на торговых путях, где из Старого Света в Новый движутся огромные плавучие города.
В этот момент прямо по курсу на неподвижной поверхности возник бурун.
Лейтенант сперва решил, что это кит, но бурун тут же вырос в стальной пень над гладкой поверхностью океана. Лейтенант видел такие в кронштадтской гавани — железные рыбы, обученные плавать под водой. «У них есть радио… Или там радиотелеграф, это ведь тоже сгодится», — успел подумать он.
Но в этот момент от железной рыбы отделилась пенная струя.
Радиостанция на подводной лодке действительно была — мощный «Телефункен», радиусом действия в сто сорок миль.
Но командир лодки старался им пользоваться пореже, соблюдая скрытность. Это бесило штабных связистов, но внезапно оказалось, что капитан угадал то, что не мог никто предвидеть.
Он будто предчувствовал, что русские поднимут сигнальную книгу с ушедшего на дно крейсера «Магдебург». Теперь и русские, и англичане свободно читали секретные радиограммы, а вот радиограмм с этой лодки не читал никто.
Их не было.
Но у капитана и без целеуказания был особый нюх — он появлялся именно там, где англичане пытались прорвать блокаду.
Будто сказочный волк, он потрошил беззащитных овец, ничуть не боясь их вооружённых пастухов.
Как-то раз он расстрелял как в тире целый конвой — четыре корабля. А потом снова растворился в холодном тумане Атлантики.
Начальство не любило его за излишнюю самостоятельность. Подчинённые, впрочем, подчинялись: как дети — отцу.
Даже в штабе его звали «Папаша Мартин». У капитана было много имён — Мартин Фридрих Густав Эмиль… Но у всех них было много имён — штурмана звали Райнер-Мария, лейтенанта-торпедиста — Георг Теодор Франц Артур, а врача — Готтфрид Фриц Иоганн.
Готтфрид был сыном лютеранского пастора, и оттого к обычному цинизму военного врача примешивался особый фатализм.
Во время подзарядки батарей они наблюдали грозовой фронт.
Райнер в очередной раз рассказал, как в прежней жизни он летал бомбить Лондон.
Райнер прежде летал на «цеппелинах», но по странному желанию и чьей-то протекции перевёлся на флот.
Тогда тоже была гроза, и Райнер вдруг увидел, что вся гондола озаряется тусклым голубым светом.
Раньше он никогда не видел такого: стволы пулемётов горели голубым пламенем, вокруг голов экипажа сияли нимбы, будто на иконах. Огни святого Эльма сияли повсюду, а «Цеппелин» шёл через чёрное облако, волоча за собой мерцающий хвост.
Когда Райнер решил уточнить координаты, то циркуль ударил его током. Разряды электричества кусали экипаж, как пчёлы, защищающие улей.
Но самое страшное было впереди — дирижабль шёл прямо на грозовое облако, и вот стена из молний поглотила его.
— Знаете, господин капитан, — задумчиво сказал Райнер, — если бы в ту минуту хоть один мотор отказал бы… Но вам понятно. Корпус стонал, я никогда не думал, что он может издавать такие звуки. Нас спасло чудо — ведь над головой у нас водород, и одна только вспышка…
Слушая его, капитан понял, отчего в голове у штурмана воздушная война мешается с войной на море.
Накануне они сидели за крохотным офицерским столом, и капитан меланхолично спросил:
— Райнер, скажите, милый, отчего вы пошли на флот? Это ведь ошибка романтиков — сидеть в стальном гробу, обоняя немытые тела экипажа. Вы же летали на «Цеппелине» — птица смерти, огонь с небес и всё такое.
Штурман пожал плечами. Он и сам думал об этом. Последнее время «цеппелины», бомбившие Лондон, шли над облаками, чтобы их не замечали английские прожектора.
Только один наблюдатель висел внизу на длинном тросе. Это было очень поэтично — он один, как ангел смерти, летел бы под облаком, откуда сыпались бомбы. Огненные цветы прорастали между домов — как в последние времена.
Но штурман, помолчав, сказал правду:
— Я хотел увидеть чудовищ.
— Чудовищ?
— Да. Среди волн, у полярных льдов живут древние боги. И главный из них — гигантский осьминог, которому чужды сострадание и любовь. Я хотел бы заглянуть ему в глаза.
— Боюсь, вам, Райнер, недолго бы пришлось смотреть в глаза такому существу.
— Наш век вообще недолог. Вспомните, как охотно нам дают прибавки к жалованию — они знают, что немногие вернутся. Нас выдают бурун от перископа и пузырьки воздуха от торпед. У нас в любой момент могут встать насосы, и вода останется в балластных цистернах навсегда. По сравнению со смертью в железном гробу, визит к божественному осьминогу — чистое счастье.
— Я бы на вашем месте, Райнер, всё-таки предпочёл бы «Цеппелины», — капитан встал и полез по узкому коридору в рубку.
И вот перед ними возникло судно, похожее на «Летучего голландца».
Изрядно потрёпанное, оно двигалось прямо на них.
Новый «Летучий голландец» шёл под парусом.
Капитан вжал лицо в гуттаперчевую маску перископа — и в этот момент ветер распахнул перед ним полосатый трёхцветный флаг.
— Это русские, — с удивлением выдохнул он.
На мостике стоял русский офицер в военной фуражке — папаша Мартин чётко видел его лицо сквозь цейссовское стекло. Он вспомнил, что те моряки, что успевали посмотреть в глаза капитану «Летучего Голландца», получали шанс на жизнь.
Нужно было выслать досмотровую группу, снять экипаж, прежде чем уничтожить судно — но за спиной папаши Мартина разворачивался британский флот. Большой королевский Флот шептал ему в ухо скороговорку смерти, будто судья зачитывал приговор.
Час или два — и армада придёт к нему. Так она пришла за U-29, и британский линкор, не сделав ни единого выстрела, подмял под себя лодку Веддингена, отправив на дно двадцать восемь небритых и ошалевших от недостатка воздуха моряков. Папаша Мартин знал, что Веддинген уже потопил четыре английских крейсера, но счёт по головам хорош для штабов.
Для временно живых счёт иной.
Папаша Мартин нарушил молчание:
— Готовить торпеды!
Две лампочки моргнули и загорелись ровным зелёным огнём.
— Подготовиться к пуску!
— Носовые аппараты готовы к пуску, господин капитан.
Лейтенант откинул колпачок, закрывающий кнопку выстрела первой торпеды, и положил на неё палец. Время было вязким, как техническое масло, но ждать знамения было нечего. Рука с жертвенным ножом была занесена над агнцем, но Бог не появился. Через минуту лодка выплюнула стальной цилиндр диаметром в полметра. И через тридцать секунд в пятистах метрах перед лодкой встал фонтан воды и обломков.
— Вторая не понадобится, — сказал рядом штурман.
Папаша Мартин заложил циркуляцию: лодка кружила вокруг добычи, будто волк вокруг раненого зверя.
Однако всё было понятно и так.
Никто не выплыл — на воде болталось лишь несколько досок.
Ночью они всплыли для подзарядки аккумуляторов. В отсеках уже слышался едкий запах хлора, и
