Бордмен почувствовал, как у него сжало горло. Он чертовски устал и одновременно испытывал безумное упоение, как никогда, со времен молодости. Он позволил Мюллеру сделать третий шаг к смерти, потом небрежно щелкнул двумя пальцами.
Гринфильд и Рейнольдс бросились на Мюллера, как дикие коты, и схватили его за локти. Сразу же их лица исказились под действием излучения. Мюллер вырывался и боролся с ними. Но вот уже Дэвис и Оттавио схватили его. Теперь в сумерках все вместе казались ожившей группой Лаокоона. Мюллера, самого высокого из них, сжавшегося в этой отчаянной схватке, было видно только наполовину. «Все было бы проще, если бы мы использовали оглушающие пули, – подумал Бордмен. – Но по отношению к людям это рискованно». Еще минута – и они повалили Мюллера на колени.
– Разоружите его, – приказал Бордмен.
Оттавио и Дэвис держали Мюллера. Рейнольдс и Гринфильд обыскали его карманы. В одном из карманов Гринфильд нашел маленький металлический шарик с квадратным окошечком.
– Больше вроде бы ничего нет.
– Проверьте досконально.
Проверили. Мюллер с застывшим лицом и окаменевшими глазами оставался неподвижным. Как человек, стоящий на коленях перед плахой. Наконец, Гринфильд доложил:
– Ничего.
– В одном из верхних коренных зубов у меня ампула уриефагина. Я досчитаю до десяти, раскушу ее и растворюсь прямо перед вами.
Гринфильд подскочил к Мюллеру сзади и схватил его за челюсть. Бордмен остановил его:
– Не надо. Он шутит.
– Но откуда мы можем знать…
– Оставьте его, отойдите, – он показал рукой. – Встаньте там, в пяти метрах от него, и не подходите, если он не будет двигаться.
Они ушли с явным удовольствием, не скрывая, что с радостью выберутся из зоны действия полного излучения Мюллера. Бордмен, находившийся в пятнадцати метрах от него, чувствовал только мимолетные укусы боли. Не подходя ближе, он сказал:
– Теперь можешь встать. Только прошу тебя, никаких лишних движений. Честное слово, мне это крайне неприятно, Дик.
Мюллер встал. Лицо у него почернело от ненависти. Но он молчал.
– Если это будет необходимо, – проговорил Бордмен, – мы обольем тебя застывающей пеной и перенесем, как куклу, на корабль. Если понадобится, ты останешься в ней на все время полета. В ней же встретишь инопланетян. Совершенно беспомощный. Я не хотел бы этого делать, Дик. Альтернативой может быть только твое согласие сотрудничать. Сотрудничать добровольно. Сделай то, о чем мы просим тебя, помоги нам в последний раз.
– Чтоб у тебя заржавели все потроха, – ответил Мюллер почти безразличным тоном. – Чтоб ты жил тысячу лет, окруженный одними червями. Чтоб ты задыхался от собственного самодовольства и никогда не сдох.
– Помоги нам по своей воле.
– Сажай меня в вашу колыбельку, Чарльз. Иначе я убью себя в первую же удобную минуту.
– Каким негодяем я должен тебе казаться! Но я не хочу забирать тебя отсюда силой. Пойдем по-хорошему, Дик.
Мюллер едва не зарычал в ответ. Бордмен вздохнул. Это был вздох нерешительности. Он повернул голову к Оттавио.
– Давай колыбель из пены.
Раулинс, который стоял как в трансе, внезапно начал действовать. Он выхватил из кобуры Рейнольдса пистолет, подскочил к Мюллеру и сунул ему оружие в руку.
– Вот, – прохрипел он. – Теперь ты хозяин положения!
