Японец был удивлен, обнаружив во дворе ожидавший их «ягуар» Уллы.
— Они похитили меня в моей собственной машине, — объяснила Улла. Я поставила ее в тени перед стеной сада. После обеда я должна была ехать и пошла к машине. На заднем сиденье сидел человек. Он нацелил на меня свой пистолет и приказал сесть в машину. Потом меня оглушили. Придя в себя, я поняла, что меня усыпили. Я не могла проснуться и всю дорогу пребывала в состоянии дремоты. Когда мы приехали, мне сделали укол, чтобы я проснулась.
Улле Энгельберг оставалось только дать свидетельские показания, которые были приложены к показаниям Судзуки.
Судьба господина Икс была решена. На данном этапе следствия глава организации обвинялся в похищении, насилии, заточении, грубом обращении, укрывательстве преступников, хранении оружия и прочих преступлениях.
Чтобы доказать его руководящую роль в перестрелке в доме господина Тишо, необходимо было прежде всего задержать Вилли.
— Я беру это на себя, — пообещал Судзуки. — Это не будет трудно, так как он наметил меня своей очередной жертвой… Я должен только набраться терпения и немного подождать.
Глава 8
После долгих объяснений Судзуки в сопровождении Уллы отправился по дороге в сторону Церматта.
Переезд через перевал ночью и в тумане оказался трудоемким.
В час «ягуар» остановился в Церматте перед Гранд — отелем. Пришлось потрясти спящего дежурного. С отсутствующим видом он проводил путешественников в их комнату.
— Мы хотели бы что — нибудь съесть, — сказала девушка.
— Повар… — начал объяснять лакей.
— Спит. Я знаю, — закончила за него Улла. — Повар всегда спит. Разбудите его!
Это чудовищное предложение показалось лакею святотатством. Поэтому он даже не стал его комментировать.
— В буфете есть холодные блюда, — предложил он в свою очередь.
— Прекрасно. Пусть принесут!
— Надо заказывать самим. После десяти часов…
— Мне плевать! — перебила его Улла. — Не цитируйте мне правила внутреннего распорядка. Принесите все, что есть, плюс бутылку шампанского. И пошевеливайтесь, иначе я все разнесу вдребезги в этом бараке!
Лакей принял обещание к сведению и исчез без лишних слов.
К Улле вернулось хорошее настроение. Лакей оказался на высоте. После первого бокала шампанского депрессия Уллы сменилась на эйфорию.
— В сущности, — подвела она итог, — мы легко отделались!
Она сняла свое разорванное платье и смятое белье и надела длинный пеньюар, который ей очень шел. Она походила на патрицию, уцелевшую в Помпее.
Подняв бокал, она восхваляла своего спасителя, одновременно покрывая его поцелуями.
— Ты необыкновенный! — воскликнула она. — Ты натянул китаезе нос, в буквальном смысле! А между тем он принял меры предосторожности…
Неожиданно что — то вспомнив, она сказала подозрительно:
— Твоя рука ни разу не дрогнула… Ты меня мог убить. Ты меня не любишь.
На расслабившегося Судзуки резкая смена настроения женщины не произвела особого впечатления.
— А Вильгельм Телль? — спросил он. — Его рука тоже не дрогнула, когда он стрелял в яблоко, лежащее на голове собственного сына. Что ты на это скажешь?
Аргумент был веский.
— Да, — произнесла она. — Возражение серьезное, особенно в Швейцарии. Однако Вильгельм Телль целился в яблоко. А ты, ты целился… в мое яблоко!
— Ложись спать, — посоветовал Судзуки. — Мы пофилософствуем завтра.
Улла налила себе еще бокал шампанского. Она смотрела на бутыль, содержимое которой уменьшалось на глазах.
— Женись на мне, Судзуки.
— Пардон?
— Я говорю: женись на мне, Судзуки!
— Поговорим об этом завтра.
— Нет, сейчас. Прежде чем лечь спать, я хочу сообщить папе о помолвке.
— Черт побери! — воскликнул японец. — Мы не сообщили твоему отцу, что ты цела и невредима!
— Не беспокойся! Я не всегда ночую дома. Он позвонит Лиззи, а та скажет ему, что я ночую у нее. Она всегда так говорит.
— Чудесно. Пойду приму ванну. Японец разделся и пустил воду.
Улла привязалась к нему с пьяным упрямством:
— Не думай, что я пьяна. Я говорю серьезно.
— Я не сомневаюсь, — ответил Судзуки. — Ты мечтаешь выйти за меня замуж. К сожалению для тебя, я женат и у меня уже взрослые дети. Я вдвое старше тебя, а с возрастом эта разница будет увеличиваться.
