– Я не глашатай тех, кто жаждет подобных перемен, – ответил Никодим, – но я знаю, как и многие мои собратья, присутствующие здесь, что в Израиле подспудно зреет недовольство. Иисус вполне мог бы стать вождем грядущего восстания. И тогда самые ученые высказывания на священную тему не помогут восстановить порядок.
– Все это домыслы, – отмахнулся Левий бен Финехая.
– Нет, – возразил Вифира. – Действительно, в стране растет недовольство. Ведь мы не осмелились арестовать Иисуса, когда он разгонял базарных торговцев, из страха, что вспыхнет восстание.
– Мы не хотели, что в ограде Храма возникли беспорядки, вот и все, – возразил Годолия.
– Вы не хотели бунта, в ограде ли Храма или в ином месте, вот и все, – настаивал Никодим.
– Ты говорил о будущем восстании, – вмешался Анна, обращаясь к Никодиму, – но ты знаешь, что в сложившейся обстановке оно закончится кровавой бойней.
– Его святейшество прав, – заговорил Никодим слегка насмешливым тоном, – но если бы все разделяли это мнение, одно восстание положило бы конец всем восстаниям и всем замыслам поднять восстание.
– Что ты хочешь этим сказать? – спросил Анна.
– Что, похоже, в римском владычестве далеко не все разочаровались, – ответил Никодим.
– Значит, в Израиле много безумцев, – заметил Анна.
– В Израиле много отчаявшихся, – возразил Никодим.
Вифира покачал головой.
– И отчаявшиеся пойдут за Иисусом? – спросил Ездра.
– За ним или за кем-либо другим, – сказал Никодим.
– Что же ты предлагаешь? – спросил Анна у Никодима.
– Мы должны трезво оценить сложившуюся ситуацию, – ответил Никодим.
– Это дело римлян, – сказал Анна. – Мы держим в своих руках власть религиозную. Мы можем лишь решить, Мессия или нет этот Иисус и нарушает он Закон или нет.
– Иосиф поступил весьма осмотрительно, созвав нас, – заметил Вифира.
– Так нарушает этот Иисус Закон или нет? – спросил Ездра.
– Нет, насколько нам известно, – откликнулся Годолия.
– А все эти слухи, будто бы он Мессия?
– Нам ни разу не донесли, что он называет себя Мессией. Напротив, он, похоже, недоволен, что его считают таковым. Эту басню сочинил один бывший ессей, Иоканаан. Его бросили в тюрьму, но слухи по-прежнему ходят.
– Кто их распространяет? – спросил Вифира.
– Народ, вне всякого сомнения, подстрекаемый учениками Иисуса, – ответил Годолия.
– Ну что же, пусть охрана Храма арестует их. Это в нашей власти! Годолия пожал плечами, и Вифира улыбнулся.
– Не думаю, что мы поступим мудро, – сказал Анна. – В тот же час, как мы арестуем одного из учеников, это движение приобретет новый размах. И какой приговор мы сможем вынести этому человеку? Разумеется, не смертный. Мы даже не сможем заточить его в тюрьму, поскольку мы не можем вынести приговор человеку за то, что он верит в Мессию, и даже за то, что он верит, будто бы Иисус – Мессия.
– В таком случае надо было бы заточить в тюрьму всех докторов Закона, – сказал Иосиф Аримафейский.
– Так или иначе, у нас даже нет власти вынести кому-либо смертный приговор, по крайней мере без согласия римлян, – заметил Вифира.
– У нас есть такая власть! – возразил Ездра.
– Это фикция! – воскликнул Вифира. – И мы должны отдавать себе в этом отчет.
– Значит, только благодаря инициативе Иосифа Аримафейского мы были поставлены в известность о сложившейся ситуации, которую можно охарактеризовать несколькими словами: мы отданы на милость возмутителя спокойствия из Галилеи! – сказал Ездра.
Анна заерзал на скамье, словно тщетно пытался найти более удобное положение.
– Я был бы счастлив, если бы вы правильно понимали создавшуюся ситуацию, – заговорил он, обмахиваясь веером. – Прежде чем объявить наше собрание закрытым, я выскажу свое мнение по этому поводу. Так вот, я отвергаю возможность того, что на Иисуса снизошла шехина и что он Мессия. На самом деле он враг. Должны ли мы голосовать по этому пункту?
– Это заседание неофициальное, – сказал Годолия. – Невозможно немедленно созвать секретарей.
– Мы не можем голосовать по вопросу, в котором не разобрались, – напомнил Вифира. – Даже несмотря на мнение первосвященника. К тому же у нас ведь нет донесения охраны. Синедрион не может голосовать при погашенных свечах.