Мюллер посмотрел на пистолет так, как будто никогда его раньше не видел, но его удивление длилось только миг. Умелым движением он схватился за рукоять и положил палец на курок. Оружие этого типа было хорошо известно ему, хотя из-за модификации оно немного изменилось. Молниеносным выстрелом он мог убить их всех, или себя. Мюллер начал пятиться с таким расчетом, чтобы они не зашли с тыла. Палкой, укрепленной на ботинке, он проверил стенку и, когда убедился, что она крепка, оперся о нее спиной. Потом описав пистолетом полукруг, охватывающий всех, приказал:
– Встаньте в ряд так, чтобы я всех видел.
Его развеселил унылый взгляд, которым Бордмен одарил Раулинса. Парень был ошеломлен, Как будто его неожиданно разбудили. Терпеливо ожидая, пока все выстроятся в ряд, Мюллер поразился своему спокойствию. Он заметил:
– У тебя жалкая мина, Чарльз. Сколько тебе теперь лет? Восемьдесят? А ты бы хотел прожить еще лет семьдесят, восемьдесят, девяносто, я так думаю. Ты распланировал себе всю карьеру, и этот твой план, наверное, не предусматривает твоего конца на Лемносе. Спокойно, Чарльз. И выпрямись. Ты не разбудишь во мне жалость к располневшему старичку. Я знаю эти штучки, ты полон ими так же, как и я, хотя эти мышцы выглядят у тебя очень хлипкими. Ты даже здоровее меня. Выпрямись, Чарльз.
– Дик, – хрипло сказал Бордмен, – если это тебя может успокоить, убей меня. А потом иди на корабль и сделай то, что от тебя требуется. Без меня свет как-нибудь простоит.
– Ты это серьезно?
– Да.
– Может, и правда, – проговорил Мюллер задумчиво. – Ты, хитрая старая дрянь, предлагаешь мне обменную торговлю! Твою жизнь за мое сотрудничество! Но ведь это никакой не обмен. Я не люблю убивать. И не буду удовлетворен, если убью тебя. Проклятие и так будет висеть надо мной.
– Я оставляю свое предложение в силе.
– А я отвергаю его. Если я убью тебя, то не потому, что заключил с тобой договор. Еще более вероятно, что я сам себя убью. Знаешь, я ведь в глубине души порядочный человек. Конечно, несколько неуравновешенный, но порядочный. И уж скорее выстрелю из этого пистолета в себя, чем в тебя. Ведь это я страдаю. И могу покончить со страданиями.
– Ты мог бы это сделать в течение всех девяти лет. В любую минуту. Но ты жив. И ты использовал всю свою ловкость и хитрость, чтобы выжить в этой бойне.
– Да, но это было нечто иное! Какой-то абстрактный вызов: человек против лабиринта. Проба сил, хитрости. Ловкости. А теперь, если я убью себя, я перечеркну твои планы. Оставлю человечество с носом. Ведь я необходим, как ты говоришь? Какой же способ лучше заплатить человечеству я найду?
– Мы очень сожалеем, что ты страдаешь, – сказал Бордмен.
– Без сомнения, вы горько плакали надо мной. Но вы не сделали больше ничего. Вы дали мне тихонечко уйти, изболевшемуся, испорченному, нечистому, а теперь я могу освободиться. Это действительно не убийство, а только месть.
Мюллер улыбнулся. Он отрегулировал пистолет на самый тонкий луч и приставил ствол к груди. Осталось только нажать на спуск. Он окинул взглядом их лица. Четверо солдат вовсе не были растроганы. Раулинс все еще пребывал в состоянии шока, только Бордмен был явно напуган и обеспокоен.
– Я мог бы сперва убить тебя, Чарльз. Чтобы дать урок нашему молодому другу… Наказать за подлость смертью. Но это бы все испортило. Ты будешь жить, Чарлз. Ты вернешься на Землю и признаешь, что этот необходимый человек смог ускользнуть из твоих рук. Что за темное пятно на твоей карьере! Полный крах твоей самой важной миссии. Такова моя воля. Я упаду здесь мертвый, а ты обретешь то, что от меня останется, – и он положил палец на курок. – Раз. Два.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
