за несколько часов до этого там застрелили офицера гестапо.
Пока немцы прочесывали окрестности в поисках боевиков Сопротивления, совершивших это преступление, Ганс и его родители быстро спрятали все, что могло их скомпрометировать.
В тот же день Ганс увидел клубы дыма, поднимающиеся от зданий, расположенных дальше по улице.
Не сумев найти виновных в убийстве, гестапо отомстило местным жителям: они подожгли несколько ближайших домов. Семье Поли осталось только надеяться, что их дом не окажется следующим.
Равенсбрюк
Ужин в бараке 28 заключался в половнике супа из репы. После ухода охранников Корри и Бетси провели богослужения на своей койке, начинали они обычно с пения. Присоединились десятки женщин всех национальностей, каждый вечер они чередовали: сегодня лютеранский гимн, завтра Магнификат на латыни в исполнении римских католиков, а если повезет прожить еще один денек, то и задушевный псалом восточных православных. После пения Корри или Бетси читали отрывки из Библии, сначала на голландском, затем на немецком. После каждого стиха они делали паузу, пока их слова переводили на французский, русский, польский и чешский языки – слово Божье передавалось все дальше и дальше по рядам. В некоторые дни к их служению присоединялось больше женщин, и тогда после вечерней переклички они проводили вторую встречу во имя Господа.
1 ноября в барак 28 пришли обнадеживающие новости. По какой-то причине – возможно, из-за того, что завод Сименс подвергся бомбардировке, – туда перестали посылать рабочие бригады. Вместо этого охранники придумали другое задание: выравнивание грунта. Красные карточки освобождали Корри и Бетси от тяжелой работы, но охранники, очевидно, рассматривали размахивание лопатой как легкий труд и отправляли их к стенам лагеря. Зачем нужно было выравнивать этот участок, для всех оставалось загадкой, но работа была действительно изнурительной.
Бетси слабела с каждым днем, и однажды утром она еле подняла небольшой кусок дерна. Надсмотрщица начала кричать на нее, призывая Бетси пошевеливаться, схватила ее лопату и начала показывать горсть земли на ней другим бригадам.
«Посмотрите, что несет мадам баронесса! Очевидно, ей очень тяжело!»
Другие охранники и несколько заключенных засмеялись, и Корри почувствовала прилив ярости внутри. Она посмотрела на свою сестру, и, к своему потрясению увидела, что Бетси тоже смеется.
«Ну да, я очень стараюсь, – сказала она охраннице. – Но вам лучше проявить милосердие и позволить мне ковылять вот с такой маленькой ложечкой земли, иначе я скоро совсем свалюсь».
Охранница выхватила свой кожаный хлыст и с размаху полоснула Бетси по груди и шее. «Здесь я решаю, кто и когда свалится!»
Корри схватила лопату и бросилась на помощь, но Бетси встала перед ней.
«Корри! – воскликнула она, повисая на ее лопате. – Ради Бога, уходи, продолжай работать!»
Корри крепко вцепилась в дерево, лишившись от злости дара речи. Бетси схватила рукоять ее лопаты, освободила Корри руки и воткнула лезвие в землю. На ее шее растекался багровый рубец, кровь запачкала воротник.
Бетси прикрыла рану ладонью. «Не смотри на это, Корри. Смотри только на Иисуса».
В начале ноября охранники выдали заключенным зимние пальто, по-видимому, снятые с погибших русских солдат. Однако к середине месяца пошли осенние дожди, и дополнительная одежда плохо помогала сохранять тепло. Во время утренней переклички в половине пятого часто лил дождь, и заключенных заставляли стоять под ним рядами по десять человек. Часами они ждали в отведенном им месте, даже если вокруг скапливались серьезные лужи воды. Каждое утро Корри и всех остальных начиналось со стояния по щиколотку в воде.
Бетси пришлось хуже всех. Она начала кашлять кровью, и Корри отвела ее в лагерный лазарет. Однако сестре намерили всего 38°, а этого считалось недостаточно для госпитализации. Ее состояние продолжало ухудшаться, и Корри продолжала водить ее в больницу, пока температура Бетси не поднялась до 40°. Ее долго оформляли в палату, не оказывая никакой медицинской помощи и не давая лекарств. Три дня спустя ее отправили обратно в барак; Корри даже рукой почувствовала, что Бетси все еще температурила.
Однако «церковные службы» сестер тен Бум продолжались, причем к ним Корри и Бетси добавили личную беседу, один на один: они навещали больных женщин и молились за них. Они регулярно молились за всех заключенных Равенсбрюка и, по настоянию Бетси, даже за своих мучителей, охранников.
Однажды вечером, когда Корри лежала рядом с сестрой, Бетси заговорила о том, каким будет их служение после войны. Она чувствовала необходимость в создании такого места, где люди могли бы восстанавливаться и исцеляться – физически, эмоционально и духовно – в своем собственном темпе[59].
«Мы многому здесь научились, – сказала она, – и теперь мы должны отправиться по всему миру, чтобы рассказать людям то, что мы узнали, что свет Иисуса сильнее самой глубокой тьмы. Только заключенные могут знать, насколько глубокой бывает степень отчаяния. По собственному опыту мы можем сказать, что ни одна яма не бывает непреодолимой, потому что вечные руки Бога всегда поддерживают нас.
После войны мы должны арендовать освободившийся концентрационный лагерь, – продолжала Бетси, – и в нем мы будем помогать отовсюду изгнанным немцам, дадим им крышу над головой. Я слышала, что в Германии разбомблены 95 процентов жилого массива. Эти жуткие концентрационные лагеря никому после войны не понадобятся, поэтому мы должны арендовать один из них и помочь немецкому народу обрести новую жизнь на их разрушенной родине».
Помимо этого, сказала Бетси, необходимо также организовать в Голландии общину, которая принимала бы голландцев, побывавших в концентрационных лагерях, помогала им заново наладить свою жизнь.
Примерно через день Бетси описала свое видение более подробно: «Это будет красивый дом, – говорила она Корри. – Все полы выложены деревом, в стенах – ниши со статуями, этажи соединяет широкая лестница. И сады! Вокруг этого реабилитационного центра разбиты сады, где все смогут сажать цветы».
Корри попыталась осмыслить глобальные планы Бетси. «Ты планируешь остаться в этом лагере, или мы сможем работать в доме для бывших заключенных дома, в Голландии?»
«Не будем нигде останавливаться. Ты должна путешествовать по всему миру и рассказывать всем, кто готов слушать о нашем лагерном опыте, о том, что Иисус – это реальность и что Он сильнее всех сил тьмы. Скажи людям. Расскажи всем, кто будет слушать! Он наш самый большой друг, наша защита».
Мечта казалась нереальной, но она наполняла Корри надеждой.
В конце концов она и сама поверила, что они осуществят задуманное. А пока оставалось пережить заключение.
Ближе к концу месяца в барак 28 распределили новую надсмотрщицу. Новые люди всегда переносились несчастными узниками непросто: каждый вновь пришедший спешил заявить свой собственный характер, непревзойденную степень жестокости. Новая стражница запомнилась всем с первого дня: не успев появиться, она до смерти забила заключенную.
Декабрь принес похолодание, что сделало перекличку еще более мучительной. На утренних и вечерних
