Сталину! Не попал бы в лагерь — умер бы дураком! А тут сколько всего нового узнал!» Чтобы поддержать бодрый дух, заключённые проводили уроки физкультуры. В очень тесной камере они вставали на кровать затылок к затылку и практиковали бег на месте под присмотром руководителя спорткружка. Когда же руководителей кружков отправили на неделю в тёмный карцер на хлеб и воду раз в сутки, они быстро нашли выход из положения: провели жеребьёвку, определились с очередностью докладчиков и даже в такой обстановке продолжили развиваться дальше, устраивая образовательные сессии[192].
В книге Георгия Свиридова «Ринг за колючей проволокой», основанной на реальных событиях, приводилась история о профессоре Петре Евграфовиче, который в лагере Бухенвальд увлекал заключённых экологическими проблемами постепенно мельчавшего Каспийского моря. В ситуации полной неопределённости, будет ли выиграна война или нет, заключённые вдохновенно изучали проблему Каспийского моря[193].
Лидия Головкова в своей книге про Сухановскую тюрьму особого режима[194] (одну из самых страшных) описывала, как люди через интеллектуальную деятельность пытались хоть как-то выжить. Применение жесточайших пыток к заключённым подтверждается многими документами и воспоминаниями очевидцев. Тюрьма была специально организована под контролем Берии для заключения руководителей среднего и высшего звена НКВД, людей, которые умеют терпеть боль и переносить внешнее давление. В тюрьме категорически запрещалось читать, писать, но один из заключённых по имени Гнедин получал в своё распоряжение редкие и уникальные книги. Нашёлся такой мягкосердечный надзиратель, который доставал их словно из-под земли, вопреки порядкам. Репрессированный поэт Виленский сочинял в уме, без карандаша и бумаги: стихов, написанных в тюрьме, набралось около сорока[195].
За творчество в лагере давали дополнительный срок около года. Единственным способом сохранить его в тайне было писать в уме. Возможно, поэзия, если у человека не было веры, опоры на Священное Писание и молитву, максимально способствовала выживанию. Стихотворное творчество носит глубоко личный характер, в отличие от оперирования научными данными.
Лирика всегда связана с личностным восприятием, отражением взгляда на мир, который выражен в определённой стихотворной форме — ритме, звуковой организации, индивидуальных образах. Личность автора эмоционально передаёт свои переживания и опыт в конкретном содержании и форме. Вся работа над стихотворением держит ум в состоянии напряжения, в хорошем смысле слова. Всё-таки это были перспективные стратегии. Пока есть собственная деятельность ума, процессы формирования условного рефлекса не так быстро набирают силу. Возможно, поэтому написание стихов жесточайше каралось, так как было понимание, что такая деятельность позволяет человеку выжить.
В советские годы профессор Ц. П. Короленко и академик Н. В. Дмитриева в своей книге «Аддиктология»[196] описывали воздействие тоталитарного строя, при котором многие люди уходили в науку. При повсеместном жёстком подавлении научная деятельность была наименее контролируемой. Трудно посягнуть на математику, геологию, физику. Однако авторы отмечают, что такой уход с головой в науку не всегда оказывался успешным, так как приводил к резкому подавлению творческого потенциала, ограничению возможности самовыражения, развитию эмоционального напряжения, депрессии и апатии.
Роль интеллектуальной деятельности как основы стратегии выживания
Какие же пути являются перспективными? Можно наблюдать, что интеллектуальная деятельность людям помогала. Они писали стихи, чертили на столе клавиши и музицировали, участвовали в диспутах. Таких примеров множество. Задача состояла в том, чтобы мозг человека жил, но возникала некая опасность, которую очень хорошо описал Бруно Беттельхейм. Хотя он и сформулировал ценные мысли о выживании, однако конечный его вывод всё же безутешен. «Внутри столь жёсткой системы, — писал он, — как концентрационный лагерь, любая защита, действующая в рамках этой системы, способствовала целям лагеря, а не целям защиты. Видимо, такой институт, как концентрационный лагерь, не допускает по-настоящему действенной защиты».
Таково мнение человека, который в своих выводах оперировал наукой и не знал измерения веры. С его точки зрения, «единственный путь не покориться — уничтожить лагерь как систему».
Но что делать, если стратегии управления и психологические характеристики людей, включённых в матрицу концлагеря, прорастают всё глубже и глубже в жизненную ткань современного жизнеустройства, условно, казалось бы, преодолевшего концлагерь? Куда деться людям, если характеристики, имеющие отношение к психологическому бытию концлагерной системы, всё чаще и чаще мелькают вокруг?
Лагерь с большей или меньшей степенью вероятности уничтожает человека тогда, когда у него нет веры, нет вертикали, которая позволила бы ему подняться над обстановкой. С точки зрения христианства, как писал В. Н. Лосский, «личность есть несводимость человека к природе»[197]. Личность призвана подняться над собственной природой: «Итак, сотворённый по образу Божию, человек является существом личностным. Он — личность, которая не должна определяться своей природой, но сама может определять природу, уподобляя её своему Божественному Первообразу»[198]. Он подчёркивал, что личность рождает в человеке Святой Дух. Если личное начало ещё не раскрылось, и человек — только гражданин своей страны, если его сознание наполнено только научными познаниями, культурными срезами, отождествляется с образованием, то над окружающей действительностью ему подняться крайне тяжело, если вообще возможно. На каком-то этапе даже интеллектуальная деятельность способна оторваться от реального человека и начать выполнять функцию грёз. А стратегия ухода в грёзы — стратегия краха.
Сделаем небольшой экскурс в аддиктологию — науку о зависимости, о страстях. Страсть может быть химической (алкоголь, наркотики), и она тоже использовалась людьми в условиях запредельного стресса, чтобы отвлечься от реальности, но также существуют нехимические аддикции (поведенческие, спортивные, фанатизм, зависимость от еды, от деятельности). Происходит полное погружение человека в активность, но такой способ «затрачивания» себя приводит к остановке развития, т. к. сил хватает только донести голову до подушки и рухнуть, а на следующий день всё начинается сначала. На первых этапах у человека возникает ощущение контроля над действительностью и, чтобы избавиться от депрессии, он входит в аддиктивную деятельность (например, начинает играть в игры, а заключённый в лагере — в уме что-то сочинять). Вначале таким образом он облегчает своё состояние, но со временем аддикция становится самостоятельной доминантой, которая подавляет прочие стороны личности, и все мысли и представления начинают центрироваться, что приводит к их фиксации. Происходит забвение альтернативных интересов, другие возможности личности начинают отмирать, страдают социальные контакты, человек хуже ориентируется в реальности, и со временем уход от действительности полностью его подчиняет[199].
Бруно Беттельхейм детально описывал, как происходил такой
