Мальчонка отрицательно покачал кудлатой головой и убежал. Вадим усмехнулся. Он бы тоже на его месте не понял, но запомнил на всю жизнь. Как знать, может быть и вырастит из этого мальчугана будущий Кулибин, если выживет. От этой мысли Вадим нахмурился, припомнив все прошедшие события. Ну, что тут скажешь?
Смазав пистоль и ещё раз проверив работу кремнёвого замка и курков, Вадим всё уложил рядом с топчаном и, завершив вечер сытным ужином, лёг отдыхать. Сначала не спалось, а потом, когда он уже почти заснул, началось…
— Ратуйте, люди, ратуйте! — послышались крики со всех сторон от дома. Поначалу тихая, ночь внезапно разорвалась громкими звуками беды и ненависти. Сначала робко и неспешно, а потом всё быстрее и сильнее стал бить набат, тут же подхваченный колокольнями окрестных церквей. Вскоре над всем Козельском поплыл медный перезвон церковных колоколов. На город надвигалась беда.
Вадим буквально скатился с топчана. Ошарашенно вертя головой во все стороны, он с тревогой посмотрел в единственное круглое окно. За слюдяным щитом виднелись горящие факелы и силуэты бегающих в разные стороны людей.
— Ратуйте! Ратуйте! Ратуйте! — неслось со всех сторон. Прямо Рататуй сплошной. Вадим ещё не привык к этому слову, и оно билось в его сознание образом крысы из мультфильма.
Судорожно натягивая портки, он лихорадочно соображал, кто бы это мог быть. В голове варьировались десятки вариантов: от мертвяков до инопланетян. Маруся тревожно металась по избе, дети в голос выли, старшие рыдали, младшие им вторили. Царил бардак.
Положение осложнялось ещё тем, что дом находился за городской стеной, в посаде, и значит, кроме доблести его защитников перед врагами не существовало больше никаких преград.
Натянув портки, Вадим подпоясался саблей и схватил пистоль. Не глядя на детей и хозяйку, он стал на ощупь насыпать порох на полку. В темноте забить заряд и пулю в ствол пистоля с первого раза не получилось. Заплечный мешок и боевой кистень остались лежать у топчана, пока он, прижавшись носом к слюдяному окну, всматривался во двор. За окном метались лишь световые пятна. Это редкие человеческие фигуры бегали с факелами, а вслед за ними бежали другие. Только кто это, разобрать оказалось невозможно.
Хозяйка зажгла свечу и со страхом смотрела на действия молчаливого Вадима. А тот продолжал готовиться к бою, получалось пока плохо. Руки дрожали, порох просыпался на землю, сабля не желала выходить из ножен.
В это время в дверь громко забухали чем-то тяжёлым. Маленький палисадник затрещал под тяжестью грузных тел. Раздался чей-то пронзительный крик, быстро утонувший в мешанине разных звуков. А в дверь ещё более настойчиво замолотили кулаком, а может и не кулаком, а лапой.
Дети перестали плакать, сжавшись в пёстрый комок тел, голов, рук, и ног, они приникли к матери и, обхватив её руками, печально замерли. Агафья растерянно стояла рядом. Вадим мельком взглянул на них, и его сердце защемила тоска. Блестели в неровном свете свечи испуганные глазёнки детей. Маруся потеряно смотрела вперёд, ни на что уже не надеясь и мысленно распрощавшись с собственной жизнью.
— Агафья, — крикнул Вадим, — наведи порядок, возьми из мешка кинжал и готовься к бою.
Странно, но его звонкий, почти уверенный голос заставил вскочить со своего места Агафью и схватиться за кинжал. Пища своим ещё детским голосочком, она принялась командовать остальными, быстро войдя во вкус.
А перед глазами Вадима резко возник образ матери, такой близкий, родной и любимый. Вспомнилась бабушка, мать отца, её доброе лицо, изрезанное густыми морщинами. Заботливые и любящие руки, всегда поддерживающие в трудный час. Готовые вытирать и его слёзы, и его сопли. Вадим отвернулся, не в силах сдержать слёз отчаянья. Он не понимал, что происходит, точнее, не понимал, как такое смогло произойти. Город был защищён со всех сторон засеками, там стояли вооружённые люди, но…
Ясно становилось одно: на Козельск кто-то напал поздним вечером. И ничего хорошего ждать не приходилось. А единственная защита их в доме –толстая дубовая дверь, в которую сейчас кто-то непрерывно ломился.
