Я говорил с трудом, физически трудно обращаться к человеку намного старше себя на «ты», но я же феодал, благородная кость, а ученые в то время на уровне шутов, их за людей не считали, их кратковременный взлет начался только в восемнадцатом, продлился в девятнадцатом и закончился в двадцатом. В мое время снова шуты, а королями стали поп-звезды, тележурналисты и дизайнеры прокладок с крылышками.
Он сказал все еще пугливо, но уже с жадной торопливостью профессионала, что даже с петлей на шее пополняет свои знания:
– Я об этом не слыхал! Сам Христос в такой роли?.. Как это было? Я расскажу другим. Может, челядь не так бы шарахалась от этих безобидных созданий…
– Христос сорок дней, – сказал я нравоучительно, как говорил бы отец Совнарол, – и сорок ночей просидел в пещере над Иерихоном, когда продумывал в деталях концепцию нового учения. Только его пещера оказалась под обрывом, что закрывал западную часть неба, и он не знал, когда молиться на заходе солнца. А это, как догадываешься, крайне важно для ритуалов… Вот-вот, я тоже думаю, ну прям жизненно важно. Однажды поднялся на вершину горы, дождался, когда солнце скрылось за краем земли, начертил в пыли эти вот линии, довольно изящные, верно?.. И вдохнул жизнь, и сказал нашим крыланчикам: «Каждый вечер на закате солнце вылетайте из расщелины, где отныне будете жить, дабы знал я час молитвы…» Так что ты тоже, как Иисус Христос среди мышей. И тоже молишься. Даже чем-то похожи оба, если вот так, в профиль. Постарше разве что лет на пятьдесят.
Он кивал, соглашался, но, когда сравнил с Иисусом, смутился, посмотрел с подозрением, сильно ли издеваюсь, проговорил нерешительно:
– Вот только насчет молитв… гм…
Я отмахнулся.
– Ладно, мне, как правителю, другое знать надобно. Что здесь, собственно, творится? Как христианин и гуманист… местами, я не потерплю цедения крови христианских младенцев… да и нехристианских тоже нельзя, запрещаю. И ряд опытов, не совместимых с моралью, запрещаю. Хотя опыты по клонированию моим указом разрешены, даже поощряются, как и эвтаназия, но только с разрешения эвтаназируемого. А если без разрешения, то с моего согласия. Я потом составлю список, что нельзя и что можно…
Глава 5
Он смотрел с испугом, красные от бессонницы и переутомления веки жалко подрагивали. Вряд ли понял хоть половину моих слов, явно считает их военным жаргоном, глаза испуганные, я обращаюсь к нему вежливо, а такое со стороны владельца замка можно счесть только изощренным издевательством перед казнью, я это понимал, но не могу, не могу строже и наглее, и так уже будто выплевываю через губу это наглое «ты»…
– Хорошо, господин, – пролепетал он. – Как скажете, господин…
– Но какие-то успехи уже есть? Что-нибудь полезное для народного хозяйства? Ну там повысить урожайность зерновых, надои крупного рогатого или яйценосность… Как насчет яйценосности?
Он виновато развел руками.
– Да я как-то больше занимался трансмутацией металлов… Это многообещающее направление, многие прилагают усилия…
– Ученье – свет, – пробормотал я, – а неученье, понятно, армия… Я вообще-то знаю один важный химический закон: если смешивать одно дерьмо с другим, то общая ценность полученного продукта не изменится. Хотя философский камень может получиться… И как дела с этой трансмутацией?
Он снова развел руками.
– Все свои достижения держат в тайне…
Я покачал головой.
– Да, не пришло еще время больших творческих коллективов, не пришло. Еще не знаете, что это значит – трудиться бок о бок, чувствовать острый локоть соседа, слышать, как за спиной говорят, что опять эта бездарь получает больше всех, а работает спустя рукава… А с трансмутацией застряли на каком уровне? Не пора ли с благородной алхимии перейти на простую приземленную химию?
Он суетливо указал на стол, весь в коричневых пятнах, в ямках и коррозии, что могут оставлять только сильные кислоты и щелочи. Там в середке сиротливо горбятся перевернутые глиняные чашки. Шесть чаш, одна другой меньше, последняя едва ли больше наперстка.
– Неудачи преследуют, господин, – признался он отчаянным голосом. – Удается превращать только наоборот… Ну, от ценного к менее ценному, от тяжелого к легкому. Сколько ни пытаюсь обратить свинец в золото, но добился лишь, что по цепочке превращений обратил его в пар, в ничто, в эфир…
Я поинтересовался с понятным скептицизмом:
– А свинец в простое железо… это как?
Он сказал уныло:
– О, это просто. Вот смотрите…
Он перевернул одну из чашек, под нею тускло поблескивали толсто нарезанные пластинки свинца. Я взял одну, помял, посгибал, бросил обратно. Маг сдвинул брови, сказал одно длинное слово, и блеск металла разом изменился. Я, не веря глазам, взял ту же пластинку, попробовал согнуть, хренушки, напрягся, с огромным трудом чуть-чуть согнул, проще гнуть толстый гвоздь. Железо, настоящее железо!.. Не сталь, но железо.
– Получилось? – спросил я пораженно.
Он не понял интонации, сказал жалобно:
– Примесей много, потому такое… Настоящее железо – это серый такой порошок, его вообще нельзя ковать. А это… гм…
– А во что еще можешь?
Он сказал печально:
– Могу в олово…
– Делай, – сказал я твердо.
Он снова сдвинул брови, посмотрел на брусочки железа, сказал словцо покороче, и пластинки снова изменили цвет, побелели. Я ухватил, помял, попробовал даже на зуб, сердце стучит, это же хоть и магия, но все-таки и наука каким-то боком, поинтересовался:
– А что ты говорил насчет эфира?
Он развел руками, брови сдвинулись, полоска олова в моих руках превратилась в кремниевую полоску, сразу же хрустнула. Я помял, рассыпалась в мелкие камешки.
– Получилось, – произнес я, с трудом скрывая волнение. – А в дерево можешь?
Он испугался:
– Как можно?.. Дерево – живое!
– Что, устав запрещает?
– Какой устав, какой устав?.. Любой кусок деревяшки – неимоверная сложность!.. Это под силу было только Творцу.
– А в воду?
Он покачал головой.
– И вода намного сложнее любого металла и любого камня, пусть даже трижды драгоценного. Вода тоже в чем-то живое, господин.
Полоска в моих пальцах внезапно посветлела, истончилась и пропала. На ладони осталось ощущение, как будто только что держал маленькую хрупкую полоску льда.
Он смотрел виновато, заискивающе, мне стало неловко, вот так ученые, двигающие цивилизацию, всегда заискивают перед сильными мира сего, что создают богатства на усовершенствованных тампаксах или даже на рекламе и установке тампаксов.
– Да, – проговорил я медленно, – это впечатляет… наверное, это уровень внутриядерных взаимодействий… Но, наверное, надо начинать с вещей попроще. К примеру, что Земля – шар, что не на трех слонах, а крутится вокруг Солнца… Что, невероятно? Атомную решетку менять – запросто, а что Земля – шар, поверить трудно?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
