Марк услышал, полуобернулся, но в этот момент стук мотора изменился, и заговорил Лэмбис, настойчиво и спокойно: «Вот, мы сейчас входим в залив. Видите его? Через секунду он увеличит скорость. Колин, зажги снова фонарь. Он все равно уже нас видел. Когда войдем в залив, увеличь скорость. Я пойду помочь Марку. Возьми багор. Ты знаешь, что делать».
«Да. – На какое-то время мальчик заколебался. – А если у него пистолет?»
«Он не будет стрелять, – сказал Марк. – Для начала, он не может знать, кто мы». Это было, несомненно, правдой, но мне уже пришло в голову, что Стратос может очень хорошо догадываться. В любом случае, догадался он или нет, чей каяк его преследует, он должен знать, что хозяева каяка спасли меня от его смертельной атаки и решились, если не на яростное возмездие, то, по крайней мере, на серьезное расследование. А оно приведет к шуму, которого Стратос хотел избежать. Другими словами, мы шли по пятам человека, который и сердит, и доведен до крайности отчаянья. «Во всяком случае, – сказал Марк, – помните, мы его поймали. А теперь, не беспокойтесь, отправляемся».
Я швырнула пустую кружку в кабину и закрыла дверь. После этого я ожидала, что мне тоже скажут идти в кабину, но никто на меня даже не обратил внимания. Лэмбис и Марк наклонились, наблюдая за слабыми очертаниями скал, которые стремительно неслись нам навстречу. Колин на носу каяка держал наготове багор. Каяк резко накренился, выпрямился…
Конечно, Стратос нас увидел. Но, хотя он нам этим и помогал, он вынужден был идти с фонарями. Когда лодка достигла места высадки, он включил их, и я услышала, что Лэмбис хмыкнул с удовлетворением. Стратос приглушил мотор, и лодка вдруг резко потеряла скорость, скользя вдоль скал. Я увидела его, фигуру моего ночного кошмара, с веревкой в одной руке, багром в другой, между фонарями. Затем его лодка «поцеловала» камень, задребезжала от прикосновения к каменной платформе, багор взметнулся и задержал ее. Стратос мельком оглянулся и вроде бы заколебался. Огни погасли.
«Готов?» – голос Лэмбиса был почти не слышен, но он донесся до меня, словно крик.
«Все в порядке», – сказал Марк.
Конечно, они втроем много раз причаливали. На сей раз это была тяжелая высадка, торопливая и в полутьме, и все же удивительно ловкая. Мотор ненадолго ускорил обороты и замолк. Каяк прыгнул вперед, затормозил у причалившей лодки, используя ее, как амортизатор. Бедная «Психея» со скрипом пристала к скале, наш каяк задел ее бок. Лодка была пуста. Стратос уже был на берегу. Я увидела его, когда он моментально попал в свет наших прыгающих фонарей. Он склонился, чтобы обвить веревку вокруг столба. Марк прыжком очутился рядом с ним.
Когда критянин оглянулся, чтобы посмотреть в лицо вызывающему на бой, Марк его ударил. Удар прозвучал отвратительно громко, и Стратос отшатнулся назад. Марк прыгнул на него, и затем они уже не были видны. Пара азартных, ругающихся теней, где-то в благоухающей темноте под тамарисками.
Лэмбис бросился мимо меня, чтобы тоже прыгнуть на берег. Колин сказал торопливо: «Эй ты, привяжи ее», – сунул мне в руку веревку и прыгнул за Лэмбисом, бросился через гравий в темноту. Такого шума на этом острове не было лет сто. Столы с силой разлетались, летали стулья, кто-то голосил, лаяли собаки, кукарекали петухи, кричал Стратос, что-то вопил Колин. А затем откуда-то закричала женщина, пронзительно и испуганно. Возвращение Стратоса домой не могло бы быть более гласным, если бы его даже ждали телевизионные камеры и духовой оркестр.
В отеле вспыхнул свет.
Я слышала галдеж других звуков, теперь на улице, бег, шаги, голоса мужчин, любопытные и возбужденные. Они несли огни…
Вдруг я поняла, что каяк со мной на борту отплывает от берега. Дрожа, как лист, от холода, нервного напряжения и реакции, я все-таки умудрилась найти багор, с его помощью причалила и выползла на скалу. Я с трудом встала на колени и начала обвивать веревку вокруг столба. Помню, делала я это очень тщательно, словно наша безопасность целиком зависела от того, насколько добросовестно я обвяжу веревку вокруг металла. Четыре, пять, шесть тщательных витков… и, полагаю, что я даже пыталась важно завязать ее в узлы… и все время вытягиваясь посмотреть, что же происходит там, под тамарисками, когда рукопашная схватка в тени стала слабее, и свет в отеле снова погас.
