Однажды темной ночью, гораздо позднее, когда они уже были женаты, а Лондо уже стал императором, Шеридан поведал ей большую часть того, что тогда пережил. Но он не вдавался в детали. Теперь она понимала, почему. Как мог он сказать ей о том, что их заманят в ловушку и посадят в центаврианскую тюрьму, в которой их, вне всякого сомнения, ждала гибель?
Пораженная, она прошептала:
— Во имя Валена… так это правда, да? Я вижу это по твоим глазам. Ты говорил мне давным-давно, что видел этот момент раньше. Но до сих пор я не верила этому… — Она была ошеломлена. Ей так много хотелось ему сказать. Так много всего… и мысли запрыгали под впечатлением от представившейся возможности. Одно неверное слово, и вся эта реальность могла измениться.
Больше двадцати лет назад в ее руках находилась судьба всего человечества. Держа на руках тело своего любимого наставника, окруженная обломками от взрыва, она была той, кто выкрикнула, обезумев от боли:
«Животные! Нет им пощады!» И так началась война Земли с Минбаром. По ее вине.
Из-за нее.
Теперь судьбы миллионов снова зависели от того, что она пожелает.
Ей хотелось закричать: «Не летай на За'ха'дум!» Он бы не понял, о чем она говорила. «Ты погибнешь там! Ты вернешься, но другим, и твоя жизнь будет такой короткой!»
Но она остановила себя, зная, что не посмеет сказать такое.
— О, Джон… у тебя еще так много впереди, так много перемен, так много боли и печали… — Она покачала головой, все еще не в силах поверить. — Я смотрю в твои глаза и вижу чистоту, исчезнувшую так давно. Но тогда получается… ты не знаешь, что случилось, да?
Как человек, пытающийся понять пьесу, на которую попал в середине действия, Шеридан сказал:
— Со слов Лондо я понял, что мы победили в войне… Но победа была неполной.
Она покачала головой.
— Войну никогда нельзя выиграть полностью. Впереди всегда новые битвы с тьмой. Только имена меняются.
Она увидела, что на его лице промелькнула тень отчаяния. Она не могла допустить, чтобы он вернулся, думая, что все их усилия были тщетными.
— Мы достигли всего, к чему стремились… Созданное нами просуществует тысячу лет… — сказала она гордо. — Но цена, Джон, ужасная, ужасная цена…
«Не летай на За'ха'дум!»
Она прикусила язык, сдерживая эти слова.
— Не думала, что снова увижу тебя перед смертью.
В коридоре раздались шаги. Он прижал ее к себе и сказал с необычайной настойчивостью, став похожим на того человека, которым станет впоследствии.
— Деленн… может, есть что-нибудь, что я могу сделать, чтобы это предотвратить? Еще есть шанс…
— Нет, — решительно сказала она. — Нет. Будущее можно изменить, лишь сдавшись Теням, но это слишком высокая цена.
Дверь открылась. Она знала, что настал их час. Знала, что их сейчас поведут на казнь.
— Но у нас есть сын… — сказал Шеридан. В его голосе прозвучало удивление.
— Да. Дэвид…
— Выходите! — рявкнул гвардеец. — Живо!
Она прижалась к нему, а потом они повернулись к свету и вышли в коридор.
Шеридан крепче обнял ее… …и вздрогнул.
— Джон? — произнесла она, а потом повторила, встревожившись еще сильнее: — Джон!
Он упал, и в этот миг другой гвардеец — видимо, более высокого ранга, — вошел в коридор и произнес:
— Новый приказ. Император сказал: подождать еще час!
— Почему — час?
— Кто знает?
Раздалось невнятное бормотание, Деленн смогла расслышать только слова: «сумасшедший старик». Но в тот момент ее беспокоил только ее упавший муж.
— Пожалуйста… ему нужна помощь, — сказала она.
— Зачем? Все равно, так или иначе, вы оба умрете, — заметил один гвардеец, но все же они помогли Деленн и Шеридану вернуться в камеру.
И тут Шеридан внезапно вскрикнул:
— Нет!
Его дикий взгляд привел их в замешательство. На мгновение ей показалось, что она действительно увидела вокруг него какое-то сияние. Она сразу поняла, что случилось: это была какая-то временная вспышка. Шеридан из прошлого и Шеридан из настоящего каким-то образом столкнулись. Они боролись за обладание одним и тем же телом.
И это сражение почти завершилось.
Колени Шеридана подогнулись, и он упал на пол камеры. Деленн немедленно склонилась над ним, потянувшись к нему, но он уже приходил в себя.
