– Вы чего разлеглись? Где остальные? Бейте неверных! Я, по-вашему, один воевать должен?
– Здесь остались евреи! – заорал боевик с палубы. – Нас окружили! Нас только двое, Махмуд ранен!
Зетлер торопливо перевел суть разговора Полундре. Тот молча кивнул и жестами показал, что отправляется наверх. Оперативнику стала ясна его задача, он должен был убедить арабов, что оставшийся еврей – это он, и причем в единственном числе. Зетлер протянул Сергею ладонь и вполголоса произнес:
– Действуй, у тебя получится. А я тут маленький цирк устрою…
Моряк не стал уточнять, что за представление собрался давать незнакомый, но вызывающий доверие израильтянин, и скрылся в надстройке, отыскивая вход на капитанский мостик. Уже изнутри он услышал неясные голоса, вслед за которыми послышалась оглушительная канонада пулеметных и автоматных выстрелов. Что говорил Зетлер, для него осталось неизвестным, но результат был налицо: арабы впали в неистовство и молотили со всей экстремистской ненавистью. «Не перестарался бы еврей, – подумал Полундра, осторожно крадясь по трапу. – А то вон как распалились, бандюги!» Сверху все громче доносился грохочущий стрекот «negeva». До мостика было рукой подать.
Полусорванная с петель дверь с грохотом отлетела под ударом ноги. Неожиданно показавшийся в проеме араб, весь перепачканный в крови, засохшей и свежей, держал в руках пулемет с раскаленным дымящимся стволом. Сбоку болтался еще хороший кусок ленты с желтыми патронами. Сергею оставалось только одно: рванув спусковой крючок, он изо всех сил толкнулся ногами назад и полетел спиной вниз с трапа, стреляя в выскочившего, как чертик из табакерки, террориста. Его враг начал стрелять почти в то же самое мгновение. Пули огненным вихрем обдали лицо Полундры, пролетев всего в нескольких сантиметрах, и со звоном и треском сокрушили переборку прямо напротив того места, где только что находился моряк. Сергей свалился на спину, автоматически смягчив падение руками и, не останавливаясь, сделал кувырок назад, чувствуя, как рядом с его телом взрываются под ударами кусочков свинца доски и тонкая жесть пола и трапа. Опустевший автомат сиротливо замолк еще во время прыжка, но и у араба закончилась лента.
Бойцы замерли, поймав взгляды друг друга. Черные, мутные от ненависти глаза сверлили Полундру, источая звериную силу. Он уже видел такое, и не раз, поэтому его голубой взор только сосредоточенно потемнел. Страху не было места. Двое людей, уделом которых была война, умевших действительно классно и профессионально отнимать жизни врагов, столкнулись лицом к лицу. За плечами у каждого была своя правда, у одного – жестокая, нетерпимая ко всем, кто не исповедует ваххабизм, у второго – присяга на верность родине и клятва защищать ее граждан. Опыта обоим было не занимать. Только получали они его по разные стороны баррикад. Павлов – выполняя боевые задачи, поставленные перед ним государством. Ассади – казня заложников и совершая теракты. И сейчас им предстояло решить, кто из них будет продолжать дышать воздухом этой планеты, а кто останется здесь навечно.
– Ах, это ты, Павлов? – ощерился Хаким, медленно шагая вниз по трапу, не выпуская из рук пулемет. – Выходит, Ибрагим облажался! Хм! А ты – действительно дьявол в таком случае. Но только и я не ангел!!!
Сергей молча слушал его повествование. «Обычный треп, которым пытаются воздействовать на моральное состояние противника или отвлечь его, – плавали, знаем. Откуда он знает фамилию – разберемся после, это неважно. Гораздо значимее то, как этот подонок держит пулемет. Привычно держит, к "рукопашке" готовится!» Он неторопливо перехватил «калашников», взявшись за цевье и приклад, и отступил на шаг, выходя на открытую площадку, оставляя своему противнику для маневров узкий дверной проем. Хаким это заметил и оскалился еще больше.
– Хочешь поиграть? – прошипел он, продолжая надвигаться на моряка. И тут же плюнул ему в лицо. Сергей инстинктивно уклонился в сторону, в готовности отразить его следующий выпад. А он последовал незамедлительно, в расчете на отвлеченность плевком. Хаким оказался очень трудным противником, с хорошей реакцией и сильным, поставленным ударом. Да и школа у него чувствовалась, не самоучка. Это Полундра понял уже после первого выпада. Приемом, очень похожим на бой американского спецназа, араб попытался сбить рукой его руку с «калаша» и, продолжая движение, размозжить ему череп. Но не тут-то было. Тяжелый пулемет провалился в пустоту, лишь краем задев Сергея по руке. А он уже контратаковал: удар ногой в голень, зацеп автоматом и тычок. Хаким даже понять ничего толком не успел. Был бой, он нападал, а потом кто-то выключил свет, и все.
