Мы оделись, вскоре пришли рабочие, появились и славные граждане местечка.
- Будь благоразумным, хозяин, не выставляй себя на посмешище.
Впереди, в своей грязной сутане с глубокими карманами, шёл поп Стефан. Во время благословений, похорон, свадеб, крестин он как попало бросал в эти бездонные мешки всё, что ему подносили: изюм, бублики, ватрушки, огурцы, котлеты, конфеты, а вечером старая попадья надевала очки и всё это, пробуя, разбирала.
Вслед за попом шла сельская знать: Кондоманолио, хозяин кафе, повидавший свет - бывая в Ханье, он как-никак знал принца Георга; дядюшка Анагности в своей ослепительной белой рубашке с широкими рукавами, спокойный, улыбающийся. Пришёл и серьёзный, с торжественным видом учитель, не расстающийся с тростью; последним шёл медленной, тяжёлой поступью Маврандони. Он повязал голову чёрным платком и был одет в чёрную рубашку, на ногах - чёрные сапоги. Поздоровавшись сквозь зубы, он неприступно держался в стороне, стоя спиной к морю.
- Во имя нашего Господа Иисуса Христа! - произнёс Зорба торжественно.
Он занял место во главе шествия, и все сосредоточенно последовали за ним. В душах крестьян пробудились вековые представления о магических освящениях. Они впились глазами в попа, словно ожидая увидеть, как он своими речами безбоязненно изгонит невидимого всесильного врага.
Тысячи лет тому назад колдун воздевал руки, брызгал из своего кропила, шептал таинственные заклинания, и злые демоны бежали, а в это время на помощь человеку из вод, земли и воздуха сбегались благородные духи.
Мы подошли к яме, выкопанной у самого моря для первой опоры канатной дороги. Рабочие приподняли огромный ствол сосны и опустили в яму. Поп Стефан надел епитрахиль, взял кропило и начал, поглядывая на столб, молиться: «Да закрепится на прочной скале, чтобы ни ветер, ни вода не смогли его поколебать… Аминь!»
- Аминь! - завопил Зорба, перекрестившись.
- Аминь! - зашептали именитые сельчане.
- Аминь! - произнесли последними рабочие.
- Да благословит Бог ваши труды и воздаст вам от Авраама и Исаака! - пожелал поп Стефан, и Зорба сунул ему в руку кредитку.
- Моё тебе благословение! - сказал поп с удовлетворением. Мы вернулись в наш сарай, где Зорба стал всех потчевать вином и постной закуской - жареными осьминогом и кальмаром, горячими бобами, оливками. После этого гости стали медленно возвращаться вдоль берега к своим домам.
Магическая церемония окончилась.
- Здорово мы из этого выпутались! - сказал Зорба, потирая руки.
Он переоделся в рабочую одежду, взял в руки кирку.
- Пошли ребята! - крикнул он рабочим. - Перекрестимся и вперёд. В течение целого дня Зорба не поднимал головы, работая с неистовством. Каждые пятьдесят метров рабочие копали ямы и ставили столбы, направляясь по прямой к вершине горы. Зорба измерял, считал, давал указания. Он не ел, не курил, зря не болтал, полностью отдаваясь работе.
- Из-за того, что люди делают свою работу наполовину, - говорил он мне иногда, - мыслят наполовину, грешат или добродетельствуют тоже наполовину, мир находится в таком плачевном состоянии. Поэтому иди до конца, замахивайся сильнее, забудь о страхе, и ты победишь. Господь Бог больше ненавидит полудьявола, чем архидьявола!
Вечером, вернувшись с работы, раздавленный от усталости, он улёгся на песке.
- Я буду спать здесь, - сказал он, - пока не наступит новый день, и снова надо будет браться за работу. Я поставлю одну бригаду в ночную смену.
- К чему такая спешка, Зорба?
Он нерешительно помолчал.
- Почему? Так вот! Я хочу знать, правильно ли я выбрал наклон. Если я промахнулся, всё погибло, хозяин. Чем скорее я буду знать, тем лучше. Он ел быстро, жадно, и чуть погодя берег задрожал от его храпа. Я же ещё долго бодрствовал, следя за звёздами. Небо медленно перемещалось вместе со всеми своими созвездиями, а вслед за ними перемещалась, словно купол обсерватории, моя голова. «Следи за ходом звёзд, как если б ты вращался вместе с ними…» Эта фраза из Марка Аврелия наполнила гармонией моё сердце.
21
А в этот день была Пасха. Зорба постарался быть щёголем. На ногах у него красовались толстые шерстяные носки баклажанного цвета, которые ему связала, по его словам, одна из его македонских кумушек. Он беспокойно ходил взад и вперёд по пригорку около нашего пляжа, прикладывал ладонь козырьком к густым бровям, высматривая что-то со стороны деревни.
- Она опаздывает, старая тюлениха, шлюха, лоскутное знамя.
