Безусловно, меня грызла совесть. К моменту, когда пришлось выйти из квартиры, я была измучена нескончаемым и бесполезным бегом по раскалённой пустыне: виновата? не виновата? подставила? нет? могла бы уберечь? вряд ли?.. К чувству отчаянья примешивался стыд: я должна была бы предаться скорби – ведь был человек… мой коллега… яркий, крупный… и даже ночевал тут на диване. А теперь его нет и никогда больше не будет! Но нет, я не предаюсь скорби, а занимаюсь взвешиванием своей вины…
В конце концов, стало себя жаль. Не слишком ли много всего на меня навалилось в последние полгода? В феврале я осталась без Нонны. Потом ушёл дед Кеша, не дотянув совсем немного до Дня Победы. Теперь ещё и Фёдор…
В шесть я вышла на улицу из квартиры, пропитанной ядом бессонной ночи, и, словно в бассейн, окунулась в бодрящую влажную прохладу майского утра.
И сразу стало легче…
– У тебя ничего не болит?
– А?
– Юля! Ты не слушаешь? Я спрашиваю, почему ты так ужасно выглядишь? Ты какая-то синяя…
– Да ерунда. Переусердствовала с кофе. И не спала всю ночь.
– Ты просто над собой издеваешься! В твоём возрасте некоторые вещи нельзя пускать на самотёк. Надо обратиться к врачу. Возможно, сделать ЭКГ. А вдруг у тебя проблемы с сердцем?
Мама постоянно твердит то же самое.
У них заговор!
Критическое состояние здоровья и проблемы с сердцем не помешали мне в три захода переместить неподъёмный багаж Ланочки из автомобиля наверх – в её квартиру.
– Сейчас я должна отдохнуть. Устала! – предупредила свекровь, переступая порог. Она сняла плащ, стянула перчатки. – Пока не буду разбирать чемоданы, если ты не против. Подарки посмотрим попозже, ладно?
– Конечно, – согласилась я. – Вы отдыхайте.
Подумаешь.
Ничего и не жду.
Во-первых, не рассчитывала получить нечто большее, чем значок с изображением Биг-Бена. Во-вторых, вряд ли тряпки, пусть даже привезённые из Лондона, смогут отвлечь от переживаний и поднять мне настроение.
– Спасибо, что встретила в аэропорту.
Меня на миг парализовало от удивления. Не поверила своим ушам. Ланочка обычно не скупилась на язвительные замечания, а слова благодарности из неё надо вытаскивать плоскогубцами.
– Ой, Лана Александровна, как я могла вас не встретить?
Бросила бы её в аэропорту с тонной груза на произвол судьбы? Конечно, догадываюсь, у Ланочки есть навыки самостоятельной жизнедеятельности, она и такси поймать сумеет, и грузчиков проэксплуатирует так, что вспотеют… Но когда рядом я, она превращается в царственную особу, привыкшую не размениваться по мелочам.
– Ну, всякое бывает. И я заметила, ты стала хорошо ездить. Раньше мне каждые пять метров приходилось прощаться с жизнью. А сейчас мы очень спокойно доехали.
Это комплимент?
Фантастика!
– Так, я смотрю, ты отлично прибралась в квартире, – удовлетворённо заметила свекровь. – Зеркала сверкают, паркет блестит, пальмы весёлые… Ты умница!
Да что с ней такое?!
Ланочка сдаёт позиции. Накупила мне одежды, хвалит за стиль вождения и уборку. Неужели в Лондоне мою свекровь подменили на более покладистую версию? Я-то приготовилась получить свой значок с Биг-Беном, а потом выслушать нудную нотацию на тему «квартира в полном запустении, не понимаю, почему моими просьбами пренебрегают»!
Внезапно Ланочка замерла посреди комнаты в странном оцепенении, насторожилась. Я застыла рядом, лихорадочно проверяя, всё ли в порядке. Диванные подушки выложены по линеечке, каждый листик у пальм отполирован средством для мытья окон (не знаю, было ли это верным решением, но иначе эти подлые растения отказывались блестеть)…
– Юля, – ошарашенно пробормотала свекровь. В её глазах полыхал ужас. – А где мои шторы?
– Што-о-ры-ы… – нежным эхом отозвалась я.
ШТОРЫ!
Я не забрала их из химчистки! Это катастрофа.
Всё, сейчас начнётся…
Куда бы исчезнуть?
