— Ага! Исполнитель приговоров. Ты-то мне и нужен. Расстреливаем, значит, помаленьку?
В этой компании врагов в тигровых комбинезонах Игорь один выглядел по-человечески, потому что был без шлема. Поэтому, заполошенно покосившись на его спутников — по виду чистых монстров, наводящих ужас, Гарбенка придвинулся поближе к Игорю и заговорил сбивчивой скороговоркой:
— Лицо мариман, только не убивайте. Все скажу.
— Ладно. Говори, где твое рабочее место. Расстрельная камера где?
— Там. Я покажу. У меня только от решетки ключей нет. А от камеры есть. Я все покажу.
— Там есть кто-нибудь?
— Есть. А как же. Есть. Если только кто после меня не пришел… Меня-то вот тут закрыли. Ключей от решетки у меня нет.
— А из персонала там кто-нибудь есть? Солдаты или еще кто…
— Вертухаи-то. Не, никого нету. Часовой разве что. Но часовые не тут, они там, дальше, — и он неопределенно махнул рукой.
Тут сверху грохнуло и Громозека крикнул:
— Можно идти.
— Ну пошли, — ответил Игорь.
Громозека по-спецназовски, в полуприседе, выскочил в коридор и пустил длинную очередь перед собой.
— Что там? — насторожился Игорь.
— Ничего, пусто, — ответил громила.
— А чего палишь? Боеприпасы лишние?
Сказав так, он вытолкнул вперед исполнителя приговоров и, как бы между делом, спросил у него:
— Интересно, ты смертниц сначала раздеваешь, а потом стреляешь, или наоборот? Может, ты у нас некрофил?
Слово «некрофил» Гарбенка не понял, но поспешил заверить:
— Нет-нет. Сначала раздеваем, а потом уж…
— Работа, значит, такая?
— Ага, — с радостью ухватился палач. — Работа такая.
— И как — это у тебя призвание или жизненная необходимость? — поинтересовался Игорь, но ответа не получил, потому что они уже пришли.
— Открывай, — приказал Игорь, и Громозека без напоминаний встал рядом, взяв наизготовку свой «джекпот» — на случай, если там засада.
А танкистам пришлось жестами указывать, куда им встать — по обе стороны двери, чтобы контролировать весь коридор.
Первым в предбанник ввалился Гарбенка, но смертницы не успели на него налюбоваться, как следом появился Громозека, повергнув всех в окончательный ужас.
Они с Гарбенкой были друг другу под стать — здоровые, мускулистые и широкоплечие, только Гарбенка немного повыше — зато Громозека в боевом шлеме, тигровом комбинезоне и со здоровенной штурмовой винтовкой в руках.
Танкистам Игорь скомандовал: «Остаетесь здесь!», — а сам вошел в предбанник следом за Громозекой.
— Привет, девочки! — с порога сказал он, но смертницы ничего не ответили. Может, не захотели приветствовать врага, а может, просто не поняли, потому что в Народной Целине обычным приветствием было «Ура на водила!» («Слава вождю!»), или просто «Ура!» — для краткости. Кроме того употреблялось еще и «Добрый день», но «Привет» — никогда.
Изучая язык, Игорь Иванов в такие тонкости не вдавался и на смертниц не обиделся. Когда несколько часов посидишь перед воротами на тот свет, любому станет не до приветствий.
— Там кто-нибудь есть? — спросил Игорь у Гарбенки, но тот замялся, и вместо него подала голос девушка, которая очень хотела жить.
— Есть! — воскликнула она. — Там Лана! Лана Казарина. Она живая еще.
Тут она осеклась и уже совсем другим, упавшим голосом, спросила:
— Лицо мариман, а вы нас убьете?
— Нет, только изнасилуем, — ляпнул неожиданно Громозека из-под шлема, и смертницы отлично его поняли. Хотя в разговорном языке это действие и обозначалось выражением «си?на либиz» («сильно любить» — если докапываться до истоков), существовал и юридический термин «насилаваz».
— Вот я тебя самого сейчас изнасилую! — оборвал подчиненного Иванов.
— А что такого? — удивился Громозека. — Приказ маршала Тауберта.
Закончить диспут им не удалось. Гарбенка наконец справился с замком, и створки автоматической двери разошлись в стороны.
Исполнитель приговоров шагнул туда первым и с разворота получил огнетушителем по самому больному месту. Посидев несколько часов в одиночестве, Лана Казарина как раз дозрела до мысли о борьбе за свою жизнь.
— Меня бить бесполезно, — предупредил Игорь, перешагивая через воющего Гарбенку. — У меня бронеширинка.
Но Лана и так уже выронила огнетушитель и отступила к стене, не зная, радоваться или плакать.