— Джон… все будет в порядке… клянусь тебе, что все будет хорошо, — шептала она снова и снова. За ними захлопнулась дверь камеры, и судьба дала им короткую отсрочку. И, пока она постоянно заверяла его в том, что все будет хорошо, она отстранено подумала:
«Кто сказал, что минбарцы никогда не лгут?»
Из дневников Лондо Моллари
Датировано (по земному календарю, приблизительно) 2 января 2278 года; заключительная запись.
Историкам на заметку: это — единственная запись в дневниках императора, которая не похожа на его обычные хроники. Она представляет собой комбинацию письменных записей, которые он делал, диктуя историю Вавилона 5, и аудиозаписей, которые были тайно сделаны самим императором в то же самое время. Они показывают, что чувствуя приближение смертного часа, он старался оставить после себя как можно более подробный отчет. Вполне в духе Лондо Моллари, который, по забавному стечению обстоятельств, мечтал об этом моменте большую часть сознательной жизни, так что, вероятно, он считал этот момент ключевым. Мы, представители Центаврианского Исторического Института, полагаем, что эти записи точно передают настроение императора. Они были одобрены императором Виром Котто для включения в исторические записи, и нам хотелось бы верить, что Лондо Моллари тоже счел бы их достоверными.
Я взглянул на леди Сенну и тихим голосом, голосом, который можно было бы назвать чарующим, если бы он принадлежал молодому и красивому мужчине, сказал:
— Моя дорогая леди… мне бы хотелось прогуляться с вами где-нибудь по берегу… хотя бы пять минут.
Я почувствовал, что на моих глазах вот-вот выступят слезы, и попытался это скрыть. Это было самое большое сражение в моей жизни.
— Как странно… зайти так далеко, и хотеть так мало.
Я отвернулся от нее, поскольку не знал, как долго мне удастся сдерживать слезы. Милая, славная женщина. Двое прелестных детей. Они могли бы быть моими детьми. Они — это жизнь, но я отвернулся от этой жизни… от жизни счастливого человека.
— Дети, — мой голос был низким и хриплым. — Вы будете помнить эту историю? Вы запомните меня?
— На всю жизнь, Ваше Величество, — благоговейно произнес Люк.
Я кивнул. Этого было достаточно.
— Тогда ступайте.
Но Люк явно не желал уходить.
— А что случилось с Шериданом и Деленн? — спросил он. — Чем закончилась эта история?
— Шеридан, — медленно сказал я, — стал президентом великого Альянса.
Деленн всегда была рядом с ним. А история… еще не закончилась. История никогда не кончается. Теперь идите.
Сенна взяла детей за руки и повела из комнаты. Тут девочка, Лисса, остановилась и спросила:
— И потом они жили счастливо?
— Лисса! — сказала удивленная Сенна.
— Они потом жили счастливо? — настойчиво повторила она.
— Это… еще предстоит узнать, — сказал я, спустя некоторое время.
Когда Сенна вывела их из комнаты… я вспомнил ее. На краткий миг я вспомнил, кто такая Сенна… но потом это снова исчезло.
Как и она.
Я воспользовался подслушивающим устройством, чтобы понаблюдать за драмой воссоединения Деленн и Шеридана в их камере. Это было весьма трогательно.
Но еще не все было готово. Еще не все было на своих местах. Все нужно сделать так, как положено.
Я взял колокольчик и позвонил. Мгновение спустя, появился гвардеец, и я сказал ему:
— Мне нужна еще бутылка. Мне понадобится еще несколько бутылок. После этого подожди час… и приведи сюда заключенных.
Он кивнул и оставил меня в одиночестве… я уже успел привыкнуть к этому состоянию. Иногда мне кажется, что я всю свою жизнь был одинок.
На дне бутылки еще что-то осталось, и я вылил содержимое в бокал. Поднял его и сказал:
— За будущее… мои старые друзья.
И залпом осушил бокал.
Я услышал шаги и узнал эту походку. Как я мог не узнать ее? После стольких лет, не узнать ее было невозможно. Я поднял глаза, и там стоял он, держа на подносе несколько бутылок. Я поманил его пальцем и сказал:
— Иди сюда.
Вир приблизился ко мне. Он, очевидно, столкнулся с гвардейцем, который возвращался с выпивкой, и решил доставить ее лично. Отдал ли гвардеец эти бутылки добровольно, я не знал… но в данный момент это меня не беспокоило.