Сердце Мешебы снова забилось сильнее — он посмотрел на хвост таинственного зверя. У волка весной хвост бывает большим и пушистым, а у этого зверя шерсть на хвосте была короткой и плотно прилегала к коже!
— О-о! — пробормотал Мешеба еле слышно. — Это собака!
Он начал тихонько отодвигаться назад, — со стороны могло бы показаться, будто он съеживается, сохраняя полную неподвижность. Его ружье было прислонено к камню сзади, так, что он не мог до него сразу дотянуться.
А в ста шагах от старого индейца на уступе стояли Неева и Мики и щурились от яркого солнца. Позади них темнело входное отверстие пещеры, в которой Неева проспал все зимние месяцы. Мики никак не мог разрешить одну непонятную загадку. Ему казалось, что он оставил лентяя Нееву спать в пещере только вчера, — долгая, тяжкая зима, которая принесла ему столько испытаний, отодвинулась куда-то вдаль, словно ее и вовсе не было. И вдруг оказалось, что Неева за это короткое время ужасно вырос. Дело в том, что все четыре месяца, которые Неева проспал, он продолжал расти и был теперь в полтора раза больше, чем осенью. Если бы Мики умел говорить на языке кри и если бы Мешеба дал ему время изложить свои сомнения, он, вероятно, произнес бы примерно такую речь:
«Видите ли, мистер индеец, — сказал бы он, — этот медвежонок и я подружились, еще когда мы были совсем малышами. Человек по фамилии Чэллонер связал нас одной веревкой, когда Неева — вот этот самый медведь — был не больше вашей головы… Как мы царапались и кусались, пока не узнали друг друга по-настоящему! Ну, а потом мы свалились в реку и с тех пор бродили по лесу вместе, как братья. За лето у нас было много разных приключений, и смешных и опасных, а когда настали холода, Неева отыскал вон ту дыру в земле и проспал, бездельник, всю зиму! Про то, что мне довелось пережить за эту зиму, я говорить не стану, хотя много всякого было! Ну, а как потеплело, я почувствовал, что Неева, пожалуй, выспался и пора бы ему, лежебоке, продрать глаза. Вот я и вернулся сюда. Теперь мы опять вместе. Только… объясните мне, пожалуйста, одно: почему Неева такой большой?»
Возможно, Мики изложил бы свои мысли как-нибудь иначе, но, во всяком случае, в этот момент они были заняты именно неожиданным превращением Неевы из маленького медвежонка в большого медведя. Впрочем, Мешеба, вместо того чтобы выслушивать его объяснения, все равно потянулся бы за ружьем. А Неева тем временем, подняв коричневый нос, нюхал ветер и вскоре уловил в нем какой-то неизвестный ему запах. Из всех троих только Неева в эту минуту ничему не удивлялся. Когда он четыре с половиной месяца назад погрузился в спячку, Мики был рядом с ним, и сегодня, когда он проснулся, Мики по-прежнему был рядом с ним. А они с Мики и до этого много раз засыпали бок о бок и, просыпаясь, вместе встречали новый день. Ведь Неева и не подозревал, что они не виделись четыре с половиной месяца: ему представлялось, что с того времени, как он заснул, прошла всего одна ночь.
И Нееву теперь тревожил только непонятный запах, который доносил до него теплый ветерок. Инстинктивно он почувствовал в этом запахе какую-то угрозу и решил, что на всякий случай им будет полезнее убраться куда-нибудь подальше от этого подозрительного места. Поэтому он затрусил прочь, предупредив Мики тревожным «уф!». И когда Мешеба выглянул из-за камня, рассчитывая на легкий выстрел, он увидел, что странная пара исчезает среди деревьев. Почти не целясь, он поспешно выстрелил им вслед.
Грохот выстрела и зловещий свист пули вызвали как у Неевы, так и у Мики множество страшных воспоминаний: Неева, прижав уши и выгнув спину, припустил своим особым галопом, и почти милю Мики приходилось всерьез напрягать силы, чтобы не отстать от приятеля. Затем Неева остановился, тяжело переводя дух. Он ведь ничего не ел почти треть года, а кроме того, ослабел от долгой неподвижности, и такая пробежка чуть было не прикончила его. Прошло несколько минут, прежде чем он оправился настолько, что сумел фыркнуть. Мики использовал эти минуты на то, чтобы тщательно обнюхать Нееву от морды до хвоста. По-видимому, результат этого осмотра вполне его удовлетворил: кончив его, он заливисто затявкал и, забыв про то, что он уже совсем взрослый, принялся в неуемном восторге прыгать вокруг Неевы.
«Зимой мне было очень трудно и грустно одному, и я страшно рад, что мы опять вместе, — говорили его буйные прыжки. — Ну, чем мы сейчас займемся? Пойдем поохотимся?»
Видимо, Неева думал о том же самом, так как он повернулся, деловито спустился в долину прямо к небольшому болотцу и начал разыскивать съедобные корни и траву. Роясь в земле, он добродушно похрюкивал, совсем как тогда, когда был маленьким медвежонком. И Мики, рыскавший поблизости, почувствовал, что долгие месяцы одиночества и правда остались позади.
Глава XXV
Мики и Неева — особенно Неева — не видели ничего странного в том, что они снова были вместе и что их дружба осталась такой же, какой была. Хотя за месяцы зимней спячки Неева сильно вырос, его воспоминания и образы, жившие в его мозгу, не изменились. Ему не пришлось пережить ни одного из тех ошеломительных событий, которые выпали этой зимой на долю Мики, а потому именно Неева воспринял возобновление их прежних отношений как нечто само собой разумеющееся. Он продолжал усердно разыскивать съедобные корни, как будто этих четырех с половиной зимних месяцев и вовсе не было, а когда несколько утолил первый голод, то совсем как прежде оглянулся на Мики, словно спрашивая, что они будут делать дальше. И Мики тоже вернулся к прежним привычкам с такой легкостью, как будто их разлука продолжалась не больше недели. Возможно, он попытался растолковать Нееве, что произошло с ним за эту зиму. Ему, конечно, хотелось рассказать своему другу о том, при каких странных обстоятельствах он встретил Чэллонера, своего первого хозяина, и как опять его потерял. И о том, как он познакомился с Нанеттой и ее дочерью, маленькой Нанеттой, и как провел с ними несколько недель и полюбил их больше всего на свете.
Вот почему его тянуло на северо-восток — туда, где стояла хижина, в которой прежде жила Нанетта с малышкой, и именно к этой хижине он потихоньку вел Нееву в первые полмесяца их возобновившихся совместных странствований. Вперед они продвигались медленно, главным образом потому, что весенний аппетит Неевы был поистине неутолим и девять десятых своего бодрствования молодой медведь посвящал насыщению, в невероятных количествах пожирая съедобные корни, набухающие почки и траву. А Мики в течение первой недели не раз совсем отчаивался и решал навсегда бросить охоту: как-то он поймал пять кроликов, а Неева съел из них четырех и захрюкал, свинья эдакая, требуя еще!
