— Виктор, что это вы делаете?
Лика открыла глаза. Лаи завладел косынкой и теперь развязывал на ней узел.
— Должен же я рассчитывать на какую-то компенсацию за то, что засветил в нос нашему общему другу.
— Хватит дурачиться. Отдайте мою бандану, — Лика протянула руку. Лаи отвёл свою руку с косынкой и спрятал её за спину.
— Этого не просите. Наоборот, я хочу от вас услышать, что вы мне её дарите.
— Псих, — сказала Лика. — Отдайте немедленно. Я собиралась пойти пообедать, а у меня грязные волосы...
Лаи внимательно посмотрел на неё.
— И вовсе не грязные.
— Но зачем... Господи, что вы такое затеяли?
Лаи расправил бандану и теперь аккуратно обвязывал её вокруг собственной бритой головы.
— Нужен же мне какой-то головной убор, раз я из-за вас потерял пилотку.
— Виктор, не темните, — в досаде произнесла Лика. — Я не знаю, что у вас на уме, но вы не можете выйти отсюда в таком виде.
— А если я именно это и собираюсь сделать? — таинственно усмехнулся Лаи. Лика вскочила на ноги.
— Вы точно псих! Патрик знает эту бандану, я надевала её в экспедициях. Вы отдаёте себе отчёт в том, что вы делаете?
— Стопроцентно.
Он сидел на пуфе, широко расставив ноги в тяжёлых бутсах. Оливково-зелёная повязка придала ему неожиданно воинственный вид, полностью скрыв его изящный лоб и подчеркнув пасмурную глубину чёрных глаз. Опять он другой, бессильно подумала Лика, совершенно другой.
— Ну и ну, — устало проговорила она. — Вы прямо как десантник из старинных фильмов.
— Теперь, значит, десантник? — поддразнивающий взгляд Лаи упёрся ей в лицо. — "Казак" мне нравится больше.
— Чёрт с вами, — она прислонилась спиной к шкафу. — Берите, если вам так хочется. Но на одном условии. Вы не будете надевать её на голову. Тем более при Патрике.
— Принимаю, — сердечно откликнулся Лаи. — Принимаю и подарок, и условие.
Он развязал косынку, сложил её и затолкал себе за пазуху, под жилет.
— Я вам очень, очень признателен, — высокопарно промолвил он, вставая. — А теперь я, пожалуй, пойду поищу свою пилотку.
Лика шагнула к нему и обняла его за шею.
— Только не делайте глупостей, — она на мгновение прижалась губами к его щеке. — Не делайте глупостей, Казак.
Едва у него за спиной захлопнулась дверь номера, как он выдернул косынку из-под жилета и, действуя правой рукой и зубами, затянул её на левой руке выше локтя. С присущим ему педантизмом Лаи собирался выполнить обещание буквально.
33. АМОЛА
Марс, экспедиция D-12, 19 ноября 2309 года по земному календарю (20 сентября 189 г. по марсианскому)
Археологи прилипли носами к стеклу шлюзовой. Двое спасателей внесли закрытые носилки; третий тащил мешок со скафандром Лаи. За ними вошёл четвёртый — видимо, сопровождающий врач. Воздух заполнил шлюзовую, вспыхнула надпись, разрешающая снять скафандры. Колпак носилок был открыт; завёрнутого в махровую простыню Лаи вынесли из шлюзовой в коридор.
— Где у вас медпункт? — спросил врач — тот самый японец. Мэлори объяснил. Врач пригляделся к нему внимательнее. Под пронзительным взглядом его азиатских глаз Мэлори почувствовал себя неуютно.
— Вы начальник этой экспедиции? Я с вами разговаривал по скайпу?
Мэлори утвердительно кивнул. Японца прорвало.
— Вас под суд надо отдать! — выкрикнул он, тряся седой чёлкой. — Как вы могли отпустить его одного? У него же амола!
— Амола? — Мэлори лихорадочно вспоминал, слышал ли он это слово. — Что это за болезнь?
Маленький доктор отступил назад. На лице его обозначилась недоверчивость.
— Вы шутите? У оленей эта болезнь называется "гон".
— Что? — Мэлори едва воспринимал то, что ему говорят.
— У него уровень тестостерона зашкаливает. Очевидно, при акклиматизации на Марсе случился сбой биологического календаря. Мы вкололи ему антиандроген, это немного облегчит положение.
Он снова зло посмотрел на Мэлори.
— Это что, ваша первая совместная экспедиция с барнардцами?
— Третья, — растерянно ответил Мэлори, чувствуя себя так, словно он лжёт — хотя это была чистая правда.
— Тогда вы кретин! — резюмировал врач и быстрым шагом пошёл догонять спасателей с носилками.
Молча стиснув зубы, Мэлори повернулся и ушёл в пустующую комнату отдыха. Рухнув в мягкое кресло, он сжал голову руками. Пальцы смяли белокурую с проседью причёску, ногти вонзились в кожу залысин. То самое место вверху виска с готовностью откликнулось жгучей болью.
