Рис. 5 В феврале представители сейма и главного кавказского командования ехали в Эрзерум для ведения переговоров о мире; но судьбы мира были предрешены одностороннею волею победителей. В Трапезунде делегация застала уже 37-ую турецкую дивизию Казим-бее, занявшую город с согласия "интернационального комитета", так как местные советские власти отчаялись окончательно силами двух грузившихся последовательно корпусов отразить хотя бы шайки турецких разбойников, грабивших прилежащий сильно укрепленный район и даже окраины Трапезунда.
Турки вступали в город, встреченные советом рабочих и солдатских депутатов, почетным караулом и музыкой.
Я привел этот сжатый очерк, чтобы охарактеризовать положение, в котором оказалась зарождающаяся новая сила - Добровольческая армия.
От Харькова и Воронежа шли советские войска, и Бронштейном (Троцким) принимались все меры, чтобы "в кратчайший срок стереть с лица земли контрреволюционный мятеж казачьих генералов и кадетской буржуазии"... На Волге - Царицын, давний оплот большевизма и Астрахань, после кровавой расправы с офицерством и буржуазией 24 января перешедшая в руки большевиков; далее на восток, - павший 17 января Оренбург. На Кавказе мятущиеся инородцы и надвигающийся поток бывшей Кавказской армии. На Черном море - порты, запруженные враждебными нам солдатскими бандами и флот, поднявший красные флаги. Наконец, сама колыбель добровольчества Тихий Дон, если не враждебный, то, во всяком случае, только только терпимо относящийся к непрошенным гостям.
Тогда мы совершенно не знали всей совокупности обстановки, будучи вскоре отрезаны от внешнего мира и питаясь лишь газетными слухами и сведениями от редких осведомителей, вносивших слишком много индивидуального в свои доклады.
Приходилось опираться не столько на конкретные данные, сколько на внутренний голос, который почти всех нас - не казачьих генералов побуждал верить в скорое исцеление казачества, казака Каледина привел к самоубийству, а казака Корнилова безотчетно звал... в Сибирь.
ГЛАВА XVI.
"Московский центр". Связь Москвы с Доном. Приезд на Дон генерала Корнилова.
Попытки организации государственной власти на Юге: "триумвират" Алексеев - Корнилов - Каледин; "совет"; внутренние трения в триумвирате и совете.
Когда мы съехались в Новочеркасске, там многое изменилось.
Каледин признал окончательно необходимость совместной борьбы и не возбуждал более вопроса об уходе с Дона Добровольческой армии, считая ее теперь уже единственной опорой против большевизма.
6-го декабря приехал Корнилов, с нетерпением ожидавшийся всеми; после первого свидания его с Алексеевым стало ясно, что совместная работа их, вследствие взаимного предубеждения друг против друга, будет очень нелегкой. О чем они говорили, я не знаю; но приближенные вынесли впечатление, что "расстались они темнее тучи"...
В Новочеркасске уже образовалась "политическая кухня", в чаду которой наезжие деятели сводили старые счеты, намечали новые вехи и создавали атмосферу взаимной отчужденности и непонимания совершающихся на Дону событий. Собрались и лица, игравшие злосчастную роль в корниловском выступлении. Б. Савинков с безграничной настойчивостью, но вначале безуспешно добивался приема у генералов Алексеева и Корнилова. Добрынский сводил дружбу с приближенными Корнилова, свидетельствуя о своей преданности генералу и необходимости своего участия в новом строительстве.
Его присутствие около организации, благодаря неясному прошлому, странному поведению во время корниловского выступления и налету хлестаковщины, производило досадное впечатление. Завойко я уже не застал. Он вызвал всеобщее недоумение монополией сбора пожертвований и плел какую то нелепейшую интригу, с целью свержения Каледина и избрания на должность донского атамана ...генерала Корнилова. Ознакомившись с его деятельностью, Корнилов приказал ему в 24 часа покинуть Новочеркасск.
Приехали и представители Московского центра. Организация эта осенью 17 года образовалась в Москве из представителей к. д.-ской партии, совета общественных организаций, торговопромышленников и других буржуазно-либеральных и консервативных кругов. Первоначально были присланы делегатами М. М. Федоров и А.
С. Белецкий (Белоруссов) и еще двое. Позднее из числа этих лиц остался при Добровольческой армии только М. М. Федоров, а остальных заменили кн. Г. Н.
