Кто пришлет? Кого пришлют? Да ну их к черту! Наверно, пьяная компания передралась. Ладно, просят подвезти — подвезем. Мы люди не гордые. Правда, лицо Петра Устиныча показалось Хозяину знакомо. Но разве угадаешь, что вот так, запросто, с портрета в машину шагнули?
Красавец взревел и попер по проселку. Метров пятьсот проехали, и человек на переднем сиденье вежливо так предложил:
— Товарищ, может, потише поедем?
Удивился Хозяин:
— Да что вы! Скорость — пятьдесят км!
— Разве? — удивился человек на переднем сиденье и замолк надолго.
Вылезли на шоссе, и Красавец бойко почесал к Москве. На спидометре — семьдесят. Петр Устиныч глаза закрыл. Наверно, притомился. А пассажир сзади дрожащим голосом интересуется:
— Скажите, товарищ, вообще-то машина надежная?
Хозяин рад поболтать со случайным попутчиком.
— Вообще-то всегда домой добирался. Но всякое бывало. Колесо отлетало. Руль заклинивало. А однажды, когда вез знаменитую артистку, Марианну Вертинскую, — видели небось ее в кинофильме, — так...
И подробно стал Хозяин рассказывать, как с Вертинской по Москве путешествовали и как тормоза отказали. Слово за слово, но замечает Хозяин, что на шоссе нечто необычное происходит. Откуда ни возьмись выскочила милицейская «Волга» — полосатая «раковая шейка», с фонарем на крыше, и пошла впереди, по самой середине шоссе, встречные машины к обочине прижимает, вроде бы дорогу расчищает? А кому? Сзади две «Чайки» пристроились и защитного цвета бронетранспортер. Хозяин благоразумно решил их пропустить, тормознул. Но «Чайки» и бронетранспортер тоже приотстали, не хотят обгонять, в кильватере держатся.
Тем временем рассказ о путешествии с артисткой Вертинской подошел к моменту, когда инвалидная мотоколяска резвый темп навязала и еле-еле ручной тормоз выручил. И услышал Хозяин шепот сзади:
— Петр Устиныч! Рисковать своей жизнью вы не имеете права! Партия вам не простит.
И так как ответа не последовало, то голос сзади окреп:
— Товарищ водитель! Правь к обочине. Останавливай, да осторожно.
Ну кто этот задний пассажир Хозяину? Случайный попутчик! Но в голосе прозвучали такие нотки, что Хозяин стих, как кролик, и беспрекословно на тормоза!
Тут только открыл глаза Петр Устиныч, окинул окрест себя затуманенным взором и вымолвил со значением:
— Директора Запорожского автозавода гнать надо из партии...
И уже с другой, ленивой, снисходительной интонацией добавил:
— А вам, товарищ, счастливого пути. Звоните, если что...
Правда, телефона своего почему-то не оставил. Но крепко руку пожал.
Задний пассажир буркнул что-то нечленораздельное и бегом в кусты.
И опять Хозяин в недоумении. Видя, что рядом с Красавцем две «Чайки», две «Волги», бронетранспортер — всем им тоже приспичило, что ли? Всем в кусты надо?
Нажал на газ Хозяин. Подальше от веселой компании.
Однако через пять минут с диким свистом обогнала его эта колонна, чуть в кювет не сдунула. И скрылась за горизонтом.
Всю следующую неделю ломал Хозяин голову, кое-что стало проясняться. А потом остановил его на Садовом кольце гаишник. Разговор обыкновенный: «Почему на желтый проехали?» — «Я не проезжал!» — «Три рубля штрафа!» — «Да клянусь вам, зеленый был, товарищ инспектор!» — «Ах, спорите? Пойдете в воскресенье на лекцию!» — «Да не я один проскочил. Я держался за черной «Волгой». — «Волга» вам не указ! Ваши права! И явитесь на Подкопаевский для пересдачи!»
Впредь наука: не лайся с ГАИ. Отобрали права.
Инспектор справку заполнял: имя, фамилия, место работы, марка машины, номер...
Как до номера дошли, споткнулась бойкая ручка. Прищурился инспектор:
— Товарищ водитель, вы случайно в прошлое воскресенье на Истринском водохранилище не отдыхали?
Вопрос с подвохом. Значит, и там нарушил? Семь бед — один ответ, все равно — плакали права!
— Было, товарищ инспектор. Я человек честный. Правду говорю. А на желтый я не проезжал.
Хихикнул инспектор, но разом взял себя в руки. Приосанился. Голос официальный стал, а глаз — веселый.
— Катайтесь, товарищ водитель. Только скорость не превышайте. Говорят, в «Запорожце» без привычки не проедешь...
И справку тут же порвал. Водительские права вернул. Взял под козырек.
Сейчас, конечно, все твердят: почему Красавец делал так, а не так, и надо было, и ему бы следовало, и лучше, и тогда наверняка, и вообще — и прочую дребедень. Короче, никто не понимает, почему он был таким. А ответ ясен — характер.
