Поддаваться на такие дешёвые трюки я не собирался - и в ответ сконцентрировался на ножках Елены Андреевны. Благо, посмотреть было на что – юбка, которую она носила, едва прикрывала колени, а швы на чёрных, явно шёлковых, чулках был безупречно вертикален, порождая в моём измученном подростковыми гормонами сознании самые, что ни на есть, грешные мысли.
Делал я это совершенно беззастенчиво – попросту не отрывал взгляда от психологининых ножек, дорисовывая в воображении всё остальное – например, фасон и цвет бюстгальтера, как высоко на тонкой талии застёгнут пояс для чулок и прочие милые подробности. И, конечно, это не осталось незамеченным: Елена Андреевна слегка зарделась, но выдержала марку – вместо того, чтобы возмущаться наглым поведением сопляка, наоборот, ещё сильнее вытянула ноги, увеличив область обзора, и непринуждённо перевела разговор на другие темы. Я совсем было набрался наглости, чтобы подсесть поближе и для начала (эх, пропадай всё!) как бы невзначай взять собеседницу за руку, но она быстренько свернула беседу и распрощалась – одарив меня на прощание довольно-таки двусмысленной усмешкой.
И вот ещё вопрос: а насколько далеко распространяются её полномочия, прикидывал я, отправляясь в класс, где нас ожидал учитель Лао. Возможно, сексуальная разгрузка будущих агентов-эзотериков, гордости красных оккультных войск тоже входит в круг их обязанностей? Да нет, вздор, конечно – в этом случае, к Татьяне и другим девушкам были бы приставлены мужчины, а вот этого как раз и не наблюдается.
Нет, шутки шутками - а ведь прочие «спецкурсанты» не подготовлены, как я к подобной встрече и вряд ли имеют представление об уловках профессиональных психологов - а значит, неизбежно поведутся на уловки милых барышень, у которых под элегантными жакетами наверняка прячутся малиновые петлицы известного ведомства. И вообще, всё это выглядело весьма странно. Не по-советски это выглядело, вот что – словно доктор Гоппиус и его коллеги решились применить в своим «подопытным кроликам» кое-какие западные методики.
…знать бы ещё – с какой целью?..
Я пытался расспросить Марка о его собеседнице, но он уклонился от разговора. Настаивать я не стал – сам, в конце концов, выложит, я уже достаточно хорошо изучил своего напарника…
Дни шли, складываясь в недели. Я ещё трижды встречался с очаровательной Еленой Андреевной и даже пытался вести себя в том же духе – но, встретив деликатный, но твёрдый отпор, поумерил пыл. А ближе к концу августа нас огорошили новостью: решено предоставить «спецкурсантам» возможность посетить ближайший городок – развеяться, сходить в кино, купить что-нибудь на рынке или в одной из лавочек и магазинчиков, которые сейчас, на закате НЭПа, всё ещё цвели пышным цветом. Выпускать нас предполагалось группами по двое-трое – и, что удивительно, без какого-то присмотра. Я поначалу раскатал губы, собравшись предложить Татьяне отправиться вдвоём, но она отказалась, сославшись на недомогание, так что пришлось мне отправляться в свою первую официальную увольнительную в испытанной компании Марка Гринберга.
К выходу в город я готовился основательно – в отличие от Марка, для меня это был новый опыт. Коммунаров иногда выпускали погулять небольшими группками, сходить в кино, на рынок, прикупить сладостей и всяких полезных и не очень мелочей – начисляемая на «заводе» зарплата вполне это позволяла. В городке коммунаров знали и относились доброжелательно – чисто одеты, ведут себя прилично, ссоры с местными не затевают, воровства и прочих безобразий от них не видно… Обычно «отпускников» доставляли до города в нашем грузовичке, после чего каждый был волен идти, куда хотел. Обратный рейс не предусматривался, каждый добирался по способностям – либо на попутных подводах (увольнительные давали обычно по воскресеньям, когда хуторские ездили в город, на рынок или по другим свои делам), либо даже нанимали вскладчину пролётку. А по большей части шли пешком, экономя деньги – четыре с половиной версты по утоптанному просёлку, было бы о чём говорить!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Вернуться из увольнительной следовало к ужину, но на тех, кто являлся только к сигналу «спать» обычно закрывали глаза – не хотите есть, и не надо, никто заставлять не станет. Случалось, хотя и нечасто, что коммунар застревал в городе на ночь, а то и на часть следующего дня. Такие случаи разбирались на СК и заканчивались для провинившегося, как правило, лишением очередных «увольнительных» вдобавок к неизбежным нарядам.
