степени…
Медовый бок Морвила под пальцами. Дубовый гребень не спеша зарывается в мягкую шерсть. Линька что-то пошла не ко времени, рассеянно думает Гриз.
А Кейн Далли выплёвывает и выплёвывает из себя привычные, набившие оскомину слова. Как все, кто ходил с Рихардом Нэйшем на вызовы. Они, правда, все выражались по-разному, но в целом…
— …тянет на новый уровень извращённого садизма в моём понимании! Спрашивается, как с ним можно после этого поладить?!
…их мнения сходились примерно в одном. Хаата вообще отказалась ходить на рейды с «эшшэлэ-тхоу», «человеком-смерть». Аманда, впрочем, ничего не имеет против, но она редко на выездной работе.
«Почему бы тебе не посылать с ним Уну, — иногда предлагает травница насмешливо, — Она бы сносила его пренебрежение со счастьем. Разве ему нужно что-нибудь, кроме возможности поиздеваться над другими?»
Кейн Далли шмыгает носом и набирает воздуха в грудь:
— Он же, чтоб его в вир, "жаворонок"!!!
Похоже, действительно остаёшься только ты, Гриз… стоп.
— Что-что?
— "Жаворонок". Долбанутая солнечным лучом по голове ранняя пташечка. Боженьки, как с ним вообще можно уживаться, если он будит людей в безбожную рань?!
Краем сознания Гриз отмечает, что она-то относила Нэйша к ночным хищникам — возможно, из-за имени, которым он называется…
— То есть это всё, что тебя в нём не устроило во время выезда?
Кейн морщит лоб, начинает перечислять прямо-таки напоказ:
— Гм, он общается, как распоследний урод, игнорирует большую часть моих реплик… Так, что там ещё, отбит на всю голову… ага, жуткий. Это-то я всё знал и до выезда, но вот с ранними побудками он уже совсем за границы дозволенного выходит.
И закатывает глаза, показывая — в каком он невозможном ужасе.
Тонко ноет левый висок — в нём засел сегодняшний вызов… ещё один частный зверинец, ещё один всплеск бешенства зверей. Разница только в том, что в зверинце оказались толковые вольерные и хорошие клетки, так что пришлось поработать только с яприлями да единорогами из открытых вольеров… но никто не погиб, да, чудом никто не погиб. И не удалось обнаружить — кто из посетителей это мог быть, и пришлось долго объясняться с директором питомника, и ноет висок… Очень может быть — Кейн видит это, потому что тут же и прекращает валять дурака.
— Не худший из моих напарников, если уж начистоту. И да, о худших я не буду рассказывать, чтобы не вселять ужас… ну вот, в Морвила, хотя бы.
«Мгррр?» — вскидывается Морвил, услышав своё имя.
— А вот представь себе, — отзывается Кейн, — О чём это я бишь? Так вот, он уехал сразу же после выполнения задания. А мне пришлось повозиться с выжиманием денежек до вечера. Этот староста из Маслюток оказался не дурак поторговаться! Всё пытался спихнуть, что и зверь был не на их территории…
Драккайна — очень возможно, что кормящая или с детёнышами. Раз уж они потом обнаружили логово… и девочку в нём. Раз уж самка драккайны для чего-то охотилась на людей и уносила добычу к себе.
Кто ещё был в логове — Кейн не рассказывает. Гриз благодарна за это.
Висок начинает ныть тревожно и остро — в него втыкаются мысли-льдинки. О пятнадцати жертвах и о маленькой девочке. О драккайне. О том, что всех не спасти, а к некоторым — ещё и не успеть.
Морвил лижет ладонь шершавым языком, а Кейн Далли звенит монетами.
— …всё-таки выжал сумму целиком, хотя меди он мне накидал — хоть засыпься. Зато как бесился, когда я в третий раз пересчитывал! Так пойдёт?
Кейн Далли просто не знает — насколько редко им платят за вызовы сполна.
— Да и… кхм, — Новичок выдвигает ногой из-под кресла сумку, к которой Морвил завороженно принюхивается, — нужно же было что-то стрясти с него за то, что нам пришлось нестись в соседнюю деревню… и шкуру я как трофей сговорил в Маслютки. Деньги скряга отдавать отказывался начисто, так что вот… говорят — лучшее в округе.
Внутри сумки тщательно охлажденные, завернутые в полотно куски сливочного масла. Кейн поглаживает сливочные бруски с видом собственника.
— Двенадцать фунтов. Фреза говорила — на выпечку сгодится, но если вдруг зверушкам тоже…
Очень может быть, питомник внезапно приобрёл сокровище. В лице человека с туманным прошлым. И таким же туманным именем.
— Очень даже пойдёт. Ты здорово сработал, Кейн. Свою долю с выручки получишь одиннадцатого числа. Если вдруг нужно сразу…
Далли мотает головой. Приоткрывает рот — спросить на что-то разрешения.
— Официально разрешаю надраться вместе с Лортеном, — У Кейна делается поражённый вид. — Но чтобы завтра ты был в порядке. Зайди к Аманде за антипохмельным — она ещё не спит. Масло брось на ледник.
Новичок кивает, подхватывает сумку и выходит. Морвил приязненно вздыхает вслед — и подставляет под гребень второй бок.
Далли — день… теперь вот ещё и сокровище, да. Готовность помочь, разговоры и шутки, а за ними…
Пропасть. Тень. Непонятный, черный след, тянущийся издавна, длинный и извилистый, почему-то напоминающий скользкий хвост… чей вот только?
«От него враньём несёт», — бросила Мел. Кейн Далли умеет лгать, да. Он отличный игрок. Совершенно точно недоговаривает о своём прошлом. Но Гриз кажется, что от новичка пахнет не только ложью и загадками. Ещё — темными углами, и стенами, в которые зажат, и оковами, которые давят-давят-давят — и не скрыться. Страх, загнанность, отчаяние и опасность — вот что слышит Гриз.
Морвил мурлычет — будто одобряя её мысли. А может, ему просто нравится ощущение гребня, неспешно скользящего по мягкому боку. Нравится — что она с ним. Алапарды — собственники, как все кошачьи, а она в последние дни ушла в дела и не выделила вот даже получаса — поиграть с другом…
Да и сейчас сидит у камина — не чтобы расчёсывать алапарда.
Встречает ночь.
Далли-день отправился отдыхать и кутить. Забрал с собой шум и суету, и призраки тысяч несделанных дел — завтра они все воскреснут и явятся. Оставил тишину, полутьму и потрескивание поленьев в камине.
Ночь ходит бесшумно. Она уже давно подкралась к питомнику неслышными шагами — идеальная охотница, от которой не спрятаться. Накрыла черным брюхом загоны и хозяйственные постройки, навалилась сном на дневных животных, подняла на ноги — ночных… И сияет в небе темно-синей шерсткой, поблескивает искорками звёзд.
За ночью приходит тот, кто носит её имя. Без скрипа половиц и шума двери — проскальзывает через бывший зал таверны, почти доходит до лестницы… Останавливается, увидев Гриз в кресле.
Огонь обагряет крылья серебряной броши-бабочки — мгновенный взблеск, когда Рихард Нэйш