Перед Вадимом возникла дилемма, откроешь — можешь погибнуть, не сумев дать отпор, не откроешь — погибнешь, когда её вынесут несколько человек или зомби. Он вздохнул и подошёл к двери. Страшась того, что за ней может ожидать, приложил к толстым доскам ухо.
За дверью слышалось дыхание, и оно не походило на человеческое. В отдаление слышались мужские и женские крики, но очень глухо. Дубовая толстая дверь плохо пропускала звуки. Вадим отступил, оглянулся. Вдова сидела, обняв ребятишек, и с ужасом смотрела на него. А дверь стала ещё пуще содрогаться от ударов.
— Мама, а нас всех убьют?
Вадима передёрнуло, он огляделся. Дом представлял собой надёжное убежище, но дверь и окно казались ненадёжными. Дверь открывалась наружу, и её могли легко заблокировать, потом огонь или просто груда тел у входа — и возникает реальная возможность помирать от голода или обезвоживания. Но можно и обождать какое-то время, но дверь всё сильнее и сильнее содрогалась от ударов.
Кто-то снаружи чувствовал или знал, что здесь скопилось много беззащитных людей. Что делать? Ждать или нападать?
Проблема выбора решилась сама собой. В этот момент круглое слюдяное окошко разлетелось вдребезги от могучего удара. Осколки пробарабанили по стенам, и в избу сразу проникли все наружные звуки и запахи.
Все застыли от ужаса, и на несколько мгновений повисла гнетущая тишина. Кровь застучала звонкими молоточками в голове у Вадима. Он мгновенно вспотел, хотелось бежать, куда глаза глядят. Страх накрыл его с головой, забирая с собой весь разум. Он хотел бежать, бежать без оглядки. Он, может, так бы и сделал, если бы не детские крики и протяжные бабьи причитания рядом.
Маруся тонко завыла, предчувствуя близкую гибель, и настолько этот тонкий женский вой забил по нервам Вадиму, что он очнулся от испуга, накрывшего его с головой. Мозг, что почти поддался волне дикого страха, стал потихоньку возвращаться обратно к окаменевшему от ужаса Вадиму.
В это время в окошко просунулась обезображенная вирусом или невесть чем рука. Вадим окончательно очнулся. Мертвяки! А он, было, грешным делом, подумал, что это разбойники или ляхи.
В это время в окошке показаласьуже голова беса и оглушительно заорала, рассеяв все сомнения.
— Мы все умрём! Аааа! Аааааа! — заорала в ответ Маруся.
Бес пытался залезть в хату, но застрял в плечах. Непрерывно воя и бормоча непонятно что, он судорожно дёргался, пытаясь проникнуть внутрь. Видимо перерождение не лучшим образом отразилось на его интеллекте. Вадим поднял пистоль и уже хотел выстрелить, когда до него дошло, что оглушительный грохот выстрела в замкнутом помещении ударит по нему самому же.
Положив пистоль на пол, он дёрнул из ножен саблю и пошёл к мертвяку.Резко прозвучал свист, и голова беса заскакала по полу, корча рожи. Дети запищали, вдова отвернулась в ужасе. Чёрная кровь потекла по полу. Нужно откинуть тело назад. Вадим оглянулся и увидел ухват. Схватив его, он упёрся в тело мертвяка и вытолкнул его из избы.
Отрубленная голова мертвяка каталась по полу и клацала зубами в попытке дотянуться до людей. Вадим ухватом подцепил её и вышвырнул вслед за остальным телом. Вдова продолжала тонко верещать, но Вадим больше не обращал на неё внимание. Косолапя и передвигаясь рывками, к окну устремился следующий мертвяк.
Вадим метнулся к пистолю и, выставив его наружу, нажал на курок. Выстрел, прогремевший в ночной тишине, опрокинул мертвяка наземь. Пробитый пулей, череп перестал служить своему хозяину. Но это было только начало атаки. От двери в сторону окна уже шуршали ещё двое бесов.
Пока они шли, Вадим успел сбегать в свою комнату, вынуть из мешка пули и порох в мешочках и разложить их перед собою. К моменту, когда следующий мертвяк просунул голову в окно, пистоль оказался перезаряжен.
Клыч снова пошёл на замах и, ударив по шее беса, отсёк его голову. Ухват отправил тело обратно в ночную тьму, а выстрел из пистоля встретил следующую тварь. Пуля пробила череп, тело беса упало под окно. Отрубленная голова первого мертвяка продолжала кататься по полу, пока не оказалась нанизанной на остриё клинка, как на вертел. Нажим, хруст и уже упокоенная часть тела покинула пределы комнаты.
