Увлечённость своей тематикой, уход в грёзы
Когда в человеке начинает доминировать какое-то страшное переживание, тем более, когда стоит задача его к этому переживанию подтолкнуть, а затем предложить ложный путь спасения — совершить шаг, противоречащий глубинным устоям, — он может выбрать этот мнимый путь спасения, что приведёт его в результате к гибели и деградации. Вследствие глубокой деформации (есть даже такой термин «расчеловечивание») человек через некоторое время перестаёт видеть для себя проблему. Память о прежней личности плавно начинает затихать. Становится понятно, почему многие заключённые выбирали такие, казалось бы, на первый взгляд странные стратегии.
Академик Д. С. Лихачёв в своих воспоминаниях описывал давление моноидеи на людей, находившихся в тоталитарных условиях. Он рассказывал, что принимал участие в деятельности сообщества[189], в рамках которого люди собирались он и и брали «шутливые» темы для докладов с детальной их проработкой. Погружение в подобную деятельность помогало, образно говоря, активировать отделы коры головного мозга. В обществе же давление моноидеи начинало перемалывать, словно катком.
Лихачёв предположил, что закрытие чайных, которых в своё время было обилие в Петербурге, было связано именно с усилиями властей ограничить общение людей. Именно через разумное обсуждение люди могли формировать альтернативную точку зрения на реальность, транслируемую извне, а это представляло угрозу. Некоторые даже считают, что проектировка квартир в то время преследовала ту же идею: маленькая кухня не позволяла собираться людям для дискуссий. А общепит на несколько тысяч человек в советские годы изолировал от индивидуального общения в семье.
Д. С. Лихачёв описывал своеобразный подход товарища по заключению Бердыгина так: «Те стратегии, которые мы использовали, всё-таки были слабоваты. А Бердыгин был настолько погружён в собственный мир интеллектуальных изысканий, что мир лагерный его вообще не касался никак».
Здесь с Лихачёвым можно поспорить: когда человек стремится отвлечься от жестокой реальности через какое-то занятие, может возникнуть опасность ухода «в грёзы». Изучение опыта людей, оказавшихся в экстремальных ситуациях, показывает, что эта стратегия может приносить плоды первое время, но полный отрыв от реальности заканчивается крахом личности. Человек теряет способность предпринять шаги для своего выживания. Слишком погружаясь в какую-либо сферу, он либо не отслеживает внешнюю реальность, либо у него страдают социальные контакты.
Один опытный заключённый рассказывал, как вели себя поступившие с новым этапом: многие закрывались фуфайкой, словно прячась от шокирующей внешней реальности, и начинали мечтать. Низкокалорийная пища (которая используется, кстати, и в сектах) также способствует возникновению у человека грёз, практически неотличимых от реальности. Это даже нечто большее, чем наркотические галлюцинации. В автобиографическом романе «Папийон» французский заключённый описывал, что в условиях одиночной камеры он погружался в грёзы, которые принимал за реальные события.
Сохранить себя. Интеллектуальная деятельность и личное творчество
Любая интеллектуальная деятельность так или иначе помогает оставаться человеком. Лихачёв писал, как некоторые заключённые с большим воодушевлением принимались за работу в газете. По этой же причине играли в лагерном театре.
Приведём и другие примеры. В книге «Луковица памяти» немецкий военнопленный Второй мировой войны рассказывает, как протекала их жизнь в ожидании подписания мирного договора между Россией и Германией. Конечно, некоторые из немецких офицеров ещё обсуждали ошибки войны, но в обстановке голода, проигрыша, отрешённости стала зарождаться новая искра жизни. Всюду проявлялась активность, которая пришла на смену ещё недавно угнетающей апатии. Люди перестали бесцельно слоняться и предаваться унынию, побеждённые воспрянули духом, было открыто огромное количество кружков, сформированы капеллы, можно было предаваться различным занятиям. Этот военнопленный, голодая, выбрал себе кулинарные занятия, ему это было больше по душе[190].
Один разведчик прошёл всю Вторую мировую войну от начала до конца, а он нёс служение не из лёгких, так как военная разведка — это постоянные перемещения, отсутствие сна. Ему, как он свидетельствует, помог остаться человеком учебник математики и мечта вернуться после войны к учёбе. Этот человек постоянно урезал себе небольшие моменты отдыха, чтобы штудировать задачи, и благодаря занятиям преодолевал угнетающую обстановку. Священник Андрей Ткачёв писал, что в одном лагере заключённый преподавал другим теорию музыки. Казалось бы, ситуация абсурдная: люди возвращаются с тяжёлых работ, у них всего несколько часов, чтобы выспаться. О какой теории музыки может идти речь? На грязном дворе объясняли интервалы. Кто-то шёл спать… Но самое интересное, что все, кто его слушал, — выжили. В сознании этих людей присутствовало то, что позволяло им не замыкаться окончательно в лагерной обстановке.
Можно сказать, что человек попадает в капкан, когда все его мысли, желания и поступки замыкаются на внешний регламент. Пока у него остаётся что-то своё: чистит ли он зубы в другое время или думает о письме, — пока у него есть какая-то перспектива, оценка будущего или своего поведения, он может жить. Об этом также свидетельствует Джудит Герман в книге «Травма и исцеление», описывая условия, при которых деформация личности может состояться. Пока у человека сохраняется что-то своё, пока он не переступил через фундаментальные внутренние основы, насильник не может получить над ним окончательную власть[191].
Много примеров на эту тему приводилось в книге Иванова-Разумника «Тюрьмы и ссылки». Не совсем понятно, был ли автор верующим, но читать его произведение очень интересно. Иванов-Разумник описывал, как готовился к изоляции. Наших современников она, к сожалению, застала врасплох. Карантин актуализировал все наши изыскания, и хотя, по сравнению с заключёнными, мы обладаем бо́льшими возможностями выжить, имея холодильник с едой, телевизор, интернет, телефон, но наша эмоциональная сфера оказалась расшатана — были и истерики, и рыдания. Для многих карантин оказался испытанием. Некоторых он привёл к разводам, т. к. психика не выдерживала; были и самоубийства, люди реально ломались.
Поэтому опыт Иванова-Разумника очень актуален. Вначале он пытался провести неделю в строжайшей изоляции, предполагая, что ему не позволят ни читать, ни писать. Он стал вспоминать литературные произведения, выстроив для этого целый режим: сначала восстанавливал в памяти одно, потом другое. Он также описал активную деятельность во время заключения, когда организовали огромное количество кружков, распределяя время докладчиков. Какой-нибудь репрессированный силовик из карательных органов рассказывал, как он попал в Антарктиду. Самыми популярными были доклады по биологии, посвящённые изучению океанов. Один из заключённых даже воскликнул: «Спасибо товарищу
