Я возвращался назад, осторожно щупая грунт подошвой. Иногда казалось, будто зрение так привыкло к темноте, что я начинал не то видеть, не то чувствовать стены вокруг меня.
Ну точно. Хотя… Стоп!
На самой грани ощущений до меня действительно стали долетать еле видимые отблески прыгающего света. Я зажмурился, потряс головой и вновь открыл глаза. Точно! Это не глюки. И еще мне показалось, что где-то слышатся… шаги!
Отдаленно нарастающий шаркающий звук человеческой поступи! И все более резкий для отвыкшего глаза прыгающий свет за углом. Всего метрах в шести от меня.
Я быстро присел, прижался к мокрой стене и затаил дыхание. Первую паническую мысль броситься назад к железнодорожному тоннелю я отбросил моментально. Побег в абсолютной тишине наделал бы массу шума. Да и бежать, собственно, было некуда. Разве что броситься вниз головой в пропасть тоннеля. Самое большее, что я позволил себе, – медленно, сантиметр за сантиметром смещаться назад. Как будто пара-тройка лишних шагов что-то может изменить.
Фонарик неизвестного путешественника уже впрямую осветил перекресток передо мной. Человек шел слева, со стороны трансформаторной будки. Если он здесь не в первый раз, то в ту сторону, где я приник к влажным камням, как трепещущая мышь, он повернуть не должен.
Заклинаю тебя! Сюда не поворачивай! Слышишь? Аминь!
Темная фигура, из которой бил луч света, миновала перекресток, не преминув осветить мимоходом и мой проход. Заметил или нет? Ты не должен был меня заметить! Нет тут никого, я просто камушек…
Шаги стали медленно удаляться. Пронесло! Видимо, неизвестный, минуя развилку, просто мазнул светом вправо-влево на уровне своих глаз. А я прикидывался булыжником где-то на уровне плинтуса и остался в темноте.
Будем считать, что повезло. Блин! Второй раз за последние полчаса сердце в пятки уходит! Не хватало мне еще инфаркта в семилетнем возрасте.
Я до звона в ушах вслушивался в затихающее шарканье, пока мне не стало мешать биение собственного сердца. Темнота вновь стала абсолютной. И такой же глубокой, как отсутствие ясности в моей голове.
Ну и что это было?
Кто это – друг или враг? Привидение усопшего Гришко шатается по подземельям? Там, где нагадил былой хозяин? Или это действительно спасшийся живой капитан? Как говорится, мертвым его никто не видел! Может быть, он все-таки доплыл? Сейчас даже и не знаю…
Я вдруг обнаружил, что нахожусь уже на углу перекрестка подземных ходов. Пока размышлял, ноги сами микроскопическими шажками доставили мое тело к месту выбора дальнейшего направления.
Я включил значительно ослабевший фонарик и, не дожидаясь, пока ржавчина сомнений добьет и без того уже пошатнувшуюся храбрость, решительно шагнул в центральный проход.
В ту сторону, куда скрылся неизвестный.
Что нас заставляет совершать безумные поступки?
Какой бес толкает к иррациональности каждого живущего на Земле человека? Или кто-то возьмет на себя смелость утверждать, что никогда в жизни не делал глупостей?
Извините, не поверю.
В детстве все мальчишки дерутся. Лупят друг друга почем зря, несмотря на то что хрупкие детские кости и нежные внутренние органы как ни в каком другом возрасте подвержены риску серьезных повреждений. Глупость? Да, глупость. Все согласны, но скажут в один голос: «Дети, чего с них взять?»
Хорошо. Допустим.
А как вам это?
Мы лезем по водосточной трубе, чтобы положить букет полевых ромашек на подоконник однокласснице. Потому что влюбились в первый раз. Мы забираемся на самую высокую скалу и, рискуя свернуть себе шею, ласточкой летим к далекой воде. Потому что это круто в глазах сверстников. Мы ругаемся с родителями и уходим в армию вместо института. Потому что считаем себя уже взрослыми. Мы женимся не на тех и не с теми дружим. А самых близких людей можем походя смертельно обидеть. Или сами – обидеться из-за пустяка на самого лучшего и настоящего друга. Вычеркнуть его из своей жизни навсегда. И все это – глупости, глупости, глупости…
Продолжать? Наша юность обильно сдобрена глупостью и безумием. Но все вновь дружно списывают это на «молодо-зелено».
Опять согласен.
И вот мы становимся взрослыми. Осторожными и продуманными. Бдительными к опасностям любого вида и недоверчивыми ко всему роду человеческому. Казалось, наступила эра мудрых и взвешенных поступков, правильных взглядов и высоких ценностей. Умиляясь детским глупостям и раздражаясь на бестолковость подростков, сами мы… с завидным упорством продолжаем совершать ошибки. Только уже взрослые, серьезные и крайне болезненные ошибки. И они несравненно страшнее, если соизмерять их с пустяковыми просчетами юных лет.