Мы доехали до города вместе со всеми; выпрыгнули из кузова старичка «АМО», отряхнулись, распрощались и скорым шагом направились на центральную улицу, носившую некогда название «Губернская», а недавно переименованную в «улицу Первомая». Интересовал меня вполне конкретный объект – скупка, маленькая, расположенная в цокольном этаже одного из двухэтажных купеческих особнячков контора, где кроме обычных для любого ломбарда часов, каминных статуэток, самоваров и лисьих воротников, принимали по словам Марка изделия из золота, серебра и прочие ценности.
То, что в СССР можно вот так, запросто, не предъявляя документов о происхождении, совершенно официально обменять на наличные деньги украшения с драгоценными камнями, золотые часы, серебряные подсвечники и прочих лом благородных металлов, включая и пресловутые золотые червонцы, оказалось для меня сюрпризом. Я-то помнил, как сурово контролировался оборот драгметаллов в семидесятых-восьмидесятых годах, и какие сроки полагались подпольным торговцам «рыжьём». Но, хорошенько обдумав вопрос, я понял, что загадки тут никакой нет – в стране разворачивалась индустриализация, нужна была валюта для закупки за границей станков и машин, вот государство и ввело некоторые послабления, чтобы вытянуть у населения запасённые на чёрный день ценности.
В моём случае эти ценности сводились к горсти николаевских десяток, из числа позаимствованных из клада отца Марка. Для пробы я взял десяток масляно-жёлтых кругляшей. При легальной их реализации должна была получиться весьма солидная сумма, в которой я, строго говоря, не нуждался. Марк мою затею тоже не одобрил – «зачем нам это, куда будем тратить, только головная боль…» - но я его возражениям не внял. Весь жизненный опыт, полученный в смутных девяностых, прямо вопил о том, что некоторое количество имеющих хождение купюр лишним никак не будет, а вот золотишко надо сперва обратить в наличность – и не факт, что получится быстро сделать это без риска.
На случай же, если местная гопота срисует нас возле скупки и решит избавить он сверхдоходов – я прихватил с собой «браунинг» с запасной обоймой. Пару раз я ухитрялся проносить его контрабандой на наше стрельбище и вволю пострелял из бельгийской машинки, пользуясь тем, что за расход патронов с нас не особо спрашивали – и теперь был вполне уверен и в его точности и в безотказной работе. Впрочем, задерживаться на ночь мы не собираемся, а быть ограбленными среди бела дня на одной из центральных улиц – это, скорее, из области страшилок.
В скупке я оставил шесть золотых десяток. Получившуюся стопку замызганных купюр, среди которых примерно половину составляли бумажки по три и пять червонцев, мы с Марком честно поделили пополам, после чего расстались – я сослался на некие «личные дела», которые не удосужился даже придумать. Умница Марк кивнул - хотя было видно, что и этой моей идеи он не одобряет, - и мы распрощались до вечера.Некоторое время я просто бродил по улицам, наслаждаясь картинками губернской – теперь уже райцентровской – жизни; выпил скверного «турецкого» кофе в местном рассаднике сладкой жизни под названием «Парижское кафе «Бон», потолкался на рынке, сумев не стать добычей карманников. Посетил несколько мелочных лавочек, в которых торговали всем подряд – от мыла с пронзительным ягодно-химическим запахом и письменных принадлежностей до готового платья, конских хомутов и корыт из оцинкованного железа. Насладился видом марширующей по главной улице стрелковой роты – красноармейцы в летних светло-серых шлемах-будёновках, печатали шаг, бодро выводя «Так пусть же Краснаясжимает властно свой штык мозолистой рукой…» - и, пройдя ещё пару кварталов остановился возле кинотеатра с дурацким «Гигант».
