– Хм… Выходит, это жрецы Единого не знают, кто такой Единый?
– Отнюдь, – покачала головой Джиа. – Увы, но само желание разделить Единое на части также заложено в Единую гармонию мира. Любой душе для ее развития необходимы сомнение и боль. Вот я знаю Закон, могу умничать и рассуждать о нем сколько вздумается. Но от этого однажды моя боль не станет менее острой…
– Это знание истинного Закона дает вам право убивать людей? – с горечью спросил мужчина.
– Это тоже часть гармонии, – пожала плечами Джиа. – Мы убиваем людей – нас убивают мстители. Нечисть убивает людей – ты убиваешь нечисть. – Она вдруг замолчала, остановилась и как-то странно посмотрела на ведьмака. – А вот на чью сторону встанешь ты, если мы будем вместе?
Летодор опустил голову, зачем-то рассматривая мозоли на своих руках.
– Джиа, а ты намерена всю жизнь убивать живых существ? – глухо спросил он. – Ты ведь женщина: женщины дают жизнь, а не отнимают ее. По Закону. Убивать должны мужчины. Это грубое и грязное занятие…
– Женщина. – Джиа недобро усмехнулась. – Знаешь, женщине, матери, самке приходится убивать, когда… мужчины начинают убивать детей. – Она вздохнула, будто пытаясь выдохнуть, освободиться от некой боли внутри. – Теперь ты молчишь? – спросила девушка.
– Молчу, – ответил ведьмак.
– Ты хочешь меня, моих ласк и поцелуев, как будто этим все и закончится, – продолжила Джиа с легкой горечью в голосе. – Но, если мы будем вместе, ты должен определиться, с какой стороны от Единого стоишь ты. Ибо оба мы идем своим путем, а Закон гласит, что за каждый шаг мы будем нести ответственность. И каждый наш выбор будет иметь последствия…
– Я понял тебя, Джиа, – кивнул Летодор. – Я понял…
Ему снилось темное море под сводом грозовых туч. Вода дыбилась крутыми волнами, мечась и беснуясь. Она вгрызалась вспененными клыками в безразличную гладь песка. Разъяренная стихия шипела, словно полчища змей. А над нею завывал ветер, разметающий в клочья свинцовую плоть небес.
Алему Дешеру снилась Джиа. Девушка шла вдоль широкого пляжа. Она шла по грани между непокорной морской стихией и молчаливой пустыней. Ветер рвал ее всклокоченные светлые волосы. В спутанных прядях блеснули белые локоны… или ему показалось? Ее кожа была белее пены морской. Бледно-зеленые, нефритовые глаза приобрели холодный серебряный блеск и словно сияли изнутри.
Одета девушка была в какие-то черные лохмотья, развевавшиеся на ветру, словно изорванные флаги. Ее плечи и торс защищали разноразмерные пластины неправильной формы, плотно подогнанные друг к другу. Больше всего эта броня походила на крокодиловую кожу. За спиной у Джиа висели ножны. Они были пусты.
Его самого от враждебного ветра защищала тяжелая мантия пурпурного цвета, подбитая мехом горностая. Тяжелыми были и его шаги навстречу девушке.
Они приблизились друг к другу и замерли. Они оба молчали. Затем Джиа улыбнулась. Улыбка ее была приветливой, но какой-то измученной. Девушка выглядела уставшей и больной, только ее глаза возбужденно блестели, словно изнутри тело пожирала лихорадка. Он ощутил явственный запах пепла.
– Круг замыкается, – пронеслось на краю сознания.
– Таков Закон, – ответил он и подивился тому, каким грубым и чужим оказался его собственный голос.
Джиа кивнула. И ее лицо вдруг исказила гримаса боли. Он хотел было протянуть к ней руки, но внезапно осознал, что рук у него нет.
Не было больше ни рук, ни пурпурной мантии. Не было даже голоса, чтобы закричать. Ни моря, ни песка, ни неба. Не было и его самого. Было лишь серое ничто и ужас.
Он замахал руками, закричал и проснулся, резким движение плеча опрокинув на пол старую книгу в кожаном переплете. Тяжело дыша, мужчина тщательно осмотрел и ощупал свое тело – все было в порядке, все осталось при нем. Однако он снова заснул за столом в библиотеке, и потому обе руки слегка онемели. Алем Дешер принялся разминать затекшие конечности, и эти нехитрые упражнения быстро вернули ему ощущение реальности.
