продавал.
— Все готово? — спросила Камилла.
— Bon sur, madame.[27] — Человечек скромно улыбнулся. — Исполнено в точности с пожеланиями мадам. — На его раскрытой ладони лежал небольшой нож.
Камилла взяла в руки маленький складной нож с перламутровой рукоятью, нажала на потайную кнопку. Выскочило стальное лезвие. Продавец выложил на прилавок отпечатанные снимки, которые Камилла послала ему из Мон-Сен-Мишель. Она сравнила фотографии и копию и удовлетворенно отметила, что нож в точности повторял найденный в вещах Дженни.
Она поблагодарила мастера и расплатилась. Они вышли на улицу, и Камилла обернулась к Джордану.
— О каком условии ты говорил?
— Я велел Деймону представиться им, как Майкл Берио. О человеке по имени Корнадоро Дженни Логан наверняка слышала. — Джордан улыбнулся матери той особенной доверительной улыбкой, которой не удостаивался больше никто. — Ты права; мы ждали так долго и терпеливо, мы распланировали все заранее и теперь не можем позволить себе допустить ошибку. Присмотри за Корнадоро, держи его на коротком поводке. И будь осторожна.
— Ты же знаешь, я всегда осторожна, — сказала Камилла, усаживаясь рядом с ним на сиденье.
Черный лимузин отъехал от тротуара, свернул за угол и помчался прочь, растворившись в потоке машин, не замирающем даже ночью.
Глава 14
Самолет прибыл в Венецию почти без опоздания. Как и обещал Джордан, в аэропорту Марко Поло их встречал человек, представившийся Майклом Берио. Высокий, мускулистый и широкоплечий, со стройными ногами атлета и без единой лишней унции жира на рельефных мышцах, он носил длинную стрижку по венецианской моде. Преждевременно поседевшие волосы слегка вились. Резко очерченные скулы и волевой подбородок на широком лице дополняли жестко смотревшие глаза глубокого темно-синего цвета. Он был одет в свободную черную одежду и передвигался с характерной грацией мастера боевых искусств. На Дженни его взгляд задержался чуть дольше, чем на Браво; темные глаза без тени смущения обежали не только ее лицо, но и фигуру.
Он вывел их во влажную летнюю ночь.
— У меня здесь личный motoscafo. Моторная яхта, — произнес он мягким, располагающим голосом, совершенно не вяжущимся с внешностью атлета. И в самом деле, Браво и Дженни увидели невдалеке, в нескольких сотнях ярдов от дверей терминала, тихо покачивающуюся на воде небольшую яхту, обшитую красным деревом. Латунные детали поблескивали в лунном свете.
Дженни первой шагнула с причала на борт яхты; Берио поймал ее за талию, обхватил и бережно поставил на палубу, отпустив мгновением позже, чем это было необходимо. Их взгляды встретились; он отвернулся и отшвартовал судно, едва Браво оказался на борту. Утробно заурчал мотор, между каменными стенами закрытой пристани заметалось эхо. Яхта тронулась с места и неторопливо поплыла по темной воде.
В любое время суток Венеция принадлежала в равной степени небесам и морю. Но ночью она казалась городом из волшебной сказки. Сияющее отражение в неподвижной воде лагуны точно повторяло очертания старинных зданий, так что их яхта словно приближалась к раскрытым створкам огромной раковины. Свет луны, будто сошедшей с холста Тьеполо, рассыпался по глади воды тысячами крошечных серебряных сабель, напоминая новым гостям о прошлом города, о знаменитом восточном торговом пути между Венецией и Константинополем, столетия тому назад решавшим судьбы богатейших купцов и дожей Безмятежной республики.
Тут и там на небе зажигались звезды. Их сияние сливалось с лунным, освещая во всех деталях строгие величественные часовни, византийские базилики, причудливые, богато украшенные дворцы пятнадцатого века в стиле поздней готики, здания эпохи Возрождения.
Дженни, стоя рядом с Браво, чувствовала, как напряжение наконец отпускает его. Теплый ветер с моря словно сорвал броню, которой он закрылся во время недавнего полета.
— Я чувствую себя так, словно вернулся домой — Голос Браво звучал необычно, словно тоже впитал в себя немного звездного света, что заставлял сиять волшебным светом, сливаясь воедино, море, небо и город. — Чувствуешь, Дженни? Все долгие столетия, год за годом, ждут здесь, под этой водой, условного часа, чтобы воскреснуть…
Он обернулся, встретив ее вопрошающий взгляд.
— Понимаешь? Венеция несколько веков была домом для ордена. Вполне логично, что сокровищница в конце концов оказалась здесь.
Яхта замедлила ход, выбравшись на мелководье. По сторонам канала стояли полосатые шесты, приветствуя прибывших в Венецию. Впереди плавно огибал здания Большой канал, идущий через весь город, — словно их манил к себе пальцем знаменитый распутник Казанова, один из самых прославленных жителей Венецианской республики.
Слева возвышалась величественная базилика Санта-Мария делла Салюте — Девы Марии Исцеляющей. Браво всегда казалось, что эта церковь как нельзя лучше подходит на роль символа Венеции с ее неповторимой и немного печальной красотой. Несравненная делла Салюте была заложена в 1622 году, когда пошла на убыль страшная эпидемия чумы, — или, как ее называли тогда, Черной Смерти, — в благодарность Деве Марии, которую молили о спасении жители опустошаемого страшной болезнью города.
Впрочем, на самом деле причина этой витающей над прекрасным городом извечной грусти крылась не в трагических событиях прошлого. Венеция с ее великолепными каналами и бесподобной архитектурой была заложена прямо на caranto — глине и песке морской лагуны, и ее красота невольно вызывала ощущение мимолетности, словно в любое мгновение город мог навсегда скрыться в волнах. И это было довольно близко к истине, особенно во время паводков, acqua alta,[28] когда воды лагуны, хлынув на город, заливали площади и первые этажи домов.