– Так или иначе, – сказал Годолия, – Вифира объяснил нам, что появление Иисуса не соответствует условиям появления Мессии, по крайней мере не согласуется с утверждениями пророков.
– Однако я не сказал, что у Господа не может быть потаенных замыслов, – заметил Вифира.
– Вопрос Иосифа по-прежнему остается без ответа. Мы не знаем, снизошла или нет на этого человека шехина и является он Мессией или нет. Но он мог бы быть Мессией.
– Мог ли он быть Мессией Израиля и не быть Мессией Аарона и наоборот? – спросил у Вифиры Иосиф Аримафейский.
– Это возможно, но маловероятно.
– А если бы он был таковым? – с неожиданным раздражением заговорил Анна. – Что тогда мы должны были бы делать? Прошу вас, подумайте о последствиях: мне придется идти к Иисусу и передавать ему верховную власть над Храмом и всеми религиозными учреждениями страны. Неужели вы думаете, что Ирод и Понтий Пилат будут бесстрастно наблюдать за этой неслыханной передачей власти? Неужели в Риме настолько глупы, что, получив донесения, не поймут, что все это приведет к объединению пяти провинций под властью иудеев и лишению этнархов, тетрархов проконсулов и прочих власти, делегированной им императором? Неужели вы думаете, что найдется хотя бы один подросток, не понимающий, что это означает конец правления Рима? И неужели никто из вас не понимает, что это будет равносильно объявлению войны и все, что осталось у нас от иудейского наследия, за несколько дней будет уничтожено римскими легионерами? Не считаете же вы, что я в припадке безумия передам свой престол Иисусу и тем самым объявлю о конце Израиля? Неужели это предлагаете вы, столь умудренные опытом люди? Отвечайте!
Анна стал пунцовым, но он больше не обмахивался веером. Мужчины в расцвете лет и убеленные сединой старики, образованные, влиятельные, скептически настроенные, союзники и враги Анны были охвачены страхом. Значит, Анна уже давно обдумывал ситуацию, возникшую в результате действий Иисуса, и ясно понимал, к чему это может привести. Даже те, кто ненавидел первосвященника, преклонялись перед его проницательным умом. Анна, несомненно, был достоин занимать пост первосвященника, главенствующего в Синедрионе и Храме, и определять судьбы своего народа.
– Ваше святейшество прав, – сказал Никодим, – совершенно прав, но…
– Что но?
– Я не могу не думать о том, что рано или поздно вспыхнет конфликт.
Иосиф Аримафейский удрученно посмотрел на Никодима.
Вифира поправил складки своего платья.
Ездра несколько раз провел рукой по голове.
– Ты встречался с этим человеком, Никодим. Да, я знаю, ты с ним встречался. Сейчас не время для упреков или порицании. Какое у тебя сложилось о нем мнение?
– Я не знаю, снизошла ли на него шехина и Мессия ли он, – задумчиво произнес Никодим. – Все, что я могу сказать, так это то, что он обладает некой властью. И я должен официально заявить, что, кто бы из вас что ни думал, он не хочет становиться главой Синедриона. Он не хочет занимать твой престол. Он даже этому противится. Он хочет изменить… все!
– Что значит – все? – спросил Анна.
– Как мне представляется, хотя, возможно, я его неправильно понял, он хочет изменить людей изнутри. Однако я не могу говорить от его имени. Будет лучше, если вы сами его расспросите о том, чего он хочет. Но вот в чем я уверен: его желание настолько сильное, что в тот день, когда он натолкнется на стену, оно придаст ему силу десяти тысяч таранов!
– Давайте предложим ему должность в Храме, – заговорил Иоасар, доктор, который до сих пор хранил молчание. – Например, пусть он отвечает за переустройство базара.
– Да, конечно! Давайте пустим лисицу в курятник! – насмешливо откликнулся Годолия.
– Он никогда не согласится занять должность в Храме, – сказал Никодим.
– Это неизбежно, – прошептал Анна, но все услышали его слова. – Нам следует как можно быстрее избавиться от него. Если мы этого не сделаем, нас ждут серьезные неприятности.
Иосиф Аримафейский вздрогнул.
– Подразумеваешь ли ты под этим, что его следует убить? – спросил он.
– Нет. Мы должны устроить над ним публичный суд и уничтожить его власть. Мы должны арестовать его и судить.
– Есть вероятность того, что, когда мы соберемся на судебное заседание, мы не сможем прийти к единому мнению, – спокойно сказал Левий бен Финехая.
– Здесь достаточно ответственных людей, которые понимают, что надо делать, чтобы спасти Израиль, – заявил Анна.
После этих слов первосвященник резко встал. Его сухой силуэт возвышался над членами Синедриона, сидевшими на помосте.
