труда и росте цен. Так же значительная часть зерна (не менее миллиона тонн) просто сгнила в результате бесхозяйственности.
[ii] Валокордин и корвалол не имеют научных исследований, подтверждающих их эффективность при лечении каких-либо заболеваний. Эти препараты снимают симптомы тахикардии и успокаивают (но не лечат!), и их приём опасен в том числе тем, что люди, вместо обращения к врачу, пьют эти препараты, повышая тем самым риск инфаркта миокарда.
Кроме того, в их составе есть фенобарбитал, признанный в некоторых странах наркотиком, имеющий накопительный эффект, и имеющий много побочных эффектов.
[iii] Чазов «главный кардиолог» страны, в течение многих лет возглавлял «кремлёвскую больницу», а на самом деле целую сеть больниц и санаториев, созданных для «лучших людей страны», в течении трёх лет был министром здравоохранения СССР.
Безусловно талантливый врач и учёный, но чтобы добраться до таких вершин и удержаться там, нужно иметь не только (и даже не столько) талант, сколько специфический характер. Молва приписывает ему разное, в том числе и участие в Большой Игре кремлёвской верхушки, с отравлением неугодных. Ему же приписывается «подсаживаение» Брежнева на фенобарбиталы, хотя к этим препаратам на Западе уже появились вопросы. Сам Чазов, разумеется, всё отрицал.
[iv] Доказа́тельная медици́на(медицина, основанная на доказательствах, англ. evidence-based medicine) — подход к медицинской практике, при котором решения о применении профилактических, диагностических и лечебных вмешательств принимаются, исходя из имеющихся научных доказательств их эффективности и безопасности, а такие доказательства подвергаются оценке, сравнению, обобщению и широкому распространению для использования в интересах пациентов. Отличием доказательной медицины от традиционной является использование достоверных научных доказательств эффективности лекарств и медицинских манипуляций.
Доказательная медицина начала развиваться в 1960-е гг, но активное её развитие началось в 1990-е гг, а сам термин появился в 1991 г.
[v]Посттравматическое стрессовое расстройство (ПТСР) — это психическое расстройство, которое может возникнуть когда человек испытал воздействие травмирующего события. Многие люди, пережившие травмирующее событие, останутся под влиянием связанных с ним негативных эмоций, мыслей и воспоминаний.
Глава 9
Не советские люди
— Выписывают? — мимоходом поинтересовалась Ираида Пална, весьма неэротично облизывая сладкие от шоколада пальцы.
— Угу, — приваливаюсь к стене напротив, — в обед, говорят, и выпишут. Должны, по крайней мере.
— Ну правильно, — кивает медсестра, — с утра у врачей обход, потом другие заботы, ну и потом уже дело до выписываемых пациентов доходит.
— Да понятно… — вздыхаю я, но Ираида Пална — добрая (хотя и коррумпированная) душа, поняла меня по-своему, поделившись шоколадными, а вернее — соевыми батончиками. Отказываться не стал, и, развернув, начал откусывать по чуть, угукая в такт словам Ираиды Палны, решившей развешать немного лапши на свободные уши.
Время до выписки тянулось гондоном, напузыривающимся водой из-под крана. Я успел съесть больничный завтрак, трижды попить чаю с разными разностями, и обойти, прощаясь, все палаты, а на часах нет ещё и десяти.
Вроде и взрослый… ну, условно взрослый человек, с некоторым жизненным опытом, но эта тянучка раздражает меня неимоверно — так, что ещё чуть, и истерика. Переборол не без труда, а тут ещё и Денис…
— Давай, что ли, адресами обменяемся? — чуть стесняясь, предложил он.
— Ну… — я чуть помедлил, а он, кажется, понял это по своему, насупившись и расстроившись.
— Стоп! — я поднял руку, ладонью как бы останавливая ещё несказанные слова, — Выслушай сперва. Я еврей…
— Да дослушай ты! — снова останавливаю не сорвавшиеся слова, видя прекрасно, что он хочет сказать что-то про интернационализм или нечто подобное.
— Я еврей, — продолжаю, и, чуть усмехнувшись, продолжаю, — и очень может быть, что в скором времени перестану быть евреем советским.
— А-а… — он будто сдулся, и, пригладив волосы, опустился на соседнюю койку с потерянным видом. Благо, в палате мы одни — Лёшка у девчонок, валяет дурака, или как он считает — производит впечатление, а малышня затеяла какую-то сложную игру, с таинственным видом перемещаясь по коридорам, палатам и подсобным помещениям.
— А… ну, почему вы? — выдавил наконец он, и я будто наяву увидел, как в его голове прокручиваются шестерёнки мыслительных процессов, скрежеща о надолбы пропаганды, льющейся в уши с раннего детства.
— Ты действительно хочешь поговорить об этом? — я внимательно гляжу на парнишку.
— Ну… — он задумывается и мотает головой, — н-нет! Я…
Не сказав ничего больше, он вышел, сутулый и потерянный. Губы у меня перекривились в горькую усмешку — сколько ещё такого впереди…
— В следующий четверг в поликлинику зайдёшь, — не поднимая головы, сообщил врач, специальным медицинским почерком заполняя карточку, — там видно будет, нужно тебе больничный продлять, или нет.
— Держите! — передав документы матери, он, тут же потеряв к нам интерес, махнул рукой в сторону двери.
— Я тебя здесь подожду, — сказала мама, присев на стульчик в коридоре и обмахиваясь бумагами.
— Угу… да я быстро! — коснувшись её щеки губами, я поспешил к себе в палату, забрать вещи.
— А! Мам, документы дай, — попросил я, вернувшись, — в отделении могут попросить.
— Могут, — вздохнула она, тяжело вставая, — так что я лучше с тобой схожу, быстрее будет.
В палате я, ещё раз попрощавшись со всеми, подхватил было рюкзак и пошёл на выход.
— Постой! — окликнул меня Денис, кусая губы и собираясь, как перед ответственным боем, — Я… дай мне всё-таки адрес!
— Чего улыбаешься-то? — поинтересовалась мама, когда мы вышли наконец из больницы и побрели к остановке.
— Так, — ответил я неопределённо, — просто обнаружил, что люди, оказываются, могут быть лучше, чем я о них думаю.
Не ответив, мама кивнула чему-то своему, и к остановке мы шли молча, думая каждый о своём. Такси, как изначально предлагала мама, брать не стали. Не сказать, что это очень
