Эта мысль возникала у него, словно подсказанная кем-то со стороны. Об этом пели ему ручейки, которые журча пробирались по снегу и с каждым днем становились все шире и глубже, об этом шептал ему теплый ветер, совсем не похожий на свирепые леденящие ветры зимы, об этом говорили ему обновленные весенние запахи леса и сладкое благоухание оттаивающей земли. И он испытывал неодолимое возбуждение, он слышал зов, он знал: Неева должен вот-вот проснуться.
Мики ответил на зов — остановить его можно было бы, только пустив в ход силу. Однако он не побежал к холму Неевы прямо, так, как побежал из лагеря Чэллонера к хижине, где жила Нанетта с малышкой. Тогда он твердо знал, куда и зачем бежит, — тогда его влекла ясная и легкодостижимая цель. Но теперь манящий зов не воплощался в реальные образы. Вот почему, направившись на запад, первые два-три дня Мики петлял по лесу и часто подолгу задерживался на одном месте. Затем он вдруг решительно побежал прямо вперед и не останавливался, пока на рассвете пятого дня не достиг опушки — перед ним расстилалась широкая безлесная равнина, которую пересекала гряда холмов. Мики сел и долго смотрел на равнину.
Когда он продолжил путь, образ Неевы в его мозгу с каждым шагом становился все более четким и ясным. Ему уже казалось, будто он ушел от этой гряды всего только накануне. Холмы тогда были засыпаны снегом, и землю окутывали серые страшные сумерки. А теперь сугробов почти не осталось, солнце светило ярко, а небо снова было голубым. Мики продолжал уверенно бежать к знакомому холму — он не забыл пути. Особого волнения он не испытывал, потому что утратил ощущение времени. Он спустился с этого холма вчера, а сегодня возвращается туда, что здесь особенного?
Мики направился прямо к пещере, вход в которую уже освободился от снега, сунул голову в отверстие и понюхал воздух. Ну и лежебока же этот черный лентяй! Подумать только — он все еще спит! Мики чувствовал запах Неевы, а прислушавшись, уловил даже звук его дыхания.
Перебравшись через снежный вал, который намело в устье прохода, Мики уверенно прыгнул в темноту пещеры. Он услышал негромкое сонное фырканье, а потом глубокий вдох и тут же чуть было не споткнулся о Нееву, который, как оказалось, за зиму сменил постель. Неева снова фыркнул, и Мики взвизгнул. Он ткнулся мордой в новый весенний мех Неевы и ощупью добрался до его уха. Всего-то один день прошел! И он прекрасно помнил все, что было накануне! Поэтому он укусил Нееву за ухо и негромко залаял — Неева всегда прекрасно понимал этот басистый отрывистый лай.
«Проснись же, Неева! — словно говорил он. — Проснись! Снег растаял, и погода прекрасная. Ну, проснись же!»
И Неева сладко потянулся и широко, от всей души зевнул.
Глава XXIV
Мешеба, старый индеец кри, сидел на залитом солнцем камне на южном склоне холма, откуда была хорошо видна вся долина. Мешеба, которого когда-то, в давние-давние дни, соплеменники прозвали Великаном, был очень стар. Он родился так давно, что в книгах факторий Компании Гудзонова залива год его рождения не значился.
Его лицо сморщилось и побурело, как старая оленья кожа, а прямые волосы, обрамлявшие смуглые впалые щеки, достигали плеч и были белы как снег. Руки у него были худые, и даже нос казался худым — это была худоба глубокой старости. Но его глаза все еще блестели, как два темных драгоценных камня, и зоркость их оставалась прежней, нисколько не уменьшившись за без малого девяносто лет.
Сидя на теплом камне, Мешеба внимательно оглядывал долину. В четверти мили за его спиной стояла старая хижина, в которой он жил один. Зима была долгой и холодной, а потому, радуясь наступлению весны, старый Мешеба взобрался на холм, чтобы погреться на солнышке и посмотреть на пробуждающиеся леса. Уже около часа его взгляд блуждал по долине, словно взгляд старого, умудренного опытом сокола. В дальнем конце долины темнел старый лес из елей и кедров, между ним и холмистой грядой простирались ровные луга, еще покрытые тающим снегом, среди которого проглядывали ширящиеся пятна буровато-зеленой прошлогодней травы. С того места, где сидел Мешеба, ему был хорошо виден крутой холм, далеко вдававшийся в равнину в ста ярдах от него. Холм этот сам по себе не интересовал старого индейца, но он заслонял от его взгляда значительную часть долины.
Весь этот час Мешеба просидел неподвижно, посасывая черную трубку, из которой вился еле заметный сизый дымок. За это время он успел увидеть немало всякого зверья. В полумиле от его холма из леса вышло небольшое стадо карибу, а потом скрылось в кустарнике совсем неподалеку от него. Но старый индеец не почувствовал былого охотничьего азарта, а к тому же в хижине у него хранился достаточный запас свежего мяса. Затем он заметил вдалеке безрогого лося, такого нескладного и забавного в своем весеннем безобразии, что пергаментные губы Мешебы на мгновение раздвинулись в веселой улыбке, и он негромко и одобрительно хмыкнул, — несмотря на свой возраст, Мешеба полностью сохранил чувство юмора. Потом он увидел волка и два раза лисицу, а теперь его взгляд был устремлен на орла, парившего высоко над его головой. Орел представлял собой легкую мишень, но старый индеец ни за что на свете не стал бы стрелять в гордую птицу: они были давними знакомыми, и из года в год, когда наступала весна, Мешеба видел этого орла в солнечном небе. Поэтому он одобрительно хмыкнул, радуясь, что Уписк не погиб во время зимних холодов.
— Мы оба прожили долгую жизнь, Уписк, — пробормотал он, — и наверное, нам суждено умереть вместе. Мы много раз встречали весну, и скоро для нас должна навеки настать черная, непроглядная зима.
Индеец медленно отвел глаза от орла, и его взгляд случайно упал на крутой холм, заслонявший от него часть долины. Внезапно его сердце сильно забилось, он вынул трубку изо рта и уставился на холм неподвижным взглядом каменной статуи.
На плоском уступе, залитом солнечным светом, не более чем в ста шагах от него стоял молодой черный медведь. В ласковых лучах полуденного солнца весенний мех медведя блестел, как полированное черное дерево. Но ошеломило Мешебу вовсе не внезапное появление медведя. Нет, старый индеец с изумлением уставился на другого зверя, который стоял рядом с Вакайо, — это был не другой медведь, а… огромный волк. Медленным движением старик поднял худую руку и протер глаза в полной уверенности, что они его обманывают. За восемьдесят с лишним лет, которые он прожил в лесах, Мешеба ни разу не видел, чтобы волк и медведь дружили. Природа создала их заклятыми врагами, и они с рождения питают друг к другу неутолимую ненависть. Вот почему Мешеба некоторое время думал, что у него мутится в глазах. Но потом он убедился, что действительно стал свидетелем чуда; второй зверь повернулся к нему боком, и у старика не осталось никаких сомнений — это и в самом деле был волк! Широкогрудый, крупнокостый, он доставал Вакайо, медведю, до плеча. Огромный волк, лобастый и…