— Ты сам не веришь тому, что говоришь, я это чувствую. Скажи, что просто не хочешь. Жаль! Впервые встретила настоящего мужчину и вот…
Она вытянулась на кровати в провоцирующей позе, поставив на живот бутыль шампанского.
— У тебя ревнивая жена? — спросила она.
— Нет, нисколько. Ревность считается у нас отвратительным пороком. Мы усвоили супружескую мораль Древнего Китая.
— А в чем она заключается?
— Когда супруга замечала, что ее муж скучает, она советовала завести сожительницу, чтобы развеяться. Иногда она сама ее находила, нежную и тихую.
— Что? — коротко расхохоталась Улла, стукнув подушку кулаком.
Японец продолжал:
— После этого супруге приходилось экономить для того, чтобы финансы мужа не пострадали от нового положения.
Улла не верила своим ушам. Она сказала:
— Когда папа скучает, мама неизменно предлагает сделать ему кнели из мозгов. А если бы он заикнулся о сожительнице, я полагаю, что она схватила бы в руки метлу. Это не противоречит традициям немецких домохозяек!
— Метла не излечит от хандры, — заметил японец.
— От хандры нет, но от сожительница да! — прыснула Улла.
— Подобное поведение противоречит логике. Если мужчине понадобилась другая женщина, значит, его жена не справляется со своей задачей. Это совершенно очевидно. В Древнем Китае супруга ходила просить подаяние, когда ее муж брал сожительницу. Она несла наказание за свою несостоятельность, содержа на свои деньги новую любовницу.
— И ты считаешь это нормальным?
— Это логично.
— Прекрасно, — решила Улла. — Я лечу в Токио, и пусть твоя жена меня содержит.
Судзуки вышел из горячей ванны, покрасневший как вареный омар. Он надел махровый халат. Улла протянула ему бутылку; он сделал глоток прямо из горлышка.
— Дорогая, я не только считаю несвоевременным разводиться с женой, чтобы жениться на тебе, более того, я убежден, что нам нужно как можно быстрее расстаться. Вскоре объявится наш друг Вилли, и я хочу иметь свободные руки…
— Пока этот человек жив, я тебя не оставлю, — вскричала Улла, сразу отрезвев.
— Это ребячество! Завтра же я передам тебя отцу, даже против твоей воли…
Проснувшись утром в одиннадцать часов с тяжелой головой, Улла увидела своего любовника при полном параде, готового с ней распрощаться…
— Я решил удалиться до появления Вилли. Я вернусь в город поездом.
Улла соскочила с кровати одним прыжком. Ее грудь сотрясалась от негодования: она спала голой за неимением ночной сорочки.
— Не бросай меня, — умоляла она. — Мне страшно, я боюсь!
И бросилась ему на шею.
— Я все обдумал, — сказал Судзуки, пытаясь ее урезонить как ребенка. — Ты подвергаешься опасности только когда я с тобой. Вилли не станет тебя преследовать. Напротив. «Они» поняли, что ты можешь уступить угрозам и оказать им в будущем большую услугу.
Улла не желала ничего слышать. Она яростно вцепилась в японца, охваченная паникой. Она умоляла, топала ногами и в конечном счете разразилась слезами.
Судзуки сдался.
— Ладно! — сказал он. — Я отвезу тебя, как обещал. Но если по дороге что — нибудь случится, то по твоей вине!
Он и не думал, что его слова окажутся пророческими.
Глава 9
В час дня любовники выехали из отеля в «ягуаре» Уллы…
Погода была по — прежнему пасмурной. Гроза так и не собралась.
Сидя за рулем, Улла уже полностью владела собой и даже приняла покровительственный тон. Она управляла левой рукой, обхватив правой шею японца, прислонившегося к ее плечу. Машин на дороге было немного, и она ехала с большой скоростью.
Жизнь никогда не казалась Улле столь прекрасной. У нее было ощущение, что она выздоравливает после долгой и тяжелой болезни.
Она помахала двум крестьянкам, навьюченным огромными круглыми сырами.
Все радовало ее: горные ручьи, водопады, озера, отражающие силуэты гор, и даже пронзительный скрип пилы.
Она не обратила внимания на необычный предмет, который японец положил в коробку для перчаток. Только когда он вынул предмет из коробки, она поинтересовалась:
— А что это?
— Полевой бинокль, — ответил Судзуки, наводя его на зеркало.
— Зачем он тебе?
— «Чтобы лучше видеть тебя, дитя мое», — ответил бы я тебе, будучи волком. В действительности же, чтобы лучше видеть наших преследователей…
