Фок остановил коня, и спешился у фанзы, отведенной под штаб — ординарец придержал мерина под уздцы. Спешился и Генгросс, и последовал за начальником сухопутной обороны Квантуна. В пути они обменялись мнениями, и можно сказать, что разговор состоялся небезынтересный. В сумраке комнаты оба напились холодного чая — майская жара стояла пятый день, было несколько десятков случаев солнечных ударов. Войска зверски устали на марше, а ведь с утра пораньше им идти в бой.
— Так вот, — Фок перед тем как сесть на доставленный обозной повозкой стул, предложил расположиться удобнее генералу, а сам раскрыл пачку папирос, которую позаимствовал в салоне наместника. Закурил — первая затяжка за долгий день привела его в небольшую расслабленность — все же тело пожилое, и за день сильно вымоталось.
— Сплошные плюсы выходят — управление станет более эффективным, дивизия, за счет уменьшения личного состава гораздо подвижней. А четвертые полки вливаются пополнением — два полка, каждый в свою бригаду, вот и две дивизии вместо одной. У нас девять сибирских дивизий — станет двенадцать — сплошная выгода, на четверть больше соединений. И по мощи отнюдь не слабые — мы их для начала пулеметами и «картечницами Шметилло» обеспечим, благо сами в Дальнем лафеты делаем для трофейных «манлихеров». По шесть митральез на каждый батальон, и по три пулемета на полк.
— Вы нам их показали — не думал, что столь простое средство можно из китайских винтовок соорудить.
— На сто команд хватит — на каждую три десятка винтовок уходит, изготовили уже почти семь десятков «пулеметов», нынче и опробуем в бою, — недовольным голосом произнес Фок.
— Но лучше нормальные пулеметы иметь, с «максима» пользы намного больше, чем от всех шести «картечниц». Но, за неимением гербовой, будем писать на простой бумаге. А вам в каждый полк дивизии я передам по команде картечниц. Придам и два взвода — в первом пара пулеметов, во втором две морских скорострельных пушки. Дополнительно усилим, можно и так сказать, за потерю полка определенная компенсация будет.
Гернгросс помрачнел — передав 4-й полк на подкрепление бригады генерала Зыкова из 9-й дивизии, он надеялся на его возвращение обратно. А тут, как выяснилось, дело с концами, как в поговорке — что упало, то пропало. И что самое скверное — ничего в ответ не скажешь — командующий имеет право выдергивать полки из состава дивизий. Но чтобы такая импровизация стала фактической и постоянной — в то не верилось.
— Да не расстраивайтесь вы, Александр Алексеевич. Не в полку дело по большому счету. Моя дивизия также «раздвоена» — 2-я бригада получила 5-й полк, а 1-ю принял генерал Горбатовский со своим 28-м полком в нее переведенный из 7-й дивизии. Сейчас она пока именуется 1-й сводной Восточно-Сибирской стрелковой, а станет 11-й, помяните мои слова потом. Зато было две дивизии и приданный полк, а стало три дивизии. Так что усиление в полтора раза при той же численности вышло. Я не смеюсь, наоборот. Вы уже заметили, что часть наших стрелков с «арисаками»?
— Да, видел на марше роту. Пешая охотничья команда, судя по всему, уж больно стрелки ловкие?
— Она и есть, только численность удвоили, по опыту боев в Бицзыво. Так что была пешая охотничья команда, а стала полнокровная егерская рота, как сто лет назад легкую пехоту именовали. Все три усиленных роты в батальон свели. Добавили дивизион из трех конно-охотничьих командам — тех конными егерями пока именуем, а там с названием в министерстве определяться будут. Но «охотников» нужно переименовывать, возвращать обратно «егерей» — как раз по ним такие действия.
Фок остановился, поднял на Генгросса уставшие глаза. Тот слушал с интересом, который не пытался скрывать.
