— Дались тебе самарские дети! За что ты их ненавидишь?
— Какая чушь! Может быть, немного ревную… Я не хотела тебе говорить, но коль на то пошло… Ты думаешь, Иеппе Окьер послал им бочку рыбьего жира? Черта с два! Он сам сидит без гроша. Это я из сэкономленных денег…
— Как ты умеешь все запутать! Еще немного, и окажется, что это я виноват.
— Да! Ты видел во мне только хранительницу семейного очага Пенелопу, у которой нет другого дела, как ждать своего ненаглядного. А я не Пенелопа. Я не могу тупо прясть и распускать пряжу, пока не нагуляется муж-странник. Ты сам сделал меня такой, хотя и не стремился к этому. Ты научил меня думать, жить не только домом и кухней. Но в свою главную жизнь ты меня так и не пустил.
— Неправда!..
— Правда! Я для тебя подушка, в которую можно выплакаться от всех невзгод. А кому выплакаться мне? Ты ведь не допускаешь, что у меня могут быть свои горести, сомнения, поиски. Я оказалась в пустоте. И нашлись люди — художники, живые, горячие, ищущие, они вырвали меня из этой пустоты, дали почувствовать себя человеком. Неудивительно, что один из них стал мне близок.
— Я догадываюсь, кто это. Боже, такое ничтожество!..
— Конечно, ему далеко до мюнхенской кельнерши. Ты не находишь, что подобный разговор низок?
— Наверное… Но мне больно, больно тут, — беспомощным жестом он показал на сердце. — И мерзко. Представляю, как нам промывают косточки!
— Мало ли о нас сплетничали? Ты всегда был выше этого.
— А дети, Грета? Дети знают?
Лицо ее сразу осунулось, постарело.
— Они слишком малы…
— Сторм сказал мне о «втором папе».
— Детская болтовня! — Маргрете вновь взяла себя в руки. — Он сказал это, не вкладывая никакого смысла… Насчет Сторма не беспокойся.
— Да не в Сторме дело! — вскричал он. — Что мне делать?
— Постарайся простить меня, Мартин, как столько раз прощала я тебя.
— Но ты хоть любишь меня? — и это прозвучало как признание своего поражения.
— Очень люблю.
— «Очень» — это меньше, чем просто люблю, Грета, — бледно улыбнулся Нексе.
— Я люблю тебя.
— Ну, а что же дальше?
— Начнем сначала, — сказала Маргрете. — Есть семья, есть дом, есть литература, есть твоя борьба. Может быть, она станет и моей борьбой. Твоя бывшая жена Маргрете была хорошая женщина, но ей нужна была только твоя верность. Я же прошу о другом, о большем. И если это будет, то бог с ней, с кельнершей.
— Нет, с этим покончено!.. — вскричал Нексе. — Начнем сначала!
22
Невыспавшийся, встрепанный Нексе сидел в пижаме на застеленном диване в кабинете. На письменном столе в беспорядке набросаны исписанные и чистые листы бумаги, газеты. Не постучавшись, вошла Маргрете.
— Ты только встал?
— Вернее, я только лег. И не могу заснуть.
— А как работа?
— Плохо.
— Опять наша жизнь пошла кувырком. Но тогда ты хоть писал «Дитте», а сейчас из-за газетной статьи.
— Я старею, и мне все труднее пишется. Да и тоскливо кричать в пустоту.
— Почему ты не хочешь спать нормально в своей постели?
— Почему? — у него стало злое лицо. — Потому что в ней нормально спал другой человек.
Он ждал ответной вспышки. Но она лишь устало опечалилась.
— Ты не можешь выкинуть этого из головы?
— Из головы могу, из сердца не получается. — Теперь у него лицо не злое, а несчастное. — Дом стал мне ненавистен, здесь все захватано чужими руками. И Дания мне ненавистна. У меня ничего не вышло тут. Ни с литературой, ни с личной жизнью. — И, будто осененный внезапной идеей: — Грета, давай продадим дом!
— Продать дом? Ты на это решишься? Сколько вколочено в него денег, труда, душевных сил. А твой сад, Мартин?
— Я разобью другой сад.
— Где же мы будем жить?
— Только не в Дании. Начнем сначала, но по-настоящему.
— В России? — спросила она неуверенно.
— Я же не знаю языка. А для писателя это смерть. Поедем в Германию. Ну, хотя бы на Баденское озеро. Там красиво и чудесный климат. Мои легкие окрепнут. И самое главное — книги Андерсена Нексе там широко продаются.
— Как все неожиданно!..
— Поедем, Грета. У меня много знакомых в издательских кругах. Я буду хорошо зарабатывать. А ведь это необходимо, когда на руках семьдесят душ. Да и отношение много значит. Меня не будут травить, не будет косых, злорадных усмешек и гнусного шепотка. Там республика, Германия сейчас ведущая страна в европейской культурной жизни.