Легкие шаги. Я услышала бодрую поступь по гравию, затем увидела, что по камням ко мне быстро идет мужчина, прячась в тени. Мерцание фонаря осветило его. Тони. Я прямо на его пути, сидела оцепенело и держала веревку. Даже не помню, испугалась ли я, но даже если бы испугалась, сомневаюсь, смогла бы я двинуться. Должно быть, у него было оружие, но он не прикоснулся и не направился ко мне. Просто прыгнул через меня, так легко, что я стала искать у него призрачные крылья. «Простите, дорогая». Его голос был быстр и высок, и он только слегка задыхался. Еще один прыжок перенес его на безумно бьющуюся о скалы «Психею». Раздался резкий толчок, когда он перерезал веревку, яростно заработал мотор, и «Психея» понеслась от скалы так быстро, что, должно быть, набрала воды. «…Самое время уходить. – Я очень отчетливо слышала легкий привлекательный голос: – Такая грубая компания…»
Огни, крики мужчин и свалка придвинулись ко мне.
Марк. По рубашке расплывается пятно. Зашатался от удара, перелетел через стул, который полетел вместе с ним на землю. Стратос целился ему в голову, когда Лэмбис, налетев из груды металлических столов, сбил его с ног. И затем они оба закружились, полетела мебель сквозь туман тамарисковых ветвей, и они схватились за ствол дерева. С грохотом полетели горшки с гвоздиками. Стратос, который должен был знать даже в полутьме помехи на собственной территории, отклонился, но горшок ударил Лэмбиса по ногам как раз в тот момент, когда критянин наконец вытащил нож. Лэмбис наступил на летящий горшок, промахнулся, и полетел вниз вместе с гвоздиками, отчаянно ругаясь. Марк опять на ногах, шатаясь, идет вперед сквозь груду сломанных стульев, а за ним толпа теней кружится и энергично отвечает на крики Лэмбиса, хотя и действует вслепую.
Стратос не ждал. Должно быть, он видел Тони, слышал шум мотора «Психеи» и думал, что лодка готова и ждет. Он разгреб мощной рукой ветки тамариска и с ножом наготове бросился к морю.
Многое он претерпел, это было отчетливо видно. Но это не влияло на его рывок к свободе. Увидел меня у столба как раз у него на пути… и, в тот момент, он увидел, что «Психея» отплыла, но есть каяк, и колебался только незначительное время прежде, чем взобрался на него. Сверкнул нож, в меня он целился или в веревку, я так и не поняла, ибо из темноты вылетел с воплями Колин, словно взбесившийся терьер, и схватился за руку с ножом, по-моему, руками, ногами и зубами.
Но это едва сдержало критянина. Он споткнулся, полуобернувшись, отвел свободную руку и нанес сокрушающий удар, смахнул мальчика, словно муху, и, как разъяренный бык, бросился ко мне. Я подняла веревку и натянула ее, и она пришлась ему на уровне голеней.
Я никогда не видела, чтобы человек так тяжело падал вниз головой. Казалось, он нырнул, вытянувшись во всю длину, к скалам. Он издал задыхающийся крик, затем непонятно откуда на него свалился мертвой хваткой Марк. И они покатились вниз. Марк отпустил его и очень тяжело поднялся на ноги. «Еще один в твою пользу», – сказал он и улыбнулся. Затем упал на безжизненное тело критянина и потерял сознание, будто выключили свет.
Глава 20
Tho' muchis taken, much abides…
Tennyson: Ulysses
Кабина каяка была переполнена. Марк, очень бледный и перебинтованный. Я в брюках Колина и огромнейшем свитере Марка, словно хиппи после тяжелой ночи. Лэмбис, сильный и собранный, но все еще экзотически пахнущий гвоздиками. Колин, с новым кровоподтеком на щеке, молчаливый? и довольно близко стоящий возле Марка. Это команда каяка. У маленького столика – глава Агиос Георгиос и трое старейшин деревни, старики, одетые в дикие по своей пышности критские героические наряды, в которых, я подозревала, они и спят. Это вывод из той скорости, с которой они прибыли с аккуратно застегнутыми пуговицами. Это наши судьи – лорд-мэр и все комиссары выездной сессии суда присяжных. Снаружи вдоль скал сидел целый наряд присяжных, все мужское население Агиос Георгиос.
Четверо мужчин отвели Стратоса в отель, чтобы караулить и наблюдать за ним. Тони, при такой путанице, сбежал. Хотя к этому времени большинство освещенных лодок, привлеченных страшными криками, приближались к нам по заливу, ни на одной из ближайших не было мотора, поэтому Тони очень легко прорвался к свободе. Как сообщили, со всей наличностью отеля и со значительным количеством своего движимого имущества. Но, говорили, его будет легко схватить…
Лично я очень в этом сомневалась. Хладнокровный Тони, с гениальной способностью отмежеваться от забот, на просторах Эгейского моря, с хорошей лодкой и побережьями Европы, Африки и Малой Азии, которые можно выбирать? Но я ничего не сказала. Нам требовалось все доброжелательное внимание, которым мы могли располагать.