— Батальон с дивизионом свели в отряд, усилили батареей из четырех десантных пушек, которые флот передал. А еще при каждом отряде пулеметная команда с полудюжиной японских «гочкисов», да взвод сапер, и две сотни китайских кули — носильщиков. Так что завтра егерей и проверим в бою — два таких отряда в обход пойдут, и попробуют в тыл японцам выйти, перехватив дороги. Вы со своей дивизией одну японскую бригаду боем свяжите, генерал Кондратенко другую, а дивизия генерала Горбатовского открытый фланг обхватит. Там у японцев только конные разъезды и пара пехотных рот в прикрытии стоят — фронт ведь растянут.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Мне атаковать, когда обходящая колонна в тыл выйдет?!
— Так точно, именно в тот момент, не раньше. И преследовать японцев энергично — у нас три дивизии, у них одна, а потому столь удобный момент упускать нельзя. Вряд ли Оку ожидает, что от Артура сразу две дивизии подошли, а завтра и третья прибудет…
— Вы решились вывести все полевые войска из крепости?!
— А нет иного варианта — бить так бить, и крепко ударить, всеми силами. Резервы в таких случаях копить и придерживать нельзя. Недаром великий Суворов говорил — идешь в бой, снимай коммуникацию!
Фок остановился, тяжело вздохнул — морщины на лице явственно прорезались. Возраст все же брал свое. Но голос был твердым:
— С вашей дивизией у нас четыре будет послезавтра — даже если японцы резервы перебросят, то перевес в силах изрядный. Учтите — там самое слабое звено — 5-я дивизия противника понесла большие потери при высадке в Бицзыво, и в ее полках фактически по два батальона, причем неполных. Потому Оку загнал ее на свой левый фланг, для демонстрации, и оттянуть наши силы. А потому вряд ли ожидает, что мы здесь нанесем главный удар квантунскими дивизиями. Восемь батальонов против сорока, с учетом наших егерей — самураи не выстоят, если действовать решительно, и навязать им бой, — голос Фок стал резким, даже жестким.
— Главное разнести фланг вдребезги, выйти в тыл — Штакельберг со своими тремя дивизиями наковальня, мы молот. Японцы, думаю, введут в бой резервы, но не полками, а батальонами. Таких сомнем с хода, и одну дивизию с конницей сразу брошу на Дагушань — от нас до него сто верст. Нужно успеть, упредить японцев до высадки подкреплений — их транспорты отошли от корейских берегов…
Глава 43
— Совсем обнаглели, и ничего не боятся, — контр-адмирал Матусевич посмотрел на «европейский» город, посередине которого в небо взметнулся и вспух чудовищным «грибом» разрыв снаряда.
Японские крейсера обстреливали Дальний со стороны бухты Лахутань, причем по чудовищно сильным взрывам было ясно, кто столь нагло припожаловал «незваным гостем». Только три однотрубных крейсера японского флота имели на вооружении чудовищную пушку калибром 320 мм, которая, при всех своих достоинствах, имела один маленький недостаток — была практически бесполезна в морском бою.
Десять лет тому назад в сражениях с китайскими кораблями, даже сходясь с ними на самую близкую дистанцию боя, японцы так ни разу и не попали в противника четырехсот килограммовым снарядом, хотя истратили добрую пару сотен. Попросту выбросили их в море, глуша рыбу!
И вот, наконец, для главного калибра нашлась самая подходящая цель — совершенно неподвижный, потому что города всегда стоят на месте, прикованные своими зданиями к земле, и огромный, что практически исключало промах, русский город, сейчас окутанный липким страхом. Можно только представить, какой ужас сейчас овладел умами и душами горожан — со стороны моря, которое было далеко, через хребты сопок, летели и взрывались самые крупные в японском флоте снаряды. Ведь таких монструозных пушек не было ни на одном броненосце Того.
— Николай Оттович, справа минное заграждение — надо его пройти, потом добавить ход, — Матусевич обратился к командиру «Севастополя» капитану 1-го ранга Эссену.
— Прошу простить, ваше превосходительство, но я знаю, что надлежит делать, и не сомневаюсь в своей команде, — несколько смягчив ответ, произнес Эссен, и, посмотрев на его китель, Николай Александрович почувствовал острый укол зависти. Да, он произведен в чин контр-адмирала за боевые отличия, получил «золотое оружие», которым также награжден Эссен. Но вот за бой у Дальнего тот награжден Георгием 4-го класса, и сегодня о том получена телеграмма из Петербурга.