Мы можем сцепиться с дураком-начальником и остаться без работы. С другой стороны, мы можем передовериться нечистоплотному подчиненному и… тоже остаться без работы. И это в лучшем случае.
Мы можем вступиться за девушку на темной улице и сесть в тюрьму за «превышение пределов допустимой обороны». Или не заступиться за нее. Шмыгнуть, мудрствуя лукаво, в сторону от распоясавшихся хулиганов. А на следующий день узнать из газет о гибели несчастной и носить эту жгучую трещину на своей совести до гробовой доски.
Мы можем вложить все свои сбережения в мошенническую пирамиду и остаться ни с чем. Потому что дураки. Мы можем набрать кредитов и загнуться от процентов, прячась всю оставшуюся жизнь от бандитов-коллекторов. Потому что глупцы. Мы можем раствориться в работе и разрушить собственную семью. Потому что безумны.
Все! Я повторяю – все совершают безумства! И получается так, что от возраста мало что зависит.
Тогда какой спрос с меня? Я – взрослый в теле ребенка. И мой спектр допустимой глупости гораздо шире. От первоклассника до подполковника. От «недодумал» до «перемудрил». От сопливых проказ до фатальных ошибок.
Которую, похоже, я и совершал в данный момент. Очередное дикое безумство – иначе свой выбор я и не расценивал.
И упрямо продолжал идти во мрак…
Глава 40
Красоту замками не удержишь
Я сидел на полу в темном помещении и слушал голоса за дверью.
В конце не очень длинного подземного пути была узкая и крутая лестница, которая и привела меня в эту комнату совершенно цивилизованного вида. Разве что немного захламленную неаккуратным обитателем.
И темнота здесь перестала быть абсолютной. Свет в каморку проникал из-под двери, перед которой я уселся, по-турецки поджав ноги под себя. И оттуда же доносились приглушенные голоса. Чаще всего слышался мужской голос. Чуть реже – разнообразные детские или даже подростковые. И еще один голос, женский, я слышал всего раза три.
Сейчас я уже слушал эти голоса большей частью невнимательно, рассеянно потирая ушибленную где-то коленку. Когда и где ударился, даже не заметил. А сейчас, поди ж ты, разболелась, зараза.
Вообще-то, если честно, мою импровизированную медитацию перед дверью можно было бы назвать шоковым ступором. Я ведь и на боль в колене отвлекался намеренно, для того чтобы хоть как-то систематизировать бушующий хаос в собственной голове. Сделанное мною в этой кладовке открытие было чудовищным по своей изощренности. И до обидного гениальным по своей простоте.
Я узнал этот мужской голос.
И теперь понятия не имел, что делать с этим дальше. Меньше всего мне хотелось возвращаться за помощью через мрачные коридоры подземелья. Хотя по всем оценкам – это был бы самый правильный и мудрый шаг.
Только кто из нас не совершал когда-либо безумных поступков?
Тяжело вздохнув, я встал на ноги и в полумраке вернулся к легкой дверце, ведущей к подземному ходу. Она открывалась вовнутрь и от посторонних глаз была задрапирована темной тяжелой портьерой, на которой смутно угадывались какие-то узоры. Путь к отступлению. И не только для меня. Думаю, что эту проблему надо решить в первую очередь.
Справа стоял железный несгораемый шкаф внушительного вида. Я попробовал толкнуть его, но шкаф даже не пошевелился. Не получается. Заметив около противоположной стены уборочный инвентарь, я выбрал тяжелую швабру с мощной деревянной ручкой, вставил ее в щель между стеной и шкафом и стал раскачивать железного монстра.
Дело пошло веселее.
Последнее усилие – и металлическая бандура с оглушительным грохотом рухнула на пол. Казалось, даже стены вздрогнули от удара. От поднявшейся пыли стало трудно дышать. Ерунда! Зато дверь в подземелье надежно заблокирована. Чего я, собственно, и добивался. Теперь врагу отступать некуда. Мне, впрочем, тоже.
Голоса за противоположной дверью, откуда струился свет, стихли. Послышались негромкие шаркающие шаги в мою сторону.
Ну что ж. Я готов к этой встрече.
Осторожно, на ощупь пробираюсь к второй, теперь единственно доступной двери. Чтобы отвыкшие глаза не так болезненно реагировали на свет, медленно тяну ручку на себя. Дверь, как я и предполагал, не заперта и легко без скрипа поворачивается в мою сторону.