— Наверное, ты прав… Но это — как снег, на голову.
— Но и то… другое… тоже как снег на голову. Уедем, Грета, мы сохраним семью, друг друга и будем опять счастливы.
Она долго, молча смотрела на него. Потом медленным движением опустила ему руку на плечо.
— Давай попробуем, Мартин. Еще раз начнем сначала…
…Медленно опускается с флагштока на крыше «Зари» красный стяг.
— Полная капитуляция? — с бледной улыбкой спросила мужа Маргрете.
— Нет, временное отступление, — в глазах Нексе печаль и надежда…
23
Зимний вечер. Женщина глядела в окошко на облетевшие деревья, на темную пустынную деревенскую улицу, на холодно поблескивающее под луной озеро. Это Маргрете. Лицо ее замкнуто и печально. Прислушалась. Прошла в детскую. Инге разметалась во сне, что-то бормочет, порой вскрикивает. Маргрете приложила ладонь ко лбу дочери и прогнала страшный сон — девочка притихла.
Хлопнула входная дверь. Маргрете вышла из детской, зажгла свет в гостиной, и в этот свет шагнул из прихожей Нексе с красным, нахлестанным ветром лицом. Его бодрый, здоровый вид резко контрастировал с сумрачным обликом Маргрете.
— Уже вернулся?.. — произнесла она тусклым голосом.
— Нельзя сказать, что меня приветливо встречают!
— Я не ждала тебя так рано. Будешь ужинать?
— Меня накормили после лекции. Отличные свиные сосиски и кружка баварского пива.
— Ты где ляжешь?
— Почему ты всякий раз спрашиваешь меня об этом? — сердито сказал Нексе.
— Разве?.. Не замечала.
— Ты стала какая-то странная. Грета, то рассеянная, то резкая, порой просто грубая. Откуда это у тебя?
Она чуть помолчала, затем сказала, глядя прямо в глаза мужа:
— Мне не нравится немецкий вариант. Ты выгадал себе полную свободу, а меня лишил всего. Думаешь, мне очень весело в этой дыре?
— Тебе не хватает общества художников?
— Если хочешь — да!
— Не надо, Грета. Мы же условились…
— Мало ли о чем мы условились, но ты не выполняешь условий. Что у меня есть: дети и кухня, дети и кухня, и так до одурения. Время забито, а душа?..
— Мне кажется, ты делишь и другие мои заботы, — осторожно сказал Нексе.
— Ты имеешь в виду, что спихнул на меня своих самарских питомцев?.. Я радовалась и этому, хоть какой-то выход из четырех стен. Но кончился твой голубой самарский период. Вот письмо. Советское правительство сердечно благодарит, но больше в варягах не нуждается.
Нексе взял письмо, пробежал его глазами.
— Я рад, что ж, — произнес он слегка наигранным тоном, — значит, у Советов дела идут на лад. А я могу теперь засесть за большую работу.
— Господи, опять начнется старый кошмар!
Нексе испытующе посмотрел на нее.
— Наверное, нам полезно на время разъехаться. Я смогу работать, как привык, а ты не будешь раздражаться. В Констанце легко найти пустующий домик. А по воскресеньям я буду приезжать. Хочешь, вызови маму себе на подмогу?
— Чтобы она следила за мной? Этого еще не хватало! Нет, Мартин, если я уж что решу, меня никто не остановит.
— О чем ты, Грета? Я хочу спасти нашу жизнь. Мы плохо живем. Мы оба стараемся, но ничего не выходит. Видимо, не так легко простить…
— Я тебе все простила, — искренне сказала Маргрете.
— Есть все-таки разница…
— В чем она?
— Русские говорят: плевок из дома, плевок в дом. Моряков, возвращающихся из далекого плавания, нередко поджидает в семье лишний малыш.
— Я знаю моряка, который привез из плавания шестьдесят пять малышей, и жена их всех приняла.
— Мне не до шуток, Грета. Если хочешь, разница в том, что я не растрачивал на других душу.
— Тогда это еще хуже… — тихо сказала Маргрете. — Вся беда в том, что и на меня ты не хочешь потратить ни вот столечко души. Ты сам по себе, я сама по себе.
— Давай сделаем еще попытку. Проверим нашу нужность друг другу.
— Ох, Мартин, ты всегда умеешь настоять на своем, — устало сказала Маргрете. — Только к добру ли это?
24
Ранняя весна. Нексе сошел с поезда и быстро двинулся по дороге к своему дому мимо цветущих кустов и деревьев в молодой листве. В руках у него букетик полевых фиалок.
Подошел к дому. Ставни наглухо закрыты, и это придает дому какой-то нежилой вид. Распахнув калитку, он быстро пересек маленький садик, открыл ключом английский замок и вошел в дом. От запертых ставен тут темно, как ночью. Нексе нашарил выключатель и зажег свет.
