– Да ладно, – сказал я устало, – у меня был тяжелый день… давай не ссориться?.. Как насчет ночи?.. Ладно-ладно, это я пошутил, извини… Вот и хорошо, что не поняла, по глазам вижу. Гениальные мысли приходят неожиданно и часто в неожиданное место…
Ее лицо начало размываться, исчезать. Я уже решил было, что сейчас там у себя вскочит на крылатого коня или на дракона, примчится разбираться со мною прямо здесь, в реале, но свет снова вернулся, лицо стало ярким, глаза вспыхнули, как звезды.
– Ничтожный, – сказала она свистящим шепотом. – Ты безумен!.. Ты не понимаешь, что и так обречен! И ты торопишь свою гибель?
– Дык лучше, чтобы все в один день, – ответил я нагло. – Чтоб всех разом, как тараканов. А то гоняйся за вами поодиночке!
– Ничтожный, – повторила она. – Ты обречен. Но я могу уменьшить твои муки…
Она остановилась, глаза чуть померкли, а голос дрогнул. Я мгновенно все понял, улыбнулся, гора на плечах накренилась, начали сыпаться камни, падать скалы. С каждым мгновением все легче держать эту тяжесть. Волшебница начинает торговаться, а это моя стихия, стихия человека рыночных отношений.
– Ну-ну, – ответил я. – Давай обещай. И что же тебе нужно взамен?
Я повернулся, сделал вид, что внимательно осматриваюсь, а сам украдкой следил за нею. Ее взгляд сразу же простодушно метнулся через мое плечо к двери.
– Мне от тебя ничего не нужно, – ответила она. – разве что… на колени, червь, и смиренно проси меня оставить тебе жизнь. А я…
– Ну-ну?
– Подумаю, – пообещала она. – Подумаю. Может быть, еще и оставлю тебе жизнь, наглец.
– В мире существует слишком много причин для смерти, – ответил я нагло, – чтобы умирать еще и от скромности. Но насчет оставления мне жизни и всех этих «на колени», пальцы веером и чиста серьезно я подумаю. Правда. Такая мысль не укладывается в голове, так что я попробую расположить ее вдоль спинного мозга, лапочка.
Ее глаза были строгими и серьезными, она переспросила холодным голосом:
– Лапочка? Что это?
– Это что-то вроде «Ваше сиятельство», – объяснил я. – Или «Ваше преосвященство», а также «Господин градоначальник» или «премьер балета»… тьфу, правительства. Мне здесь довольно одиноко, честно. Посидим, выпьем, в картишки, о бабах, можно в баньку… если есть, конечно, еще не смотрел. Вы как насчет баньки? Все решается в банях да на охоте.
Она ответила надменно:
– Я предпочитаю на охоте. В банях, это, наверное, дальше на юге.
– На охоте надо зверей бить, – заметил я. – Я не то чтобы уж совсем озеленел, но лесные звери – невкусные. Может, все-таки встретимся за столом? Чтоб ужин, переходящий в завтрак?
Она смотрела исподлобья, недоверчиво. Я увидел по ее простодушному средневековому лицу, что колеблется, как колеблется, какие мысли пробегают под этим чистым лобиком. Все-таки гады мы в своем веке, даже не замечаем, какие подлые и изворотливые гады. Чтобы понять, какие мы гады, достаточно посмотреть на этого ребенка, что считает себя… да и другие ее наверняка считают, исчадием подлости, хитрости, коварства.
– Я полагаю, – произнесла она осторожно, – вас бесполезно приглашать в мои… апартаменты?
Я развел руками.
– Абсолютно! Во-первых, это вам надо что-то от меня, а не мне от вас. Во-вторых, признаюсь честно, я не маг. Я не могу перемещаться в пространстве, используя всякие ваши штучки.
Она сказала осторожно:
– Это я чувствую. Но в то же время вы как-то вторглись во владения сэра Галантлара, убили, захватили…
– Я рыцарь, – объяснил как можно любезнее. – Христианский рыцарь!.. Это нескромно, но скажу сразу, я – паладин. Правда, в отличие от сэра Галахада совсем не девственник, хотя из-за моего коня чего только не наслушался… И, как настоящий паладин, сейчас буду заниматься этим хозяйством, что значит – жечь все колдовские штучки, что отыщу… вы понимаете?
– Понимаю, – ответила она поспешно. Бедолага едва не вскрикнула при словах, что буду жечь магические раритеты, ни фига еще не умеет притворяться, тоже мне – женщина. – Тогда… если вы, самозванец и узурпатор, поклянетесь не причинять мне вреда…
– Дык эта я сразу, – ответил я с готовностью, пропустив самозванца и узурпатора, ибо брань на вороту не виснет, а главное в переговорах – успех, а не прыжки в сторону и бег на квадратные метры. – Когда ждать?
Она подумала, глаза ее все еще в сомнении изучали мое лицо, ответила с осторожностью:
– Я сообщу о своем решении.
– Тогда я пока не буду жечь и ломать, – пообещал я.
Моя спина все еще прижималась к спинке, так что отключиться не должно, однако ее лицо потеряло краски, диафрагма видимого сокращалась, исчезла накидка и волосы, потом лицо, в неподвижном воздухе завис ее чеширский взгляд. Когда и он исчез, я осторожно шевельнулся, ничего не случилось, стальные зажимы не ухватили за бока и руки, не заставили смотреть курс лекций о правах человека и необходимости реформ.
Пока пальцы застегивали перевязь, еще раз осмотрелся в пустом помещении. Там позади в коридоре еще двери, где не побывал, не говоря уже о том, что некоторые ведут неведомо куда, а это нравится не очень. Вернее, очень не нравится. Туда кто-то мог улизнуть, когда сопротивление стало безнадежным. Но кто убежал, тот может и вернуться. Если, конечно, из тех мест можно, больно места страшноватые…
Ноги потихоньку понесли обратно по коридору, взгляд зацепился за скобу на уровне моей головы. Под цвет темного дерева, облицовывающего все стены до потолка, выступает из стены не больше чем на ладонь, а над ней еще одна, и еще, и еще. Наверх уходит темная труба, малозаметная на общем фоне, а я на его дне. Скобы при всей ювелирной изящности уж очень напоминают о своем простонародном происхождении от простой пожарной лестницы. Или от тех скоб, что ведут в глубины канализационных труб.
Я подпрыгнул и ухватился повыше, скобы не дрогнули, никто их не расшатал, будто и не пользовались. Подтянулся кое-как, дальше зацепился ногами, все рассчитано, чтобы не слишком выпирало, но и легко наступать самыми кончиками сапог. Все как будто выверено, отработано тысячелетиями, как дверные ручки или форма водопровода, сработанного, если верить классику, еще рабами Рима.
Скобы проходили перед моим лицом сверху вниз, я сперва поглядывал вверх, но там полная тьма, наконец просто сосредоточился на скобах, все-таки не ступеньки, если сорвется нога, то не покачусь по бархатному ковру и даже на него не шмякнусь…
Когда тело разогрелось от усталости, а руки и ноги налились горячей тяжестью, мелькнула мысль, что хорошо бы перевести дух, но на таких ступеньках хрен переведешь, еще больше устанешь висеть, изображая муху на стене. Я заставил свое тело карабкаться выше, вскоре голова уперлась в преграду. Я ощупал, похоже на металл. Я бы вообще назвал крышкой канализационного люка, и на миг представилось, что приподнимаю, отодвигаю в сторону и вылезаю где-нибудь в районе Садового кольца.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
