— Элис! Зачем вы так жестоко? — Иможен подняла ладонь, словно защищаясь от удара. — Я и представить себе не могла, что вы испытываете такие глубокие чувства, а милорд был так… страстен и не желал ждать.
— Будем откровенны, Иможен. — Он понял, что ему надоели ее игры. — Вы рассчитывали, что мой отец не решится далеко зайти с вами, и держали меня в запасных, для подстраховки. А может, вы решили, что наследник — как журавль в небе и надежнее — маркиз в руке, хотя он по возрасту годился вам в отцы.
Она покраснела — и это выдало ее с головой. Дочь местного эсквайра, Иможен Пенуит была первой красавицей в округе, и ее родители надеялись нажиться на этом. В то время он был слишком зол и обижен, чтобы задумываться над этими обстоятельствами, но с тех пор многое успел понять.
— Мама из кожи вон лезла ради моего благополучия, — прошептала она. Ему хотелось бы верить, что она сама не была столь же амбициозна и беспринципна, как ее родители.
Откровенно говоря, то же самое он мог бы сказать и о своих метаниях: его отец и эта женщина заставили его разочароваться и цинично судить о любви, однако он оправдывался тем, что был слишком доверчив. «Желторотый идиот-идеалист — это факт», — криво усмехнулся он, вспомнив себя в юности.
Тот юноша был серьезен, прилежен в науках, любознателен к жизни и к тому будущему, которое она ему сулила; его отец был крепок и бодр и не выказывал никакого желания передать хотя бы часть дел в ведение своего единственного сына. Так что ему хотелось тогда путешествовать и исследовать новые земли. Он увлекался ботаникой и был весьма образован в этом предмете, но ему и в голову не приходило, что он может — или ему следует — покинуть Англию.
Его долг — находиться рядом с родителем, заключил он, несмотря на то что отец по-мужски презирал его: Элис не пил без меры, не распутничал и не играл. Тем не менее маркиз не смог бы обездолить своего сына за то, что тот оказался «тряпкой», особенно когда соседи признали его лучшим стрелком в округе, неутомимым наездником и даже — к громкому восторгу его отца — начинающим волокитой: ему приписывали ряд интрижек.
Но он дал отставку всем своим любовницам, когда на балу столкнулся лицом к лицу с Иможен Пенуит. Она была так прелестна, так чиста, что, влюбившись в нее, он не думал даже смотреть на других женщин.
— Вам не понять. — Иможен обиженно надула губы.
— Прекрасно понял все, когда зашел в библиотеку и застал отца со спущенными бриджами, а вас — лежащей на столе в задранных на уши юбках, — ответил Элис. Он слишком утомился, чтобы вести такие беседы, но во избежание дальнейших осложнений следует сразу поставить Иможен на место: он уже не раб ее чар. — И не рассказывайте, что он принудил вас, или ваши родители насильно затащили вас под него, или что у вас не было тогда другого выбора, — добавил он. — Да мне, честно скажу, и безразлично это.
— Вот как?
— Давайте определимся, — сказал он, поднимаясь и желая только одного — повалиться на кровать и заснуть на целый месяц. — Я пробуду здесь примерно с неделю: надо разобраться с самыми неотложными делами и проследить, чтобы отремонтировали вдовий флигель. Затем поеду в город на светский сезон. А когда вернусь — ожидаю, вы уже съедете отсюда.
Она обратила на него умоляющий взгляд, и он заметил сапфиры — под цвет ее огромных глаз — в покачивающихся серьгах и в ожерелье на ее шее.
— Также намереваюсь по возвращении проверить по описи все фамильные драгоценности, — добавил он. — Они потребуются моей жене. — Ее рот невольно приоткрылся — и в первый раз за этот вечер на лице ее появилось искреннее выражение. — Увидимся за обедом, матушка.
Он закрыл за собой дверь и услышал, как что-то стукнуло в нее с обратной стороны — несомненно, изящная туфелька.
Грегори нервно суетился в садовых апартаментах.
— Ванна готова, милорд, — сказал он вошедшему Элису и сделал жест в сторону гардеробной. — Подойдет вам та одежда, милорд? Помочь вам раздеться, милорд?
— Отлично выглядит. — Элис бегло осмотрел предложенный комплект. Отец до старости сохранил подтянутую фигуру, и рост у них был примерно одинаков. — Я вполне способен раздеться и одеться самостоятельно, благодарю. И одного милорда на двадцать минут вполне достаточно.
Лакей прикусил губу — Элис улыбнулся и заслужил ответную усмешку.
— Побреюсь я тоже самостоятельно.
Он взглянул на напольные часы. Половина восьмого. Да, особо не разнежишься в ванне.
— Грегори, через десять минут принесите кувшин холодной воды.
Он погрузился в теплую воду, обильно намылился, и — какая-то истома овладела им. Перси. Интересно, как Иможен справилась бы с теми испытаниями, через которые прошла Перси за последние месяцы? Он вспомнил ее в той хижине на острове — вымокшую, дрожащую, мужественную и самую желанную для него женщину.
К тому же самую тупую в своем упрямстве, дерзкую гордячку. Она будет его, хочет она того или нет. И независимо от его чувств к ней. Боже, жизнь с Перси покажется адом: обидчивая и вспыльчивая, она достаточно сообразительна, чтобы осуществить все, что ни взбредет ей в голову.
— Аа-а! — Холодная вода плеснула ему в лицо, словно пощечина. Элис взметнулся в ванне, отплевываясь и отряхиваясь, словно большой пес, а Грегори отступил, сжимая перед собой кувшин, словно щит. — Милостивый человек, — комментировал Элис, выбираясь из воды и хватаясь за полотенце.
— Милорд? — Грегори смотрел на него, вытаращив глаза.
Элис взглянул вниз. На распаренной в горячей воде коже обозначились все синяки и ссадины, а шрамы от когтей тигра выделялись багровыми полосами.
— Да, кораблекрушения, говорят, на пользу не идут.
— Арнику?
— А поможет? — Он досуха растерся полотенцем.
— Мой предок всегда пользует себя этим, в буфетной найдется немного, — предложил Грегори.
— Завтра начнем лечиться, — развеселился Элис. Надо же — «предок»! Приятный молодой человек, этот Грегори, в чувстве юмора ему не откажешь, а это весьма ценное качество в камердинере. Пора забыть Восток — хотя бы на несколько лет — и заново научиться чувствовать себя английским джентльменом.
Грегори предпочел удалиться, пока Элис одевался. Однако эта тишина, в которой будто угадывалось чье-то затаенное дыхание, — думал Элис, затягивая узел шейного платка, — была почти столь же тягостна, как и непрошеная болтовня.
Слуга вновь появился со шкатулкой в руках.
— Мистер Барстоу доверил мне непременно вручить вам это лично в руки, милорд. Он велел сказать, все эти вещи все время были в серебряном сейфе у него под замком после смерти прежнего лорда.
