Чтобы добраться до Острова, «Дафна» затратила порядочное время, как было положено в тот век и в тех странах. После Молуккских островов по пути к Сан – Томе, архипелаг Новая Гвинея (причаливали только в портах иезуитских миссий) корабль унесло штормом в неизученное море, к острову, населенному мышами величиною с подростка, с безмерным хвостом и с котомкой на пузе. Чучело одной такой мыши фатер Каспар в свое время продемонстрировал Роберту (и был в ярости, когда тот кинул в море экземпляр «чуда, ценою в Перу»!).
Двуутробки эти, по словам иезуита, незлобивы, они окружают путников и выпрашивают лапками лакомства, тянут за одежду, но, как узналось потом, от рождения жуликоваты, незаметно рыскают по карманам и крадут сухари.
Позволю себе откомментировать в поддержку отца Каспара, что такой остров действительно существует и не может быть спутан с другими: звери, похожие на кенгуру, называются «куоккас» и обитают только там, на острове Роттнест, это имя дали первооткрыватели – голландцы и значит оно «крысье гнездо». Но поскольку остров Роттнест располагается напротив Перта, значит, «Дафна» доходила до западного побережья Австралии. То есть она попадала на тридцатый градус южной широты, к западу от Молуккских островов, между тем как имелось в виду идти на восток от Молукк и придерживаться линии экватора. Все это доказывает, что «Дафна» здорово сбилась с пути.
И если бы беда была только в этом! Но ведь люди с «Дафны», видев сушу недалеко от «Крысьего» острова, сочли ее за какой – то очередной островок с какими – то очередными грызунами! «Дафна» искала совсем не эту сушу, и невесть какие инструкции поступали от работавших на борту навигационных приборов фатера Каспара. А между тем нескольких гребков хватило бы тогда, чтобы добраться до Неисследованной, или Австральной земли, о которой человечество грезило много столетий. Вдобавок еще одно практически непостижимо: как умудрилась «Дафна», вернувшаяся (что мы увидим) к семнадцатой параллели, как она обошла половину берегов Австралии, не заметив этого материка! Либо они повернули резко на север и, значит, проскочили между Австралией и Новой Гвинеей, рискуя на каждом повороте застрять не на одной, так на другой мели; либо они пробирались по югу, между Австралией и Новой Зеландией и ничего не обнаружили ни справа, ни слева, только бесконечное море.
Могут подумать, будто я сам выдумал столь неправдоподобный сюжет. Отвечу, что точно в те месяцы, когда разворачивается наша повесть, мореплаватель Абель Тасман, выйдя из Батавии, добрался до острова, который назвал землей Ван Димена (ныне Тасмания). Поскольку он тоже искал Соломоновы Острова, он оставил по левую руку южную оконечность новооткрытой суши, не подозревая, что за нею, на север, обретается континент в сотню раз ее превосходящий; затем Тасман уткнулся на юго – востоке в Новую Зеландию, обогнул ее северо – восточным курсом и, уйдя в море, оказался у Тонга; а после этого прибыл примерно туда же, где находилась и «Дафна», точно так же лавируя меж коралловых рифов и держа курс на Новую Гвинею. Как видим, путь его в действительности ничем не отличался от рикошетного скакания бильярдного шара. Похоже, что множество лет еще и после этого исследователи роковым образом проскакивали в двух шагах от Австралии, не замечая ее.
Поэтому примем на веру рассказ Каспара. Послушная прихотям ализеев, «Дафна» угодила в эпицентр другой бури и ее изрядно потрепало, так что было нужно пристать к острову, расположенному неизвестно где и не имеющему деревьев, это был атолл – кольцо песка и озерцо. Команда подлатала корабль, и этим объяснялось, почему на борту отсутствовали строительные материалы. Потом «Дафна» снова отплыла и, в конце концов, опустила якорь в этом заливе. Капитан послал разведку на берег, те возвратились с сообщением, что обитателей не имеется, но для верности были развернуты в сторону острова и надежно заряжены немногие корабельные пушки, а затем началось выполнение четырех серьезных планов, один основательнее другого.
