и не начал ходить, ползал повсюду с удивительной ловкостью и скоростью.
Ах, как вдруг стало холодно! Ясно, спокойно и пронизывающе морозно. Застывший лес стоял в сумрачном ожидании. Деревья шествовали навстречу великим лесам севера, все дальше и дальше, пока их поход не закончился и вокруг не осталось деревьев – лишь замерзшие озера и скованная льдом земля. В ночь, когда Роберт вернулся из университета, стихия смилостивилась. Небо помрачнело, всю ночь падал снег. Наступила настоящая рождественская погода.
Когда багаж отнесли в комнату, а в дом зашел высокий улыбчивый Роберт, сердце миссис Вон запело. Она почувствовала, что должна по-настоящему встретиться с сыном, которого видела так мало. Но вести себя естественно с Аделиной Роберту было проще, чем с родителями.
– Может, это потому, что они многого от меня ждут, – предположил он, когда поделился этим чувством с Аделиной. – Они ожидают, что я буду преданным канадцем, когда я почти не знаю эту страну. Они ожидают от меня благородства, а у меня полно недостатков. Они ожидают от меня привязанности, а я очень застенчив. А вы от меня ожидаете не больше того, чего я могу добиться. – Он бросил на нее красноречивый взгляд. – Если бы вы знали, какие мысли крутились у меня в голове, пока поезд вез меня домой, вы бы удивились.
– Да? – улыбнулась она.
– Да. Мне было все интересно. Зачем я в университете забивал себе голову книгами? Какая у меня будет жизнь? Есть ли для меня где-нибудь место? Буду ли я настоящим? Что значат все наши усилия? Сейчас вы строите дом – вы там останетесь? Будете ли вы чувствовать себя в нем в безопасности? Мне интересно все это.
– Время показывает, что мне его хватает, – сказала она. – Если у меня есть собственная крыша, а под ней – мои близкие, это несомненно.
– Я возненавижу все, если вас здесь не будет, – горячо выпалил он. – Эта страна для меня – всего лишь громадная пустыня. Возможно, мой сын, если он у меня будет, полюбит ее, но я никогда не полюблю. Посмотрите на снег. Он покрывает здесь все месяцами. А в Монреале все еще хуже.
Аделина дотронулась пальцами до его щеки.
– Ах, Бобби, – сказала она, – как ты умеешь говорить! Давай выйдем, поиграем в снежки. В Квебеке я часто играла в них с детьми Балестриеров.
– Я тоже ребенок? – печально спросил он.
– Ты очень мил, – ответила Аделина.
Миссис Вон тяжело вздохнула, увидев, как парочка кидается снежками. Безрассудство Аделины ее пугало. Но она поднесла детей к окну, чтобы те посмотрели на сумасбродное поведение их матери.
«Господи, помоги этому нерожденному ребенку», – подумала миссис Вон. Она убрала прядь волос со лба Николаса.
– Ты только взгляни на свою мать! – сказала она.
Он засмеялся, облизал палец и провел им по стеклу. Миссис Вон погладила Гасси по головке.
– Твоя мать дикая, как олень. Это нехорошо для твоего будущего маленького брата.
– Пожалуйста, не нужно никаких маленьких братьев, – ответила Гасси. Она почувствовала, как изнутри поднимается кашель.
– Когда ты немного подрастешь, может, на следующий день рождения, Гасси, я устрою в честь тебя чаепитие. Позовем пятерых или шестерых милых деток. Малышей Пинков…
Она почувствовала, что кашель сейчас сотрясет грудь Гасси. Так и случилось.
К Рождеству земля промерзла, но так сильно, как в Квебеке. Река Уилмота превратилась в ледяной пруд прямо у пристани. Он с Тайтом сгребли с нее снег и начисто вымели. После вечера, ознаменованного его пьянством, Джеймс избегал Вонов. Тогда он невзлюбил миссис Вон и доктора Рамзи. Зато сблизился с соседями. Он захаживал к Пинкам и Лэси играть в вист и беседовать о политике и религии. Преподобный Хебер был крепким румяным мужчиной средних лет. Его жена была похожа на него, но застенчива, притом что сам преподобный был добродушен и уверен в себе в любой компании. У него было три прихода, один – в деревне Стэд, с хорошей церковью, куда ходила на службы вся община Джалны, и два – в небольших деревнях, расположенных на значительном расстоянии друг от друга, со скромными деревянными церквушками, которые Пинк все время стремился улучшить. Он любил споры, был терпим и радовался беседам с Уилмотом. Однако Филипп нравился ему куда больше, и он поощрял его пожертвовать землю и сделать крупный вклад в строительство нового храма. В этом случае мистер Пинк непременно освободился бы от своих маленьких приходов.
Молодой сын капитана Лэси получил увольнительную со своего корабля, пришвартованного в Галифаксе, и прибыл домой на каникулы. Это был энергичный юноша, совсем непохожий на Роберта Вона, но оба они сразу подружились. В округе царило праздничное настроение. Строительство Джалны внесло в местную жизнь новизну. О доме говорили на мили вокруг, и посмотреть на него приезжали издалека.
Уилмот задумал устроить вечеринку на коньках. Конечно, его дом был очень невелик, но если день выдастся не очень холодный, закуски можно будет подавать на открытом воздухе. Он купил коньки не только себе, но и Тайту, и они вдвоем целыми днями тренировались на реке, набив множество синяков и утомляясь до мышечных болей. Пинки и Лэси были опытными конькобежцами, как и другие соседи, в том числе многодетная семья Базби, которая уже много поколений жила в Канаде. Аделина раньше никогда в жизни не вставала на коньки. Теперь она твердо решила кататься, хотя миссис Вон делала все возможное, чтобы ее отговорить, и даже собралась с духом, чтобы поговорить об этом с Филиппом. Как ни странно, он считал, что ей это не повредит, и сам горел желанием кататься. «Если ребенок родится калекой, вина ляжет на них», – подумала миссис Вон.
Филипп получил некоторую практику в Квебеке и подтрунивал над Уилмотом, потому что тот не использовал тамошние возможности. Он купил коньки Аделине, а также Дейзи, которая была вне себя от радости, поскольку умела не только бегать на коньках, но и делать «восьмерку» и «виноградную лозу». Она пообещала Филиппу научить его танцевать на льду вальс.
Рождество прошло в приятной безмятежности. Для детей из леса принесли елку и украсили ее свечами и мишурой. Из Девоншира от сестры Филиппа по почте пришли большие коробки с подарками, а от ирландских родственников Аделины – не меньше дюжины плохо упакованных посылок, часть содержимого которых пришла в негодность. Аделина купила мужу темно-зеленую бархатную куртку и шапочку для дома и вышила голубым шелком узор по воротнику и манжетам куртки и по кругу шапочки, с которой свисала золотая кисточка. Гасси надела свои первые панталоны и стала в них
