— Господи! Неужели же я неправильно высчитал коэффициент духовных возможностей потребителей? Господи, пощади раба твоего, сделай так, чтоб ошибка эта избежала гласности и кривотолков.
Все прижались к стенам и в ужасе смотрели на трещавшие двери. Казалось, спасения не было. В это время раздался чей-то спокойный голос:
— Граждане, прошу не нарушать порядка. Никакая опасность нам не угрожает. Все меры приняты, дверь непроницаема.
Профессор вскочил с колен и повернулся. Среди успокоенной и счастливо смеющейся толпы стоял Бриггс. В лице сыщика не было ничего величественного, но тон его, а главное — содержание его слов сразу успокоило всех. Профессор обрадовался ему, как ближайшему родственнику. Он кинулся к Бриггсу и закричал:
— О, дорогой друг! Вы спасли нас!
И на глазах у тронутой публики начальник духовного отдела и сыщик горячо обнялись.
ВЕТЕР НАДУВАЕТ АЛЫЕ ПАРУСА
Солнца не было, звезд не было и грозы были искусственными, но ветер, легкий и дерзкий, везде свободный и всегда смелый ветер носился и в огромной коробке Атлантиды.
Это бывало и раньше. Все рассчитано и вымерено, кроме того, что нельзя рассчитать. Были и в Атлантиде воздушные ямы, были и в Атлантиде скрытые воздушные течения. Воздушными путями врывался в глухую коробочку ветер, возникал, неизвестно отчего, и дул в лица потребителей. Граждане прятались от него, он портил кожу, обдувая ее песком. Ветер шевелил волосы — потребитель разгибал спину. Ветер касался глаз — глаза загорались непривычной мыслью, непривычной мечтой. Ветер распахивал рубашку на груди, холодком сжимая сердце, и с отчаянием, с диким упрямством, с тайной радостью бунта (все равно, что завтра, сегодня — воля моя) потребитель громко говорил себе: «Не хочу! Больше не хочу! Не хочу работать на других, не хочу отказываться от человеческих прав, не хочу умирать. Хочу свободы и жизни. Хочу любви без оглядки».
Ветер назывался в Атлантиде великим сквозняком. А время великого сквозняка называлось весной. А веснами всегда было много казней в Атлантиде. Веснами — и через девять месяцев после них, когда рождались дети бунта и ветра. Умирать под ветром было легко — ветер утешал, напевая в уши: смерть лучше рабства. Умирать через девять месяцев было много тяжелее. Никто не утешал, рабская покорность снова хватала сердце и мозг в тиски, спина сгибалась сама, жизнь червяка казалась лучше, чем смерть орла. Но были весны и в Атлантиде.
В день великой порки Антиной и Стиб сели в автомобиль и помчались на окраину города. Там, в квартире каменщика, ждал их революционный комитет. Было не время для приветствий и радостных встреч. Пожатие руки, «Стиб, человек с земли, наш товарищ» — и на столе карта, и над картой с карандашом в руках склоняются хмурые лбы. Стиб даже был разочарован: до чего все просто. Никакой информации не выжмешь. И в первый раз Стиб подумал о том, что слова не всемогущи, недаром пресса — только шестая держава. Куда могущественнее слов были здесь глаза. По привычке еще прячущие мысли и мечты, с насильно потушенным блеском, глаза были здесь тверже камня и ярче всех знамен.
План вооруженного восстания был давно готов. Давно были намечены учреждения, которые надо было в первую очередь занять, склады, из которых будет взято оружие, лица, которых надо устранить. Теперь оставалось приспособить план ко времени войны, к определенному — завтрашнему дню и создать диспозицию. Весь день и всю ночь заседал комитет. Было постановлено: первосвященник, президент, король и совет министров должны быть арестованы и взяты как заложники на случай энергичного сопротивления граждан. Полиция обезоруживается и распускается. Высшие ее чины должны быть казнены. Революционеры, известные комитету, получают оружие с тайных складов, созданных Антиноем. Они производят аресты и занимают арсенал, телеграф, министерства, дворец первосвященника и здание судебных установлений. Они же ведут потребителей на штурм полицейских частей и складов правительства. Оружие выдается восставшим из арсенала и с этих складов. Стиб был назначен заведующим информационной частью. Он должен был составлять сводки, сообщения и воззвания, печатать их в типографии комитета и распространять среди населения. Он же должен был отправить транспорт литературы в провинцию, как только выяснится исход восстания в столице. Всю власть берет в свои руки революционный комитет под председательством Антиноя. Антиной же назначается главнокомандующим. Все его распоряжения считаются беспрекословными. Около него всегда должен находиться комитет и ядро избранных бойцов, составляющих главную ударную силу. В том, что большинство потребителей немедленно присоединится к восстанию, никто не сомневался.
Под утро комитет не надолго разошелся. Стиб от волнения не мог спать. Он первым встал и сел к столу писать воззвание к потребителям. Немало бумаги изорвал он, прежде чем воззвание было готово. Он сам удивился, как трудно даже опытному человеку найти нужные слова, простые, но не пошлые. Ему чужды были потребители, но он хотел свободы, и это ему помогло.
Наконец встали все остальные члены комитета. Они попрощались с Антиноем и отправились в свои районы уведомить сторонников о решениях комитета. Антиной не переставая ходил из угла в угол. На ходу он прочел воззвание, составленное Стибом, и одобрил его, с некоторым оттенком уважения посмотрев на репортера. Стиб вспыхнул от удовольствия. Он тоже подчинился Антиною и, как все, смотрел на него снизу вверх. Когда воззвание было отправлено в типографию, он с тревогой спросил:
— А где же будет Сидония во время восстания? Антиной улыбнулся.
— Под защитой Тома. Том не выдаст. Как только восстание начнется, они соединятся с нами.
Внезапно зазвонил телефон. Антиной вздрогнул. Очевидно, случилось нечто необыкновенное, потому что комитет обычно телефоном не пользовался. Разговоры могли быть подслушаны на телефонной станции. Если бы сыщики обнаружили номер телефона, комитет был бы провален. В расчете на ошибку телефонистки, Антиной подошел и спросил измененным голосом:
— Кто говорит?
Звонил каменщик. Задыхаясь от волнения, он сообщил Антиною, что семь тысяч осужденных зеленых обезоружили полицию и громят судебную площадь. Каменщик почувствовал, что в этом событии есть нечто чрезвычайно важное и потому позвонил Антиною. Антиной тотчас учел все возможности. Прежде чем кто-нибудь от комитета успел дать о себе знать, он продиктовал Стибу обращение к зеленым, в котором им предлагалось соединиться с восставшими потребителями. Одновременно по телефону он отдал приказ в районы о немедленном выступлении. Через десять минут каменщик был в комитете. На автомобиле он и Антиной отправились к восставшим. Стиб остался писать сводки и воззвания.
