– Франческа! – Он сделал несколько шагов навстречу и остановился на полпути. Девушка стояла по-дорожному одетая, с сумкой в руках. Она приготовилась к отъезду.
– Ты куда, Франческа? – тихо спросил он. Приблизившись к ней, он увидел, что она бледна как бумага. А глаза как два черных провала. – Не уходи, не поговорив со мной, – грустно сказал он, взял сумку и положил на стол. Франческа беззвучно заплакала. Никакие беды не могли ее сломать, а вот поди ж ты, любовь сломала.
– Ох, Франческа.
Второй раз за этот долгий день он обнял ее и прижал к груди. Сердце у него заныло от жалости к этому беззащитному существу. В этот момент он понял, что должен делать. Эта потерянная душа должна, наконец, обрести покой, должна обрести человека, который сумеет ее защитить.
Он принял решение раз и навсегда, зная, что ни за что не откажется от своего намерения. Гладя ее по волосам, слыша судорожные рыдания, сотрясавшие девушку, он думал, что отныне сам будет заботиться о ней. Эта девочка так перестрадала, без него она никогда не оправится. Непривычное для него чувство собственной необходимости для другого согрело его душу. Его не пугала ответственность, которую он на себя принимал; напротив, в нем засветилась надежда. Джон был настолько тверд в своем решении, что никаких колебаний в его правильности уже не возникало.
Дора возвращалась из трехдневного отпуска, который она провела у своей сестры в Хэррогейте. Джон встретил ее на станции в соседней деревне. Увидев его на платформе, Дора сразу поняла, что у него неприятности. Не в его правилах было встречать ее с поезда.
– Зря ты побеспокоился, Джон, – сказала она, когда они поздоровались. – Я бы отлично доехала на такси. – Она нарочно напустила на себя суровость. Его растерянный вид ей ужасно не понравился.
– Никакого беспокойства, Дора. – Он погрузил ее сумки в багажник и открыл дверцу.
Она залезла в машину, пристегнула ремень и сразу взяла быка за рога.
– Ну ладно, не будем ходить вокруг да около, Джон, выкладывай, что стряслось.
Она сложила руки на коленях и приготовилась слушать.
– Мудрая ты баба, Дора, – улыбнулся он.
– Не увиливай.
– Ну, раз ты настаиваешь… Я решил покинуть Мотком-парк. По собственному желанию.
– Понятно. – Она глядела прямо перед собой. Они слишком долго прослужили вместе в Моткоме, чтобы легко отнестись к такому сообщению. Она набрала воздуху и прямо спросила: – Это как-то связано с той девушкой, Франческой?
– Непосредственно.
Она по-прежнему не смотрела на него.
– Я так и думала.
Джон положил руку ей на ладонь.
– Поверь, Дора, мне непросто было на это решиться.
Она опустила глаза на колени.
– Да уж наверное.
Дора достала из кармана платок.
– Извини, Джон. – Она высморкалась, чтобы выиграть время. – Настолько неожиданно… Я… – Она умолкла.
Джон тоже молчал, не зная, что сказать.
Дора опять высморкалась. Наконец она справилась с собой и сказала:
– Прости, Джон, но ты ясно отдаешь себе отчет в том, что делаешь?
Она наконец глянула ему в лицо.
– Да. Поверь, я не с бухты-барахты на такое решился.
Только об этом он и думал последние сутки, все двадцать четыре часа. Устал уже думать.
– Ну тогда, может, объяснишь, как это тебе пришло в голову.
– Да.
Он обернулся к ней, и она заметила, как он изменился за эти три дня. Он выглядит утомленным и… она не могла подобрать слова. Он выглядит человечным, вот что. Как будто внешний ненужный лоск слетел и под ним оказался очень простой и, пожалуй, очень счастливый человек. Вот именно – счастливый! Впервые за все время, что она знала его, Джон казался довольным. Дора даже позавидовала ему.
– Франческе велено убираться из Моткома, – сказал он. – И я решил уехать с ней вместе. – Там у них что-то произошло с братом леди Маргарет, ерунда какая-то, но они встали на дыбы. Я не могу допустить, чтобы она ушла одна-одинешенька. Решил расторгнуть договор и зажить своим домом.
– Ах, Джон! По-моему, ты поступаешь опрометчиво. Не погорячился ли? – В голосе Доры прорывалась досада. – Надо бы подумать хотя бы недельку.
– Решение принято, Дора. И лорда Генри я уже поставил в известность. В конце недели он приедет для расчета.
– И он тебя так запросто отпускает?
– А что ему? Я всего лишь обыкновенный слуга.
– Но Джон! – Дора дотронулась до его плеча. – Ты целую жизнь провел в Моткоме. И вдруг из-за какой-то девчонки…
Джон не сразу нашелся с ответом. Ему казалось, что Дора не понимает его серьезности, а раскрывать свои чувства он не умел. Джон откашлялся.
– Я нужен ей, Дора. Я всю жизнь жил ради других, собирал воедино их расклеивающиеся жизни, а теперь у меня появилась возможность создать собственную. Я не обманываюсь, я понимаю, что все может обернуться для меня гораздо хуже, чем я предполагаю, но, по крайней мере, я буду знать, что попробовал сам выстроить свою судьбу. Я уверен, что сделал правильный выбор. Франческа одна не выживет – она отчаянно нуждается в поддержке. Я впервые оказался кому-то действительно нужным, у меня появилась цель, я несу ответственность за другого человека. – Он пожал плечами. – Наверно, это звучит глупо, но для меня все это чрезвычайно серьезно. – Он посмотрел на Дору, и она увидела в его глазах надежду. – Она нуждается во мне, Дора, – повторил он. – Я не могу ее подвести. Теперь ты понимаешь?
А Дора думала о собственной жизни, о своем одиночестве и о том, как ей самой не хватало любви.
– Конечно, мой дорогой Джон, я поняла.
Она потянулась к нему и поцеловала в щеку. Она сделала это впервые за десять лет дружбы.
– Я рада за тебя, – сказала она. – И желаю тебе счастья в твоей новой жизни.
Больше ей нечего было добавить.
17
Много лет спустя, вспоминая то время, Франческа не могла восстановить в памяти ни одной детали ее последних дней в Мотком-парке. Припоминались лишь опустошающие душу горечь и боль, от которых не было сил жить. Она полюбила, она доверилась Патрику и верила в счастье, которым он осветил ее существование. Но он обманул ее, сбросил с высоты этого счастья в пучину беды. Он с самого начала считал ее недостойной себя и поручил сестре объясняться с ней.
Она не знала, что он пытался дозвониться до нее, смягчить удар. Но Джон был непреклонен. «Она не желает с вами разговаривать», – холодно отвечал он Патрику. «Оставьте ее в покое. Неужели вам мало того, что вы с ней сделали?» И Патрик клал трубку, сознавая огромность своей вины, своей слабости, которая сделала его игрушкой в руках сестры.
Так Франческа прилепилась к Джону. В те времена, когда ночи казались бесконечно длинными, беспросветно темными, ее преследовали призраки прошлого. А Джон был последним якорем надежды, человеком, на которого она могла положиться.