Во – первых, необходимо было набрать воды и провианта, поскольку на корабле кончалось все. Во – вторых, ловили животных и выкапывали растения, чтобы доставить их на родину для натуралистов – иезуитов. В – третьих, было намечено нарубить лесу, заготовить крупные ветви и стволы для починки корабля в случае грядущих неприятностей. В – четвертых, на высотке на этом острове водружали Мальтийскую Установку, и это было самое трудоемкое задание. Из трюма вынули и переправили на берег все плотницкие снаряды, столярный инструмент, детали Установки, на это ушло немереное время, и в частности из – за того, что непосредственно в бухту вход не только кораблю, но и шлюпке был заказан. Между кораблем и берегом виднелся, почти вровень с волною, с небольшими проемами, чересчур тесными для мореходства, порог, кряж, отмелина, горб, песчаный нанос, «стена земли» – «Erdwall», как выражался отец Каспар, – в общем, то, что сегодня имело бы название «коралловый риф». После безрезультатных попыток было выяснено, что надо всякий раз заходить за мыс, ограничивающий залив с юга, где имелся узкий проход, позволявший проскользнуть шлюпке. «Вот поэтому мы не имеем возможности ныне ту лодку, которую оставили те матросы, видеть, хотя она и в настоящий момент близко за мысом пришвартована, heu me miserum!» Из Робертова конспекта явствует, что его тевтонский знакомец, проживая в Риме, общался с собратьями из ста далеких земель по – латыни, а в отношении итальянского вовсе не имел привычки.
Соорудив Установку, фатер Каспар перешел к наблюдениям и великолепно проводил время в течение двух месяцев. Чем в это время занимался экипаж? Сходил с ума от лени. Расшатывалась дисциплина. В каком – то порту капитан запасся немаленьким числом бочонков спирта, собираясь употреблять алкоголь для лечения болезней, с крайней постепенностью, а также для меновой торговли с дикарями; между тем, взбунтовавшись против авторитетов, экипаж принялся таскать водку из трюма, и все злоупотребляли спиртным, включая капитана. Фатер Каспар трудился, команда оскотинивалась, до ушей наблюдающего в Установке доносились срамные песни.
В один прекрасный день фатер Каспар, из – за жары, занимаясь в одиночестве на Установке, снял рясу (вопреки проповеди стыдливости, горько каялся примерный пастырь, да простит ему сию слабость Господь, безотлагательно наказывающий нарушителя по грехам его!), и какое – то насекомое устрекало его в грудь. Сперва он ощутил только корчу боли, но вечером, по возвращении на корабль, почувствовал горячку. Он никому не сказал о бывшем, ночью страдал от звона в ушах и был с тяжелой головой, капитан ослабил ему рясу, и что увиделось? Волдырь, как те, что случаются от ос, да что там, и от крупных комаров. Но в глазах капитана этот укус обернулся карбункулом, черным фурункулом, прыщом, коротко говоря чумным бубоном, и якобы недвусмысленно свидетельствовал о чумной заразе, pestis, quae dicitur bubonica, что немедленно было записано в бортовой журнал.
Паника охватила борт. Напрасно фатер Каспар пытался объяснять про насекомое. Зачумленный прибегает ко лжи, чтоб от него не отшатывались, это ясно. Напрасно он убеждал, что чума превосходно им изучена, и что его случай не является чумой по множеству разнообразных причин. Но экипаж был близок к тому, чтобы бросить его в море, дабы воспрепятствовать заражению.
Отец Каспар говорил, что во время великого чумного мора, охватившего Милан и Северную Италию около дюжины лет назад, он был послан вместе с собратьями по ордену работать в переполненных лазаретах и исследовал феномен в самом близком приближении. Есть хвори, поражающие в разных местах и в разное время, как например английское потение (Sudor Anglicus). Имеются недуги определенных областей: мальтийский мыт (Dysenteria Melitensis) и египетская слоновая болезнь (Elephantiasis Aegyptia), и, наконец, есть такие болезни, как чума, разящие в течение длительных сроков всех обитателей большого края. Подобный мор обычно предвосхищается знамениями: это могут быть пятна на солнце, затмения, кометы, исход животных из – под почвы, порча урожая от зловредных ветров. Но в настоящем случае ни один из знаков не был виден ни на борту, ни на земле, ни на небе, ни на море!
Во – вторых, причиной чумы, несомненно, является прогнивший воздух, он выходит из болота, или производится разложением многих умерших тел после войны или битвы, или же, когда при странствиях саранчи целые полчища ее тонут в море, и потом этой трупной массой засоряются берега. Причиной болезни выступают поветрия, влетающие в рот, а затем из легких через полую вену восходящие до сердца. А на «Дафне» в течение всего плавания, не считая тухлой еды и воды, отчего в любом случае люди болеют цингой, а не чумою, путники не испытывали никаких дурновонных воздействий, напротив, дышали чистым целебным воздухом морей.
Капитан отвечал, что следы заразы удерживаются и на одежде, и на предметах, и что на борту «Дафны» должно содержаться что – то, долго хранившее и, наконец, передавшее хворобу. Тут вспомнили о иезуитовых книжках.
