То Рождество Джилли провела на редкость спокойно. Впервые за много лет она побывала в церкви: дом престарелых Святого Винсента заказал поминальную службу по Фрэнку. Присутствовали только она, Джорди да кое-кто из персонала. Она скучала по Фрэнку и скоро обнаружила, что на всех картинах, написанных за эти выходные, из массовок глядит его лицо, а призрачные фигурки гемминов пляшут на крышах, повисают на карнизах домов, прячутся в подворотнях.
Часто, когда Джилли выходила на ночную прогулку — а она любила после работы пройтись по засыпающему городу, на укутанных снегом улицах до нее доносилась песня, но не та, которую улавливает слух, а та, на которую отзывается сердце или душа. Иногда ей хотелось думать, что это пение Фрэнка, Бейб и ее подруг долетает до нее из невообразимого далека, а иногда казалось, что это поют другие геммины, которые еще не покинули землю.
О Джеффе она почти не думала, разве что как о чем-то давным-давно прошедшем.
В ее жизни наступила пауза. Затишье перед бурей. Даже сейчас, стоит только вспомнить то время, и сразу наступает чувство успокоения, если не полного умиротворения. Так с чего же... теперь... вдруг?..
И тут у нее зазвенело в ушах, да так пронзительно и громко, точно прямо у нее над головой раздался удар грома. Все вокруг зашаталось, как от землетрясения. Мир полетел вверх тормашками. Верх и низ поменялись местами, перепутались, слились воедино, и не осталось ничего, кроме головокружения и бесконечного вращения, рева, грохота, воплей и содроганий...
Она резко открыла глаза и увидела лицо Джорди в меховом кольце капюшона, встревоженно склонившееся над ней. Он был рядом, на переднем сиденье. Это он изо всех сил тряс ее за плечи, заставляя содрогаться мир, это его голос громом грянул в тесной кабине «бьюика».
«Бьюик».
И тут она все вспомнила: и как она брела в пургу через Катакомбы, и как влезала в машину, и как задремала здесь...
— Господи, Джилли, — сказал Джорди. Увидев, что она очнулась, он откинулся на спинку своего кресла, но выражение тревоги по-прежнему не сходило с его лица. — Ты совсем, что ли, спятила? Нашла где спать. Чуть не замерзла!
Да, она и вправду могла умереть, подумала Джилли. Замерзла бы тут во сне насмерть и сидела бы так до первой оттепели или до первого бродяги: вот был бы сюрприз, залезает мужичок в машину погреться, а там на тебе, Спящая Красавица!
Ее передернуло — столько же от страха, сколько и от холода.
— А как... как ты меня нашел? — спросила она.
Джорди только плечами пожал:
— Да бог его знает как. Чем дольше тебя не было, тем неспокойнее мне становилось, так что в конце концов я не выдержал, встал и пошел тебя искать. Я шел, а у меня в затылке словно зудело что-то, подталкивало вперед, помнишь, как в том фильме про собаку, ну Лесси?
Сравнение насмешило Джилли.
— А может, я становлюсь экстрасенсом, как думаешь? — спросил он.
— Судя по тому, как ты меня нашел, не исключено, — ответила она.
Она выпрямилась на сиденье и тут только обнаружила, что во сне каким-то образом умудрилась расстегнуть на куртке замок и сунуть руку за пазуху. Теперь они вместе с Джорди изумленно разглядывали то, что сжимали ее затянутые в перчатку пальцы.
Это была фиалка, крохотная, но совершенно целая, даже с корешками.
— Джилли, где ты?.. — начал было Джорди, но тут же осекся. — Ладно. Предпочитаю не знать.
Но Джилли знала. В конце концов, сегодня ведь годовщина. Бейб или Фрэнк, а может, они оба тоже были здесь.
Мы будем с тобой, пока ты не забудешь.
Она не забыла.
И они тоже помнят, а иначе кто оставил ей этот цветок, кто послал Джорди на ее поиски? Да и как бы он нашел ее без посторонней помощи среди бесконечных нагромождений заброшенных домов, в метель, не зная даже, куда именно она направилась?
— Ну как ты, идти можешь? — спросил он.
Джилли сунула цветок под куртку и кивнула:
— Проводи меня домой, ладно? Коленки дрожат немножко.
— Допрыгалась.
— Джорди?
Он посмотрел на нее, подняв брови.
— Спасибо, что пошел меня искать.
Путь к дому Джилли был не близкий, но на этот раз ветер не мешал идти, а помогал. Он толкал их в спину, подгонял вперед, так что они добрались чуть ли не вдвое быстрее обычного. Пока Джилли переодевалась, Джорди приготовил им обоим по огромной кружке горячего какао. Теперь оба сидели перед окном на диване, Джорди в своих неизменных джинсах и жеваном свитере, зато Джилли натянула на себя две пары штанов, штук пять-шесть рубашек, столько же носков и еще перчатки без пальцев.
Джилли рассказывала ему, как она повстречала гемминов и как они потом ушли. Когда она закончила, Джорди сказал:
— Ого. Надо будет Кристи рассказать, может, вставит их в какую-нибудь книжку.
— Да, надо, — согласилась Джилли. — Может, если другие люди о них узнают, они не станут уходить.
— А как насчет мистера Ходжерса? — спросил Джорди. — Ты и вправду веришь, что они забрали его с собой?
Джилли взглянула на подоконник, где стоял горшочек со свежепосаженным цветком. Он задорно выглядывал из мокрой земли, чертовски похожий на рисунок, который оставила в ее блокноте другая рука.
— Мне хочется так думать, — ответила она. — Мне хочется верить, что куда бы они ни направлялись, святой Винсент оказался у них на пути. — В ее обращенной к Джорди светлой улыбке сквозила легкая грусть. — Не многие замечали, — добавила она, — но у самого Фрэнка глаза тоже были фиолетовые; в его старой голове скопилось без счету всяких воспоминаний, прямо как у Бейб.
Ее взгляд стал каким-то нездешним, как будто врата мечты распахнулись перед ней, открывая иные, неведомые смертным поля.
— Мне хочется думать, что у них все хорошо, — сказала она.
Пожалейте чудовищ
Все мы стоим в эпицентре собственного бытия.
Майкл Вентура
— Когда-то я была красоткой, — сказала старуха. — Соседские мальчишки вечно торчали у наших дверей, надеясь кто на ласковое слово, улыбку, а кто и на поцелуй, как будто моя красота, доставшаяся мне просто так, безо всякого труда, в их глазах значила больше, чем ум Эммы, быстрее всех в школе справлявшейся с домашним заданием, или музыкальный талант Бетси. Мне всегда казалось, что это несправедливо. Ведь я ничего не сделала, чтобы быть красивой, тогда как мои сестры много трудились над своими способностями.
Чудовище не ответило.
— Чего бы я только не отдала за ум или хоть какой-нибудь талант, — продолжала старуха. — С таким богатством и стареть не страшно.
Она плотнее укуталась в изодранную шаль, зябко повела тощими плечами. Посмотрела на своего компаньона. Тот сидел, бессмысленным взглядом уставившись в голую стену перед собой, чудовищные шрамы на его лице были почти неразличимы в тусклом свете.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