Трубецкой, П. Б. Струве и А. С. Хрипунов.
Пригласив к себе на конспиративную квартиру генерала Алексеева, делегация обратилась к нему с глубоко прочувствованным словом, растрогавшим генерала.
Задачу делегации Федоров в общих чертах определял так: "служить связью Добровольческой организации с Москвой и остальной общественной Россией, всемерно помогать генералу Алексееву в его благородном и национальном подвиге своим знанием, опытом, связями; предоставить себя и тех лиц, которые могли быть для этого вызваны, в распоряжение генерала Алексеева для создания рабочего аппарата гражданского управления при армии в тех пределах, какие вызывались потребностями армии и всей обстановкой ее деятельности, и отвезти те первые средства, которые были тогда собраны".
У Алексеева явились, таким образом, надежды расширить значительно масштаб Добровольческой организации - надежды весьма скоро обманувшие его.
18 декабря состоялось первое большое совещание московских делегатов и генералитета. Предстояло решить основной вопрос существования, управления и единства "Алексеевской организации". По существу весь вопрос сводился к определению роли и взаимоотношений двух генералов - Алексеева и Корнилова. И общественные деятели и мы были заинтересованы в сохранении их обоих в интересах армии. Ее хрупкий еще организм не выдержал бы удаления кого-нибудь из них: в первом случае (уход Алексеева) армия раскололась бы, во втором - она бы развалилась. Между тем, обоим в узких рамках только что начинавшегося дела было, очевидно, слишком тесно.
Произошла тяжелая сцена; Корнилов требовал полной власти над армией, не считая возможным иначе управлять ею и заявив что в противном случае он оставит Дон и переедет в Сибирь; Алексееву, по-видимому, трудно было отказаться от прямого участия в деле, созданном его руками. Краткия, нервные реплики их перемешивались с речами общественных деятелей (в особенности страстно реагировал Федоров), которые говорили о самопожертвовании и о государственной необходимости соглашения... После второго заседания оно как будто состоялось: вся военная власть переходила к Корнилову. Недоразумения начались вновь при приеме "Алексеевской организации", когда выяснилась полная материальная необеспеченность армии не только в будущем, но даже и в текущих потребностях.
Корнилов опять отказался от командования армией; но после новых уговоров было достигнуто соглашение. На Рождестве был объявлен "секретный" приказ о вступлении генерала Корнилова в командование Армией, которая с этого дня стала именоваться официально Добровольческой.
Предстояло разрешить еще один важный вопрос - о существе и формах органа, возглавляющего все движение. Принимая во внимание взаимоотношения генералов Алексеева и Корнилова и привходящие интересы Дона, форма "верховной власти"
естественно определялась в виде тр1умвирата Алексеев - Корнилов Каледин. Так как территория подведомственная триумвирату не была установлена, а мыслилась в пределах стратегического влияния Добровольческой армии, то триумвират представлял из себя в скрытом виде первое общерусское противобольшевистское правительство. В таком эмбриональном состоянии оно просуществовало в течении месяца, до смерти Каледина.
Конституция новой власти все еще обсуждалась и грозила внести новые трения в налаживавшиеся с таким трудом отношения. Поэтому я набросал проект "конституции"
приблизительно по следующей схеме:
1 Генералу Алексееву - гражданское управление, внешние сношения и финансы.
2. Генералу Корнилову - власть военная.
3. Генералу Каледину - управление Донской областью.
4. Верховная власть - триумвират. Он разрешает все вопрос" государственного значения, причем в заседаниях председательствует тот из триумвиров, чьего ведения вопрос обсуждается.
Моя записка, прочтенная в конспиративной квартире профессора К.-ва совещанию генералов*136 была одобрена и, проредактированная затем начальником штаба армии, генералом Лукомским, подписана триумвирами и послана Московскому центру с одним из возвращавшихся делегатов.
Если этот документ попадает когда-нибудь в руки государствоведа, то для сведения его сообщаю: это не было упражнением в области государственно-правовых форм власти, а исключительно психологическим средством, вполне достигшим цели. В то время и при той необыкновенно сложной обстановке, в которой жили Дон и Армия, формы несуществующей фактически государственной власти временно были совершенно безразличны. Единственно, что было тогда важно и нужно - создать мощную вооруженную силу, чтобы этим путем остановить потоп, заливающий нас с севера. С восстановлением этой силы пришла бы и власть.