Голова, тупо подумал Мэлори. Вроде бы она есть, и вроде бы функционирует, а почему в итоге выходит полный дурдом?
У двери медпункта к стене жалась смуглолицая фигура в запачканном кремовом свитере. Флендерс хотел войти и в то же время робел перед Эльзой Рэй. Наконец он подавил волнение и взялся за ручку двери.
— Кто там? — Эльза повернулась в кресле ему навстречу. — Джеффри?
— Как он? — быстро спросил Флендерс. — Можно взглянуть?
— Только на минутку, — она приподняла очки, и Флендерс вдруг увидел, что у неё доверчивые глаза дошкольницы. Наверное, поэтому она и носила очки вместо линз. Он благодарно кивнул и боком протиснулся в полуоткрытую дверь.
Лаи лежал, утонув заросшей темноволосой головой в подушке; в руку его у сгиба локтя была воткнута капельница, с запёкшихся губ ещё не сошла синева. Флендерс придвинул стул к койке и сел. Он глядел на белую мускулистую руку, варварски проколотую иглой под прозрачным пластырем (неужели эти методы всё ещё применяются?), на бескровное небритое лицо Лаи с тёмными пятнами вокруг глаз — бесконечно милое лицо. Ему страшно хотелось поцеловать эти потрескавшиеся губы и седые виски. Никогда в жизни он не сможет сказать Лаи, как он его любит. Ведь у барнардцев не бывает любви между мужчинами; у них не бывает любви даже между мужчиной и женщиной — их отношения вообще непереводимы на язык земных понятий.
Флендерс взял в свои оливковые ладони маленькую белую кисть Лаи и поднёс его пальцы к губам.
Барнардец пошевелился и открыл глаза.
— Джеффри, это ты? — прошептал он. — Я что, уже на станции?
— Всё в порядке, — Флендерс бережно опустил его руку на одеяло. — Отдыхай.
— А скафандр? Камера? Нельзя, чтобы съёмки пропали. Джеффри, я там такое нашёл...
— Скафандр у нас. Камера, по-моему, цела. Я скажу ребятам, чтобы скачали с неё запись.
Лаи расслабился; на порозовевших губах показалось подобие улыбки.
— Я спас его, — он любовно погладил разметавшийся по подушке локон. — Мне не придётся его отрезать.
— Вы с ума посходили, — раздался возмущённый голос Эльзы Рэй, перекрываемый шумом и галдежом. — Сразу столько народу! Я не пущу...
Эльза едва не свалилась в дверной проём спиной вперёд, сметённая командой археологов. Экспедиция D-12 ввалилась в палату в полном составе. Четверо барнардцев со всей непосредственностью кинулись обнимать Лаи. Ори и Таафа тёрлись щеками о его запущенную бороду, а Айена по-земному чмокнула его в лоб. Фоо плакал в три ручья.
— Вик... Казак... — запинаясь, проговорил Коннолли и тоже шмыгнул носом. — Живой!
— Частично, — иронически откликнулся Лаи. Эрика Йонсдоттир положила ему на одеяло бумажного журавлика-оригами. В ногах стояли Лика и Симон Лагранж. Не было только Мэлори. Никто особо не интересовался, где он.
— Вы хоть понимаете, как вы нас перепугали? — Лагранж говорил невнятно, катая под языком таблетку "Кардиосана". Лицо Лаи исказилось в болезненной гримасе.
— Я готов принять от вас упрёки, Симон-миир, — он впервые обратился к французу по обычаю своей планеты. — Согласен, я повёл себя не слишком корректно.
— Корректно! — вздохнул Лагранж, поглядев на капельницу. — Ох уж эти барнардцы!.. Но почему не было слышно маячка?
— Очень просто. Я был под землёй.
— Под землёй? — ахнула Лика. — Как это?
— Что ты нашёл? — нетерпеливо спросил Флендерс. Лаи приподнялся и упёрся локтем свободной руки в подушку.
— Это всё очень странно... Вход я обнаружил ещё в первую поездку. Я думал, что имею дело с военным объектом. А это чёртов музей!
В медиа-зале Лагранж, Лика и Коннолли снимали запись с камеры шлема Лаи.
— Merde, — сказал старик. На экране был огромный зал, потолок и стены которого были сплошь покрыты мозаиками. Цветное стекло всё ещё сохраняло краски через семьсот миллионов лет. Повсюду были драконы. Их было две разновидности — высокие, статные, с золотистой чешуёй и теменным глазом, и маленькие, уродливые, красные, без теменного глаза. Золотые гнали красных, целились в них из какого-то оружия и попирали их ногами; красные злобно огрызались, крались куда-то с явно вредительскими намерениями; на одной из мозаик красный дракон подобрался к детёнышу золотого и тянул когтистые лапы к его горлу. В середине потолка, в овале, возвышалась монументальная фигура золотого дракона в парадном одеянии. Того самого, чей портрет был на иридиевой бляшке.