Только что родившаяся бабочка взлетела и пожелала сесть Зорбе на усы. Ему стало щекотно, он подул на неё, бабочка спокойно поднялась и исчезла в ярком свете дня.
Мы ожидали мадам Гортензию, чтобы вместе отпраздновать Пасху. Зажарили на вертеле ягнёнка, расстелили на жёлтом песке белую простыню, решив полушутя - полусерьёзно оказать ей в этот день большой приём. На этом пустынном пляже мы испытывали странное влечение к нашей русалке, тучной, надушенной, слегка подгнившей. Когда её не было, нам словно чего-то не хватало - запаха одеколона, какого-то подрагивающего красного пятна, переваливающейся, как утка фигуры, хриплого голоса и пары сухих выцветших глазок.
Итак, мы нарезали веток мирта и лавра, устроив подобие триумфальной арки, под которой она должна была пройти. На арке укрепили четыре флага - английский, французский, итальянский, русский, а в середине, чуть выше, длинную белую простыню с синими полосами. Ввиду отсутствия пушки, мы решили встать на возвышенном месте и выстрелить из ружей (которые мы одолжили), едва на берегу появится наша дама, идущая вразвалку. Всё это задумалось для того, чтобы воскресить на этом уединённом пляже былые почести, воздававшиеся ей когда-то. Пусть эта несчастная представит себе на мгновение прошлое и вообразит себя вновь молодой, румяной женщиной с упругой грудью, в лакированных туфлях и шёлковых чулках. Что стоит Христово Воскресенье, если оно не даст импульса возрождению в нас молодости и радости? Если какая-нибудь старая кокетка вновь не обретёт свои двадцать лет?
- Она опаздывает, старая тюлениха, опаздывает, шлюха, лоскутное знамя… - каждую минуту ворчал Зорба, подтягивая сползающие носки баклажанного цвета.
- Иди сядь, Зорба! Давай выкурим по сигарете в тени цератонии. Она скоро покажется. Весь в ожидании, в последний раз посмотрев на дорогу, ведущую в деревню, он сел под цератонией.
Приближался полдень, становилось жарко. Вдалеке слышался радостный, бодрый перезвон пасхальных колоколов. Время от времени с порывами ветра до нас доносились звуки критской лиры, вся деревня гудела, похожая на весенний улей.
Зорба покачал головой.
- Кончилось время, когда моя душа обновлялась каждую Пасху вместе с Христом, теперь всему конец! - сказал он. - Нынче только моя плоть оживает… И сейчас, конечно, всегда найдётся кому заплатить за стаканчик-другой; мне говорят: съешь этот кусочек, потом этот, - вот я и полакомился обильной изысканной пищей. Она не вся превращается в отбросы, кое-что остаётся, создавая хорошее настроение, а с ним тягу к танцам, песням, ругани, - вот это «кое-что» я и называю обновлением.
Он поднялся, посмотрел по сторонам и нахмурился.
- Какой-то малыш бежит, - сказал Зорба и устремился навстречу посыльному.
Мальчик, поднявшись на цыпочки, что-то прошептал ему на ухо.
Зорба задрожал от негодования:
- Больна? - зарычал он. - Больна? Прочь отсюда, не то получишь у меня. - И, повернувшись ко мне, добавил: - Хозяин, я сбегаю в деревню, узнаю, что с этой старой тюленихой… Подожди чуток. Дай мне два красных яйца, мы с ней похристосуемся. Я скоро вернусь! Он сунул красные яйца в карман, подтянул свои баклажанные носки и ушёл.
Я спустился с пригорка и растянулся на прохладном галечнике. Дул лёгкий бриз, море слабо волновалось, две чайки с туго набитыми зобами опустились на волны и стали с наслаждением покачиваться, подчиняясь вздохам моря.
Завидуя, я угадывал ликование их тел в прохладе волн. Разглядывая чаек, я мечтал: «Вот путь, которым надо идти, найти чудесный ритм и, полностью доверясь, следовать ему».
Зорба появился через час, с удовлетворением поглаживая усы.
- Бедняжка Бубулина простудилась. Это не так страшно. Она ведь очень набожная, и вот всю святую неделю Бубулина ходила к заутрене, ради меня, как она сказала, и простудилась. Я ей поставил банки, растер лампадным маслом, дал выпить рюмку рома, завтра она будет здоровёхонька. Эта злюка в своём роде довольно забавна: нужно было слышать, как она ворковала, будто голубка, пока я её растирал, ей было так щекотно! Мы сели за стол Зорба наполнил стаканы:
- За её здоровье! И пусть дьявол заберёт её как можно позднее! - сказал он с нежностью. Некоторое время мы молча ели и пили. Ветер доносил до нас далёкие и страстные звуки лиры, похожие на жужжание пчёл. Это Христос продолжал воскресать на террасах, вслед за пасхальными ягнятами и куличами следовали любовные песни.
