Чем дальше, тем лучше осознавал это и митрополит Филарет (Дроздов), идейный вдохновитель борьбы с расколом. В 1863 г. в письме к епископу Симбирскому Евгению (Сахарову-Платонову) он с горечью писал: «Надобно сказать правду, что и мы не довольно тщательно изучали и употребляли искусство духовно-нравственного врачевания раскольников, охотнее опираясь на помощь власти»[475]. По существу, это было признание собственного поражения, поражения всей николаевской системы борьбы с расколом, в которой политическая ангажированность властей взяла верх над пониманием религиозно-народной стороны русского старообрядчества.
Очерк восьмой. Святейший Правительствующий Синод в эпоху императора Николая Павловича
Историко-социологический очерк
История Православной Российской Церкви эпохи Николая I, к сожалению, исследована гораздо менее подробно, чем времена его предшественника и его наследника Александра I[476] и Александра II[477]. Это, при желании, можно легко объяснить: в первом случае обратив внимание на церковную политику Александра Благословенного и концепцию «евангельского государства», «высочайшая» поддержка которой привела к появлению в России «православной оппозиции», во втором – на то, что эпоха Великих реформ пробудила у церковных деятелей надежду на возможность проведения и реформ церковных. В подобном контексте история Церкви второй четверти XIX века выглядит как время своеобразного «застоя», когда никаких глобальных изменений в церковно-государственной политике не только не проводилось, но и не планировалось.
Разумеется, Церковь развивалась, решались и/или ставились важные задачи (достаточно вспомнить попытки решения униатского вопроса и вопроса, связанного с «расколом старообрядчества», а также реформирование синодальных учреждений). Но в условиях «апогея самодержавия», когда церковно-государственные отношения получили идеологическое оформление в виде знаменитой уваровской «триады», разговора о принципиальных изменениях в религиозной политике империи и быть не могло. Власть была заинтересована в подготовленных исполнителях воли самодержавного правителя, в том числе и в делах церковных. Разумеется, Николай I чрезвычайно ценил таких выдающихся православных деятелей, как митрополиты Филарет (Дроздов) и Филарет (Амфитеатров), но даже их он рассматривал прежде всего как проводников собственной самодержавной воли в церковном управлении. Старая мысль о том, что самодержавие не терпит двоевластия, в государственной жизни страны после поражения движения декабристов воплотилась исключительно ярко.
Конечно, о различных аспектах николаевской религиозной политики[478], о знаменитых церковных иерархах[479], о церковной жизни его царствования[480], о властных полномочиях обер-прокуроров[481], писали – и до революции 1917 г., и в последующие годы. Но обобщающих работ, к сожалению, не было[482]. Правда, подготовка к созданию такой работы (или таких работ) началась еще в XIX веке. Были подготовлены уникальные материалы, касавшиеся положения Православной Российской Церкви в эпоху Николая I. Они вышли из печати в 1902 г. – в 113-м томе Сборника Императорского Российского Исторического Общества. Материалы собрал и систематизировал известный церковный историк, священник Санкт-Петербургского Казанского собора М. Я. Морошкин (1820–1870) – современник николаевского царствования, а издал и отредактировал крупнейший знаток той эпохи и почитатель памяти Николая I, непременный секретарь Академии наук генерал-лейтенант Н. Ф. Дубровин (1837–1904)[483]. Первая часть сборника содержит краткие характеристики членов Св. Синода – с 1825 по 1855 гг. Это ценный для нашей темы источник, в котором содержатся краткие характеристики архиереев и белых священников, принимавших участие в заседаниях «церковного правительства». Однако там представлена информация не обо всех синодалах (только о 33 из 38), причем в некоторых случаях нетрудно заметить досадные ошибки в датах и цифрах (в частности, несовпадения возраста и времени пребывания в Св. Синоде некоторых его членов[484]).
Таким образом, можно сказать, что специальных работ, посвященных сравнительному историко-социологическому анализу личного состава Св. Синода 1825–1855 гг., их «синодальной» деятельности и всему тому, что этой деятельности сопутствовало не существует. До сих пор нет полноценного ответа на вопрос, чем же тогда мог быть, и был Св. Синод, находившийся под неусыпным контролем обер-прокуроров – светских менторов Церкви, обязанных по долгу службы «присматривать» за действиями высших иерархов? Корректно ли утверждать, что русские иерархи были тогда (как были и ранее, и позднее, вплоть до XX в.) молчаливыми и безликими «статистами», целиком порабощенными государством?
Найти ответ на поставленные вопросы – значит попытаться понять, чем в жизни русского православия была эпоха, образно названная А. Е. Пресняковым «апогеем самодержавия».
В поисках ответа, полагаю, следует несколько изменить акценты, расставленные в прозвучавших выше вопросах, отказавшись от использования фраз о «безликости» и «порабощении». Невозможно изучать прошлое, в том числе и жизнь деятелей этого прошлого, вне исторического контекста, не учитывая психологию их времени, ограничиваясь схемами и техническими формулировками. Не следует забывать: то, что потомкам представляется очевидным, далеко не всегда было очевидно для современников. Точно также невозможно игнорировать и субъективизм оценок современников, не имевших возможности оценить всю картину происходившего на их глазах беспристрастно, отрешившись от собственных политических и идеологических предпочтений.
Впрочем, часто «большое», видимое «на расстоянии», скрадывает детали, которые ошибочно было бы характеризовать как мелкие и незначительные. На такие детали я и постараюсь обратить внимание, анализируя материалы о членах Св. Синода эпохи Николая I, для удобства изучения систематизированные и представленные в приложениях к данной работе[485]. Материалы составлены на основе различных материалов: «Месяцослова с росписью чиновных особ, или общего штата Российской империи» за 1826–1842 гг., «Адрес-календарей» за 1843–1855 гг., в которых содержится «общая роспись всех чиновных особ в государстве», «Извлечений из отчетов по ведомству духовных дел православного исповедания» за 1836–1855 гг., а также комментированных списков иерархов по епископским кафедрам с 862 г., данных Словаря митрополита Мануила (Лемешевского) и некоторых других[486].
Вначале необходимо отметить: в течение тридцатилетнего царствования Николая I в составе Св. Синода были люди, принадлежавшие к разным поколениям священнослужителей. Если в 1825 г. среди его членов мы видим лиц, получивших образование и сформировавшихся еще в эпоху Екатерины II, то к 1855 г. почти все синодалы – лица, политически воспитанные другим временем, с иным, чем у их предшественников, запасом знаний и опыта. Не будет ошибкой сказать, что за период с 1825 по 1855 гг. сменилось не менее двух поколений православных иерархов, большинство из которых воспринимали традиции синодального управления как нормальные, а церковно-государственные отношения, существовавшие в России, – как естественные. Иное дело – постепенно усиливавшаяся власть обер-прокурора на ход синодальных дел. Подобное усиление, мягко говоря, не могло приветствоваться архиереями, но об этом следует говорить специально.
Согласно положению Духовного регламента, синодальных членов должно было быть двенадцать, однако на практике это положение почти никогда не соблюдалось: иногда назначенных к присутствию в определенном году было более заявленной цифры, но в подавляющем большинстве случаев – менее. Число заявленных к присутствию и присутствовавших реально также никогда не совпадало. Некоторые архиереи не приезжали потому, что поездка в Петербург занимала значительное время,
