«Что?» Он вздохнул. Она поняла, спросила: «Сколько мне осталось?» Он успокаивающе-фальшиво что-то залепетал. Она спросила: «Но хоть три месяца у меня есть?» «Да, — сказал он, — три месяца у вас есть».
Он ничем не рисковал. Нигде ничего не написал. И даже ничего не сказал. Он не интересовался, зачем мужу больной Троицкой нужна его ложь. Взял тысячу долларов, и все. Он соучастник, но я никогда не смогу этого доказать. Однако я не я буду, но этот хренов эскулап получит свое. Василек мне поможет. Кстати, он здесь и передает тебе привет.
* * *
Ну вот и все. Теперь я сделаю то, что должна сделать. И у Миши останется всего один шанс. Но я его ему оставлю.
* * *
— Костенька, я хочу побыть с тобой вдвоем.
— Я тоже.
— Нет. Ты не понял. Я хочу побыть с тобой вдвоем, как раньше. Чтобы в квартире больше никого. Ты и я. Отправь Юру.
— Это неразумно.
— Конечно, нет. Но я устала быть разумной. Отправь Юру.
— Хорошо. Попрошу Олега держать пару ребят в радиофицированной машине у подъезда.
— Я люблю тебя.
— Я тебя тоже. До встречи.
Юра нахально слушал разговор, стоя за моей спиной.
— Ты сегодня вечером свободен. И ночью.
— Я бы предпочел остаться дома.
— Сожалею. Но придется уйти.
Он независимо вскинул голову, четко повернулся через левое плечо и, покачивая широченными плечами, удалился.
Ну разбаловала я парня!
* * *
Теплая душистая пена ласкала тело, а синие Костины глаза душу. Я протянула ему губку:
— Потрешь жене спинку?
Он улыбнулся и окунул губку в ванну. Его руки были нежными и знакомыми, их прикосновения разливались теплом внутри меня.
— Леночка, Лена, — приговаривал Костя севшим от сдерживаемого желания голосом. — Горяченькая, голенькая, чистенькая…
Его губы скользнули по моей щеке, шее, плечу. Я сдула пену с его лица, поцеловала полуоткрытый смеющийся рот.
— Какого черта! — внезапно разгневался мой муж. — Ты там и вся в пене, а я здесь и в халате.
Почему нам поставили такую маленькую ванну? Ведь можно купить любую, хоть десять квадратных метров, хоть двадцать…
— Конечно, — с подъемом поддержала я, — и устраивать групповые заплывы.
— Групповые? — неприятно поразился муж. — Откуда эти извращенные фантазии?
Он гневно уставился на меня. Я покаянно повесила голову. И Костя постановил:
— Ничего группового. Парные заплывы. Только ты и я.
— Дивно. Но пока ты не можешь прийти ко мне, я приду к тебе. Иди, все приготовь и жди меня.
Я взяла в руки душ. Костя, нажав на мое плечо, немного притопил меня. В отместку я, ударив ладонью по воде, направила в его сторону веер брызг. Муж отпрыгнул к двери, закрываясь от брызг ладонью, подмигнул мне и исчез.
Это была самая лучшая моя ночная рубашка: прозрачная бледно-сиреневая с белыми кружевами. Она приятно струилась по телу до самого пола. Я ужасно понравилась себе в этой рубашке, с распущенными по плечам волосами и с удовольствием постояла перед зеркалом.
Выйдя из ванной, я постояла, ориентируясь в квартире. И обнаружила, что гостей ждали не в гостиной.
Из-за гостеприимно распахнутой двери спальни лилась тихая музыка и приглушенный свет.
Костя, в пижамных брюках, с обнаженным мускулистым торсом и босиком, что-то поправлял на туалетном столике. Именно там он сервировал свое угощение: бутылка шампанского в серебряном ведерке, ваза с моим любимым виноградом, коробка конфет.
В полумраке комнаты Костя казался совсем юным, и меня охватила странная робость. А скрипки пели нежно и печально. И все, что происходило, было нежным и печальным.
Костя протянул мне бокал и притронулся к нему своим. Раздался мелодичный звон. Я отпила глоток.
Костя обнял меня. Его горячая грудь прижалась к моей.
Я танцевала, закрыв глаза, подчиняясь сильным рукам мужчины и ненавязчивому ритму музыки.
Легко кружилась голова. Костя целовал меня. Его губы были сухими и легкими. Мои ладони скользили по его плечам.
А скрипки все пели и пели, жалуясь на то, что не сбылось, а обещало быть таким прекрасным.
Что-то мешало отдаться сладкой грусти. Мне удалось сохранить романтически-торжественный вид, когда Костя шагнул ко мне с бокалом шампанского.
Пижамные брюки были не единственной его одежкой, на его стройной обнаженной шее лихо топорщилась бабочка. Край галстука царапнул мою щеку, я не удержалась от смеха и отвела голову, чтобы видеть лицо мужа.
Лицо было торжественным и лукавым, именно таким, какое должно быть у человека с голым брюхом и галстуком-бабочкой.
— Что явилось причиной столь сугубой элегантности?
— Что у тебя за сленг?
— Так говорит продвинутая молодежь.
— Правда? Где ты с ней разговариваешь?
— Я читаю периодику.
— Брось. А кстати, куда эта молодежь продвинулась?
— Не знаю. В будущее. Или нет? Чего ты мне голову морочишь? Зачем галстук-то нацепил?
— Василий Иваныч так делал.
— Какой Василий Иваныч?
— Чапаев.
— Анекдот? Расскажи.
— Лето. Жара. Вечер. Петька встречает Василия Иваныча. Тот идет по улице в трусах и галстуке, «Ты куда, Василий Иваныч?» — «В клуб на танцы». — «А чего без штанов?» — «А на фига в такую жару? Баб-то все равно не будет». — «А галстук-то зачем?» — «Ну вдруг придут».
Я счастливо смеялась, обхватив руками шею мужа, а он крепко сжимал мою талию и Кружил меня под тихую музыку скрипок. —.. ;., А потом мы лежали в постели. Я почти забыла обо всем, кроме человека, который был рядом. Мой мужчина, мой муж, единственный, любимый… Часы показывали, что мне пора. Костя не мог угомониться. Его губы и руки оставались жадными и не хотели отпустить меня. Я мечтала: пусть так будет всегда.
Но не сегодня.
— Принесу еще шампанского.
Я встала, обвязалась простыней и под растроганным взглядом мужа вышла на кухню.
Когда я вернулась, в каждой руке у меня было по бокалу. Один я поднесла к своим губам, другой протянула мужу. Прежде чем выпить, он обнял меня и усадил рядом. Выпив шампанское залпом, он снова приник к моим губам. Я ответила на поцелуй, желая, чтобы он никогда не кончился. Стрелки на часах торопили меня.
Наконец снотворное подействовало, и Костя уснул.
Сон настиг его внезапно. Он лежал на спине, откинувшись на подушки, с легкой улыбкой на четко очерченных губах и с завитком черных волос на высоком лбу.
Я поцеловала его в висок, щеку. Не удержалась и коснулась губами теплых губ.
* * *
В кабинете я надела заранее приготовленную одежду, взяла уложенную спортивную сумку и, неслышно ступая туфлями на резиновой подошве, покинула квартиру.
Для бегства я выбрала уже опробованный путь через квартиру художника. Но на этот раз мне предстояло воспользоваться не только его квартирой, но и его машиной.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
