она меня бесила. А может, именно поэтому.
Но в моем профиле висело пять дней на излечение среднего повреждения и семь – на тяжелое. У Кэт оставалось всего четыре – но я знал, что со своими травмами далеко не уйду, даже когда она будет готова.
Однако Гугл в очередной раз выручил нас, вручив каждому по небольшому пузырьку с жидкостью темно-красного цвета.
– Это яд? – с подозрением спросила Кэт.
– Лечебный эликсир, – невозмутимо ответил Гугл. – Ускоряет время исцеления.
– О! – воскликнул я, схватил один из пузырьков, откупорил его и залпом осушил. Беглый взгляд на показатели сообщил – эликсир действовал. Теперь у меня висело всего день и два.
– Выпей, – велел я Кэт. Она с сомнением посмотрела сначала на меня, затем – на флакончик. – Это поможет сэкономить время. А его и так… – я замолчал, и Кэт быстро выпила эликсир.
– Работает? – спросил я. Она на мгновение расфокусировала взгляд, а затем кивнула.
– Отлично, – улыбнулся я. – Значит, нам осталось только побездельничать здесь еще пару дней.
Так мы и поступили. Два дня мы с Кэт предавались изумительному, бесстыдному и неповторимому безделью.
Мы вспоминали все свои любимые песни – и в номере маленькой айольской гостиницы играли Сплин и Би-2, Nirvana и Джонни Кэш, Roo Panes, Imagine dragons, AC DC, Pink и многие, многие другие.
Мы играли при помощи Гугла в «Википедию», пытаясь за наименьшее количество вопросов перейти через его ответы от одного предмета к другому.
Мы попросили Сири раздобыть игральные карты и резались во все игры, которые только могли вспомнить.
В конце концов, мы просто валялись в кровати – и говорили, говорили, говорили.
О фильмах, которые хотели вместе посмотреть. О концертах, на которые собирались вместе сходить. О любимых книгах и сериалах, местах, где хотели бы побывать, людях, с которыми хотели бы познакомиться.
Одним словом, мы говорили о том, чего не могло случиться никогда. И молчали о том, что неизбежно должно было произойти.
⁂
– Ты помнишь, что такое «мизерикордес»? Или «мизерикордия»?
– М? – сонно отозвалась Кэт.
Было уже темно, но я отлично знал, в какой позе она лежит – большей частью своего тела Кэт прижималась ко мне. И пока одна часть моего сознания сосредоточилась на гладкости ее спины под моей рукой, другая часть начала размышлять, вспоминать, обдумывать и рассуждать.
– Создатель в замке Сандро сказал что-то про это. Но я не могу вспомнить, что именно. И что это значит. Это ведь латынь?
– Наверное, – не очень разборчиво отозвалась Кэт. Ее голова лежала у меня на груди, и я почувствовал, как слегка шевельнулись ее губы.
– Спишь? – улыбнулся я.
– М-хм.
– Окей. Спи, – я рассеянно поцеловал ее волосы, и наслаждающаяся часть сознания отметила и шелковистую текстуру, и запах…
Стоп. Запах.
Две части сознания соединились воедино и как следует сосредоточились на том, что я только что почувствовал.
Я не ощущал запахов в этом мире – до сих пор, во всяком случае. На пробу я поднял свою свободную руку и поднес к лицу. Она ничем не пахла. В темноте я нашарил на тумбочке у кровати кубок, в котором еще оставалось вино, и сначала глотнул, а затем понюхал. Вино ничем не пахло. Я чувствовал вкус – но обоняние ничего не сообщало мне.
Заинтригованный, я снова наклонился к Кэт и вдохнул. Запах был. Несильный и ничем не примечательный – похожим образом всегда пахли волосы девушек, если я вообще почему-то заострял на этом свое внимание. Немного слабого цветочного аромата, немного запаха самой Кэт – ничего особенного.
Но он был.
Я осторожно взял руку Кэт и поднял к себе. Она тоже пахла, похоже на волосы, только без цветочных ноток. Кэт слегка шевельнулась во сне, и я положил ее руку обратно.
Было ли так всегда, или появилось только сейчас? Я пытался вспомнить все моменты до того, когда оказывался рядом с Кэт – но каждый раз мне, в общем-то, было совсем не до запахов. Может быть, я просто не обращал раньше внимания. А может, раньше ничего и не было, а появилось только сейчас. Что это означало? Что интеграция моего мозга с нейросетью перешла на новый уровень, и конец близок?
А как же Кэт? Ведь с ней, по идее, должно происходить то же самое. С удивлением и досадой я понял, что уже заранее «спас» ее в своем воображении, считал, что она вне опасности. Но это все еще было не так.
И снова, как две ночи назад, мелькнула мысль, что сейчас мне ничего не стоит ее убить. Она была здесь, в моих руках, спящая и совершенно беззащитная. Я мог сделать с ней все, что угодно. В общем-то, достаточно было просто посильнее обнять ее за шею. И все, больше можно будет за нее не волноваться.
Ничего не стоит.
И обойдется слишком дорого.
«Не сейчас», – подумал я так же, как и тогда, и прикрыл глаза – не потому что действительно хотел спать, а чтобы оградить себя от назойливых мыслей. Не сейчас, не сегодня. Потом. У меня еще есть время. Совсем немного, но есть.
⁂
Наутро исчезла строка «Тяжелое повреждение» – а значит, можно было двигаться дальше. Не хотелось ужасно. Но я понимал, что если мы останемся, я упущу даже тот небольшой, призрачный шанс, который был у меня. А я еще не собирался сдаваться. Остаться последним – да. Но не сдаваться.
Утром, пока Кэт при помощи Сири облачалась в свои доспехи, я позвал Гугла и сказал:
– Я придумал ему имя.
Гном невозмутимо кивнул, порылся в своей торбе, извлек оттуда Шлем и не очень торжественно принес мне, держа за один из нащечников.
Я взял его в руки и внимательно посмотрел в похожий на трилистник вырез спереди: два круглых отверстия для глаз и длинную вертикальная прорезь для носа, идущую донизу.
– Мизерикордия, – сказал я, перевернул Шлем и медленно надел себе на голову.
Не знаю, чего я ожидал – мистического озарения, повышенного блеска славы или какого-то иного знамения, подходящего к обретению Шлемом Имени, данного ему Героем – но не произошло ровным счетом ничего. Я покрутил головой. Ограниченный обзор раздражал – но в остальном я не почувствовал никакой разницы.
– Мизерикордия? – переспросила между тем Кэт за моей спиной. – Это то, о чем ты болтал ночью?
– Ага, – кивнул я, а шлем от быстрого движения стукнул по затылку. «Кажется, под него еще полагается подшлемник», – вспомнил я.
– Красивое слово, – похвалила Кэт. – Знаешь, что оно значит?
– Нет. Я об этом и пытался тебя спросить. Ты знаешь? – я обернулся к ней, и теперь край выреза ударил меня по носу.
– Нет, – пожала