Одно из двух: или я, действительно, зомби, или произвожу впечатление человека, которому будет приятно услышать, что он выглядит как зомби…
Сегодня, кроме свекрови, ещё четыре личности порадовали сообщением о фатальных изменениях в моей внешности – чёрные, видите ли, круги под глазами, обострившийся овал лица, запавшие щёки. Ну и так далее. Иными словами – живой труп. И все тут же начинают вкрадчиво интересоваться причинами, ждут понятных объяснений типа «подхватила рак четвёртой степени, приходите на траурный банкет в ресторане «Виконт», будут подавать фазаньи бёдрышки, фаршированные беконом, под клюквенным соусом…»
Но когда я ответила так Королеве Корнеплодов, она отшатнулась.
– Типун тебе на язык! Нельзя так говорить, Юля!
– А как можно?
– Я понимаю, ты переживаешь из-за Фёдора Полыхаева.
– Откуда вам знать?
– Он погиб, жаль парня… Ты говорила, вы дружили.
– Я так говорила?
– Ну да…
Виктория Анатольевна вдруг притянула меня к себе и утопила в объёмной мягкой груди. От коллеги хорошо пахло парфюмом. Она стала гладить меня по спине, одновременно издавая гнусавое мурлыканье, очевидно, выражавшее сочувствие.
– Да ладно, отпустите, – всхлипнула я, вытирая слёзы. – Если будете гладить, обязательно разревусь.
Скандал, устроенный свекровью по поводу химического надругательства над её шторами, меня отлично взбодрил. А жалость коллеги превращает в руины. Я рассыпаюсь на части от сочувствия Виктории Анатольевны!
Пусть немедленно прекратит!
– Ты бы шла домой, – сказала она. – Какая работа в таком состоянии? И посетителей пугаешь. Выглядишь ужасно!
– Спасибо, что напомнили. Я вообще-то уже в курсе.
– Хоть макияжик какой-нибудь сооруди для маскировки!
– А он поможет?
– Сразу полегчает, – заверила Королева Корнеплодов.
Я села за стол и достала из сумки пудреницу. Полюбовалась в зеркальце, потом долго приходила в себя…
М-да-а…
Хорошо, что мама и Никита меня не видят. Никита бы расстроился, хотя вряд ли признался бы в этом. А Марго устроила бы панику, вызвала «скорую»…
Кстати, а я ведь так и не записалась на приём к знаменитой волшебнице, раздающей малюток всем желающим прямо у гинекологического кресла!
Упс.
Ещё один прокол.
Если мама узнает – не миновать бури. И похлеще той, что я пережила сегодня утром в квартире у свекрови…
Несмотря на увещевания Королевы Корнеплодов, я никуда не пошла, а осталась в редакции и напряжённо трудилась до конца дня: разобрала почту, ответила на письма, раздобыла и отправила три новости в информационное агентство, отредактировала статью… Нравственные страдания поэтов и музыкантов стимулируют их творческую активность. Я, конечно, не композитор, и кантату не сочинила, но поняла – бурная деятельность хорошо отвлекает от тяжёлых мыслей.
В половине седьмого вечера поехала на английский. Я пропустила уже несколько уроков, и у меня созрел план бросить курсы.
Какой смысл?
Всё равно ничего не получается.
Не всем дано говорить на иностранном языке. Полиглот – это не обо мне. Я, если честно, зомби. Так все говорят. С чёрными кругами под глазами, с запавшими щеками… Если Лиза сейчас это повторит, я стукну её по голове англо-русским словарём!
Лиза, обрадованная моим появлением, с места в карьер понеслась шпарить по-английски. Я поняла только три первые фразы – о том, как она рада вновь меня увидеть, как скучала, как теперь всё у нас пойдёт гладко. Затем её лицо немного опечалилось, речь утратила оптимистичность. Возможно, это относилось к моему шокирующему внешнему виду, но я предпочла не уточнять.
– Лиза. Знаешь… Наверное, я больше не буду ходить сюда.
– Как это?
– Прекратим наши обоюдные мучения. Ну его, этот английский. Я никогда его не выучу.
– Ты хочешь бросить?! – Лиза взволнованно распахнула чудесные карие глаза. Они и так у неё были большими, а в состоянии удивления – и вовсе огромными, как два шоколадных озера.
Вот у кого нет и намёка на чёрные круги.
И овал лица – как спелое яблочко!
– Точно. Хочу бросить.
– Но почему?!
– Надоело. Надоело чувствовать себя тупицей.
– Это я виновата, – тут же расстроилась Лиза. – Выбрала неправильную стратегию обучения.
– Не убивайся, солнышко. Всё дело в том, что я непроходимая тупица. А ты совсем не виновата.
– Нет! Я должна была вселить в тебя уверенность в собственных силах. Теперь понимаю свою ошибку.
– Лиза, о чём ты! Перестань.
– Надо было двигаться постепенно, а я давила на газ. Ты и так перерабатываешь в день огромный объём информации, а я хотела одномоментно протолкнуть в твою голову ещё и гигантскую порцию английского. Кто справится?