Она стояла у стены, даже не пытаясь прикрыть наготу, и Игорь, обдолбаный озверином и распаленный перепалкой с Громозекой, нашел только один способ показать девушке, что радоваться все-таки будет вернее.
Он подошел к ней вплотную и поцеловал ее в губы.
Громозека за его спиной бестактно расхохотался.
— Дурак, это по любви, — беззлобно огрызнулся сержант, на секунду оторвавшись от сладких, почти нецелованных губ.
Услышав неприличное слово «любовь», Лана покраснела, но теперь уже сама впилась в губы Игоря с еще большим жаром, приподнявшись на цыпочки и обхватив его шею руками.
На этот раз удовольствие прервал осрамившийся танкист, который появился в дверях с открытым забралом и виновато произнес:
— Тебя командир вызывает.
— Я кому сказал — оставаться в коридоре?
— Так у меня же твой шлем. Командир вызывает!
— Я с первого раза понял. Бегом обратно в коридор.
Танкист поспешно отступил, а Игорь щелкнул клавишей на слуховом аппарате и произнес:
— Командир! Иванов говорит. Мы тут взяли пленного и освободили смертниц из расстрельной камеры. Налаживаем контакты.
«Иванов?» — удивилась про себя Лана, а потом изумилась еще больше, когда Громозека назвал сержанта Игорем.
Все получилось точно так, как она задумала. Ее спас от смерти Игорь Иванов, Игар Иваноу по-целински. И то, что это был не тот Иванов, вовсе не меняло сути дела.
23
Игара Иваноу везли из Дубравы в Чайкин в легковой машине, на заднем сиденье. Рядом сидели два органца и вдобавок с Игара не снимали наручников. А чтобы жизнь совсем уж не казалась медом, продолжали и по дороге орать на него в голос, пинать локтями под ребра и требовать ответа, кто из них амурский резидент — сам Иваноу или все-таки майор Никалаю.
— Как ты связывался с генералом Казариным?! — ревел с переднего сиденья подполковник Голубеу. — Через дочь?! Через дочь, я спрашиваю?!
— Не знаю! Какую дочь?! Я не знаю ничего! Я ни в чем не виноват! — продолжал запираться Иваноу.
Он, конечно, помнил девушку Лану, потому что она была первой, с кем он целовался всерьез и по-настоящему, но вот фамилию он у нее не спрашивал. Правда, еще в драке у двух монументов, игравших роль дорожных указателей, она кричала — мол у нее папа генерал, но это Игар вспомнил не сразу, а когда вспомнил, было уже поздно, потому что впереди послышалась стрельба.
Около тех самых монументов-указателей идущая впереди разведрота 13-го отдельного мотострелкового полка нарвалась на колонну пленных из Задубравской дивизии, которая как раз вышла на развилку дорог со стороны дивизионного городка.
Голые пленные численностью до полка перли по асфальту, как стадо баранов. Сопровождали их пешим ходом восемь легионеров, и в начале пути какие-то герои попытались убежать к лесу, но кончилось это нехорошо.
Бегущих посекли очередями с грузовиков, а один и вовсе шмальнул ракетами, и после объемно-зажигательного взрыва от тех, кто под него попал, не осталось даже пепла. Заодно и лес подожгли — негде будет партизанам прятаться. Но самое главное — пешие легионеры, запаниковав, открыли огонь по толпе, а особист на орбите запустил отстрел ошейников. Выстрелы под челюсть убили десятую часть заложников, а два ошейника и вовсе взорвались.
Летающие головы произвели должное впечатление на уцелевших пленных, и больше никого на подвиги не тянуло — тем более, что и лесов по пути практически не было — одни голые поля.
Но на развилке у границы двух краев случилась неприятность. Колонна вышла прямо на целинскую воинскую часть, которая следовала в южном направлении и не сразу поняла, что это такое она видит.
Легионеры опомнились первыми. Пешие кинулись под прикрытие машин, стреляя на бегу из автоматов. Через секунду ожили пулеметы на крышах кабин, а залп ракет накрыл легкие танки целинской разведроты.
Но все-таки силы были неравны. Восемь вспомогательных единиц против целого полка — не тот расклад, где можно что-то ловить.
— Уходим к Чайкину, — решил командир колонны.
Уйти по шоссе от погони эрланские грузовики могли без всякого труда, но оперативники на орбите усомнились в правильности такого решения.
— Отходить запрещаю! — последовала команда от старшего оператора 66-й фаланги. — Приказываю задержать противника до подхода помощи. Помощь будет через двадцать минут.
Тыловой эшелон обороны перешейка располагался километрах в десяти от этого места, и войска легиона уже вышли туда, так что помощь могла подоспеть и быстрее, чем за двадцать минут. Но раньше, уже минут через пять, над полем боя появилась пара самолетов.