Он поднял с пола упавшую книгу. Это был сборник стихотворений давно почившей поэтессы Джаэруба Айшары Рамле. В свое время ее творчество подвергалось критике со стороны современников за воспевание смерти; но одновременно с тем пользовалось популярностью у читателей и, несомненно, стояло в ряду лучших образцов любовной поэзии.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Женщина и сама была сплошным противоречием. Невероятно красивая, она создавала свои произведения, затворившись от всего мира. Исследователи писали, что Айшара Рамле изводила тело голодом и умерщвляла плоть, чтобы явственнее слышать голос Единого.
После смерти поэтессы был распространен слух, что чтение ее произведений лишает человека сил. Некоторые авторы утверждали даже, будто бы Айшара Рамле имела любовную связь с неким демоном, охранявшим врата в потусторонние миры, и потому ее стихи губительно влияют на душу. Неудивительно, что рядом с этой книгой ему приснился кошмар.
Алем Дешер наскоро пропел детскую считалочку, защищавшую, как уверяла его мать, от нехороших сновидений, не позволяя тем пробраться в дневной мир. Он уже и сам не помнил, что его, собственно, так напугало. Как часто нам удается увидеть во сне свои руки или часть одеяний? Нет ничего удивительного в том, что они пропали.
Больше всего его обеспокоил образ Джиа. Красивая девушка не должна одеваться так мрачно, словно она вестник войны, чумы или конца миров. Библиотекарь сделал, как она учила, несколько медленных глубоких вдохов и выдохов. Ему не терпелось продолжить тренировки, ведь до отъезда его мастера оставались считаные дни.
![]()
17. На распутье
По подсчетам Джиа, сегодня у них была предпоследняя тренировка.
Ученый муж Алем Дешер хотя и опоздал на занятие, зато проявлял особенное усердие. Он не спорил, не отвлекался, был собран и сосредоточен. За неполные семь дней его тело привыкло к нагрузкам, и движения мужчины стали увереннее. Он научился следить за дыханием и освоил несколько важных упражнений, способствующих расслаблению.
Алем Дешер был слишком высок и физически, и поэтически, чтобы стать гениальным воином, но кое-какие данные у него все же имелись. В целом Джиа была довольна им, как и очередным погожим деньком в этом городе.
Ночью она спала крепко, сновидений не запомнила, а утром проснулась свежей и отдохнувшей, так что теперь с полным правом позволила и себе самой полноценную тренировку.
На пару с библиотекарем она бегала и прыгала, крутила руками, махала ногами и делала растяжку, ловя на себе завистливые взгляды Алема Дешера. Его собственное долговязое тело проявляло чудеса закостенелости.
Затем они оба облачились в тренировочные доспехи и взялись за мечи. Джиа с удовольствием отметила, что в бою ее противник с умом использовал и рост, и длину конечностей, хотя эти особенности тела пока еще и лишали его какой-либо маневренности.
– Удар – и вернулся в исходную стойку, – прикрикивала на ученого девушка. – Выпад – в стойку! Выпад… Молодец! Следи за коленом, не заваливай! А теперь выпад – назад, и скачок на меня – снова выпад!
Под конец занятий ученый муж так разошелся, что совершенно забыл о времени и даже не заметил, как у них появился новый зритель. Мужчина, застывший в тени грушевых деревьев, был столь же высок, как и Алем Дешер. Простые свободные одежды из небеленого льна облачали его статную фигуру. Главным украшением были расшитый золотыми нитями широкий пояс и ярко-рыжие волосы, собранные в длинную косу.
Атакуя, Джиа подводила своего ученика спиной почти что вплотную к незваному гостю. И это давало ей возможность краем глаза изучать незнакомца.
Он казался ей привлекательным некой застывшей во времени озорной юношеской прелестью. Лоб, щеки и плечи мужчины усыпали веснушки. Ясные голубые глаза лучились радостью. А на губах играла улыбка, но не насмешливая, а чрезвычайно приветливая, словно бы он увидел старых друзей. В свою очередь, все, кому эта улыбка предназначалась, начинали чувствовать то же самое.