Красавец был маленьким, на него всегда смотрели свысока, а он не желал этого. Он задирал, по возможности, нос и доказывал, всем доказывал, что он, Красавец, не такой уж маленький, и способен, ей-Богу, способен на многое. Он просто не мог жить в постоянном унижении!
Конечно, если бы Красавец смирился со своей участью и никогда бы не превышал сорока км в час, тогда, конечно, он бы благополучно дотащился до уважаемого возраста и законной пенсии. Ведь недаром портрет основателя соцреализма вещает с недосягаемых высот: «Рожденный ползать — летать не может». Кажется, точный марксистский закон, основанный на передовом материалистическом мировоззрении. А Красавец все время его нарушал! Не хотел Красавец ползать, он летал — и летели ошметки передового закона, и летели карданные болты, и летел Красавец по дорогам России, с выбоины на колдобину. (»Эх, подмосковные, дороги ровные...» Почему автора этой песни еще не настигла монтировка шофера?) В Крыму обставил всех ялтинских таксистов, за ночь проскочил от Мелитополя до Тулы, установил мировой рекорд скорости прохождения московских улиц в самый «пик» (от проспекта Вернадского до Выставки достижений народного хозяйства — 22 минуты!!) — эх, Красавец, Красавец, «такой маленький, такой хорошенький где сейчас твои ушки и глазки?
...Могильным холодом повеяло с булыжного шоссе у Игналинского озера. Бешеная гонка за литовской «Волгой», вертихвосткой с распущенными патлами, сто километров по булыжнику... Литовка зазывно смеялась и крутила «динамо», но у самой Игналины — сдалась, уступила. Ночь. Луна. Соловьи. Любовь.
А потом, когда «унялись волнения, страсти», вывесили Красавца на подъемнике Рижской станции техобслуживания. Тронул мастер колеса и закурил. Болтаются колеса! Подошел механик, полюбопытствовал и почесал затылок. Подошел слесарь, удостоверился и почесал себе место, откуда ноги растут. Подошел сварщик, охнул и почесал себе еще более интимное место.
Стояли и чесались. А что еще делать? Сработались у Красавца втулки переднего моста. Двенадцать капроновых втулок. Цена каждой ровно три копейки, но не достать этих втулок ни в Риге, ни в Таллинне ни за какие деньги. Нет этих втулок по всей Прибалтике, нет их ни в Ленинграде, ни в Белоруссии. Шагающие экскаваторы есть, трелевочные тракторы в наличии, самоходные комбайны имеются, даже танки класса «амфибия» с инфракрасными фарами — пожалуйста, пригоним хоть тысячу! Но вот втулок капроновых, трехкопеечных, на всей территории, на которой могут разместиться три Франции плюс один Люксембург, втулок — ни одной штуки! (Может, именно по этой причине Франция и Люксембург не спешат здесь размещаться?)
— Хозяин, — сказал мастер, — давай я тебя развеселю. Новый анекдот. Едет по шоссе «Запорожец» и подпрыгивает. Останавливает его милиционер, спрашивает у водителя, почему машина прыгает. А водитель, русский парень, отвечает: «Это я ик-каю!»...
— Хороший анекдот, — согласился Хозяин, — смешной.
— Какой же ты друг после этого? — возмутился приятель. — Обещал, что мы вместе вернемся на машине в Москву, а теперь отказываешься... Я вон даже варенья накупил, десять банок...
— Варенье возьму, — сказал Хозяин.
— Небось чувиху подцепил? — съехидничал приятель.
— Точно, — согласился Хозяин.
С утра пошел дождь. Зарядил тупо, монотонно, на целый день. Сразу после Риги застучало правое заднее колесо. Хозяин вылез, достал гаечный ключ «на двенадцать», лег под машину. На правом кардане отставали два болта. А где еще два? Отлетели? Но почему не входят запасные? Что за чертовщина? Позавчера проверял на станции техобслуживания: карданы были в порядке, все болты затянуты наглухо.
Сзади остановился «Запорожец». (Когда на обочине из-под «Запорожца» торчат ноги водителя, другие «Запорожцы» останавливаются без приглашения. Понятно без слов: сегодня я тебя выручу, завтра — ты меня.) Шофер лег в лужу рядом с Хозяином. Добровольный консультант изъяснялся несколько вычурно, но безапелляционно, в основном оперируя одним глаголом, смягченным нами для благозвучия:
— В общем, парень, хреново! Срезались головки болтов к... самой матери! Другие не вхренаришь. Надо дрелью расхреновывать эти хреновины, а дрель сегодня ни хрена не достанешь — воскресенье, хрен им в нос и в рот, даже не знаю где... Ты хренай, только очень хреноватенько, до Даугавпилса, там наверняка на автобусной станции дежурный хрен свой хрен хреновит. Дохреначишь — твое счастье, но не хрени, а то как перехренакнешься!.. Не говори, парень, все мучаются. Это не карданы, а сплошная хреня, на хреноватости хренящаяся! Отхреновывай двадцать км в час, иначе хреники захренарят, и колесо на хрен. И будешь горько плакать!