Отпихнув ногой «negev», Сергей приложил пальцы к сонной артерии, проверил – жив. Рывком развернул араба лицом вниз и, выдернув у него из штанов ремень, надежно стянул ему руки за спиной. Подозрительная тишина установилась вокруг. Угадать бы, кто кого. Настороженно выходя из надстройки, Сергей позвал по-русски, готовый в любой момент нырнуть обратно под защиту измочаленных пулями стен:
– Эй, ты живой?
Где-то впереди зашевелились. Потом послышался недовольный голос Зетлера:
– Это ты? Твои приятели засели на буксире? Скажи им, пусть перестанут палить, они меня чуть не подстрелили.
– А где арабы?
– Где-где, – проворчал оперативник. – Там, где им и место, – в аду. А где Ассади?
– Это тот, который с пулеметом? Живой пока.
Зетлер, который, пригибаясь, пробирался к Полундре, испуганно остановился:
– Где он?
– У входа на мостик. Кстати, давай его оттуда вытащим, чтобы был под присмотром.
Вдвоем они выволокли Хакима, который еще не пришел в себя, на свежий воздух, если можно было так назвать тот смрад из дыма и запахов человеческой смерти, который веял над палубой.
– Давай его в туалет, – предложил Зетлер.
– В гальюн, – поправил его Сергей, бережно складывая тело рядом с унитазом. Проверил ремень на руках, обшарил одежду в поисках скрытого оружия. Захлопнул дверь.
Оперативник гордо стоял, держа автомат на плече. Что-то в его взгляде не понравилось Полундре. Все-таки знакомы они недавно. То, что никакой это не моряк, он понял почти сразу, и прыткости у парня чересчур много. Странно все как-то. Тут и до беды недалеко.
– Автомат-то верни, – посоветовал он Зетлеру. – Ты же с мирного судна, зачем тебе он?
– И не собираюсь, – заявил контрразведчик. – Мне без него никак нельзя. Нервничаю очень, когда руки не заняты. Ты вокруг-то посмотри – война. А ты «верни, верни»!
Глава 39
Средиземное море. Нейтральные воды недалеко от границы Израиля
Бледный Петро сидел возле самого фальшборта и отрешенно смотрел на то место, где только что ушел под воду буксир. Перебрались они на еврейский корабль благополучно, даже пленника не утопили. Но теперь ему казалось, что лучше бы они этого не делали. Зеленый, как трава в июне, Мишаня чуть-чуть успокоился и только нервно икал. Его уже перестало выворачивать наизнанку. Воевать с арабами, стрелять из автомата, ходить под пулями и даже тонуть на разбитом буксире оказалось не так страшно, как ходить по полю брани по окончании битвы. В этом Петро был уверен. Поначалу он не сообразил, что это за лужи растеклись по палубе и что за мешкообразные предметы разбросаны то тут, то там. Возбужденный от успешного окончания боя и оттого, что они успели в самый последний момент покинуть гибнущий катер, он, как и его друг, радостно шли рядом с Сергеем, который оказался героическим парнем – в одиночку отбил у боевиков целое спасательное судно. Все было замечательно. А потом Мишаня споткнулся обо что-то круглое, и это что-то выкатилось на свет, оказавшись человеческой головой с перекошенным в предсмертных муках лицом и перепачканными засохшей кровью волосами. Вот тут-то они словно прозрели. Шли по палубе, а оказались посреди бойни, где через каждый шаг лежал убитый человек, где валялись в лужах крови оторванные взрывами конечности.
Первым не выдержал Мишаня. Кинувшись к борту, он навалился на планшир и огласил окрестности стонами, сбрасывая прямо в море содержимое своего желудка. Самому Петро удалось справиться с подкатившими под самое горло спазмами. Хотя, может, и легче было бы, если бы сделал так, как рвался поступить его организм. Но он справился. Негнущимися ногами дошел до Мишани, который, едва закончив первый заход, обнаружил, что планшир, за который он держался, испачкан в чьей-то крови, еще не успевшей подсохнуть. Бедолагу снова вывернуло, хотя было уже нечем.
Петр с трудом нашел местечко, относительно далеко располагавшееся от распростертых тел и не залитое ничем. Там и остановился. Сел прямо на доски, вытянув ноги. Мишаня отыскал его чуть позже, когда обрел способность передвигаться и немного соображать. Тоже присел рядом. Молчали. Смотрели на море, поглотившее с одинаковым безразличием и подводную лодку вместе со всей ее командой, и буксир. Ничуть не смутившись, оно так же приняло бы и их вслед за катером в свои бездонные объятия. Потом стали глядеть на звезды, которые блестели так же ярко и беспечно, как и до этого, и которым тоже не было ровно никакого дела до того, что творилось на маленьком спасательном кораблике.
