Выйдя в коридор, Федор обернулся. Два человека просто сидели за кухонным столом и были счастливы. Опустив глаза в пол, он покинул квартиру.
Глава 15
Нет, не радость царила в душе Сухорукова – упоение. Вымыв руки, пахнущие, по его мнению, не краской, а победой, он отправился в магазин. День был особенный. Прошлогодние шпроты, проживающие длительное время в холодильнике, не казались стоящим блюдом, способным украсить обеденный стол героя. Притащив домой объемную сумку, набитую всевозможными продуктами, Сухоруков засуетился на кухне. Вскоре он уже получал максимальное удовольствие от трапезы: язык в желе, сдобренный хреном, копченый окорочок, морковка по-корейски, козий сыр, консервированная кукуруза, квашеная капуста, бородинский хлеб, слабосоленая семга и слоеные пироги с ветчиной и сыром – все поглощалось с возрастающим аппетитом, неторопливо, почти любовно.
– Пошли эти бабы к черту, пес с ними, – выковыривая из зубов застрявший кусочек мяса, сказал Сухоруков. Подхватив мутный хрустальный бокал, пролежавший на антресоли больше пятнадцати лет, пенсионер сделал несколько глотков полусладкого вина. – Хорошо! – выдохнул он, блаженно закрывая глаза.
Несостоявшаяся женитьба уже не огорчала. Другой достойной кандидатуры не было, так что ничего не оставалось, как только заменить одну мечту на другую.
– Я ребенка возьму из детского дома. Усыновлю, – уверенно и даже торжественно произнес Сухоруков, доливая вино в бокал. – Чтоб, значит, в магазин ходил и в дело мое верил…
Столь исключительная идея так и не успела обрасти подробностями – по мыслям резанул звук дверного звонка.
– Наташка с покаянием пришла, – решил опьяневший Сухоруков. – Созрела. Только я ведь жениться передумал, пусть, дура, другого жениха себе ищет, поезд ушел, ту-ту-у-у.
Два сильных удара, от которых затряслись стекла в окнах, – и дверь, вылетев из петель, с грохотом рухнула на пол. Федор торопился, к тому же хотел напугать пенсионера максимально, чтобы больше не пришлось приезжать.
Поперхнувшись морковкой по-корейски, опрокинув на серую, сморщенную скатерть бокал с вином, пенсионер метнулся в коридор. Мужчина, бесцеремонно вошедший в квартиру и демонстративно вытирающий ноги о валяющуюся дверь, произвел на него неизгладимое впечатление. Сухоруков тут же решил в самое ближайшее время побриться налысо.
– Заходи, гость дорогой, – запел он, мечтая о том, чтобы рослый мужчина оказался отъявленным негодяем. Это же практически брат получается, если не сын… Сын? Вот оно! Только подумал об усыновлении, как на пороге сразу появился хмурый тип с горящими глазами. Посланник дьявола. Алкоголь скрутил мозги Сухорукова в бараний рог. Протянув вперед руки, пенсионер заголосил на всю квартиру: – Сынок! Сынок пришел!
Купаться в сантиментах Федор, мягко говоря, не планировал. То, что мужичок в маразме, да еще напился, конечно, осложнит дело, но все же вбить в его пустую голову несколько прописных истин вполне можно. Схватив Сухорукова за распахнутую на груди веселенькую рубашку, Федор припечатал пенсионера к стене.
– Времени у меня мало, – начал он, – поэтому разговор наш будет очень коротким. Если только узнаю, что ты, поганец, тронул Наташу, я тебя выверну наизнанку, и вороны три дня будут жрать твою печень. Это понятно?
Потеряв ориентиры и уверенность в себе, Сухоруков промычал нечто невразумительное.
– Убью, – добавил Федор для пущего эффекта.
– Угу, угу, – выдавил из себя пенсионер, поняв наконец, что никто с ним сюсюкаться не собирается. Умирать он пока не хотел (не все черные дела, распределенные на ближайшую пятилетку, оказались выполнены). – Отпустите, больше не буду, – жалобно заныл Сухоруков.
Кинув вдогонку еще несколько угроз, сдобренных крепкими выражениями, Федор отшвырнул Наташиного врага в угол. Вопрос был решен.
– Подождите, вы куда? – вылезая из кресла, заваленного пакетами с зимней одеждой, спросил Сухоруков. Чтобы хоть как-то избежать горечи поражения, он решил во что бы то ни стало очернить Наташу. Мужичок у нее появился, ишь ты! Ничего, сейчас он Наташке малину-то подпортит, еще сто раз пожалеет, что на свет родилась. – Не уходите, я вам всю правду расскажу! И про Наташку, и про Вальку!
Федор, услышав последние слова, остановился на пороге. Можно не сомневаться, подвыпивший сморчок навалит ему сейчас на уши тухлой окрошки – считай, час потерян. Но Кепочкин наверняка только-только расслабился и отчаянно пытается произвести неизгладимое впечатление на возлюбленную и, скорее всего, сейчас рассказывает Наташе о Венере, Марсе и Юпитере. Не прерывать же такую задушевную беседу…. Да и кто знает, вдруг гаденький пенсионер, «гроза района», ляпнет что-нибудь интересное про Валентину.
Приняв решение ненадолго остаться, Федор направился в комнату.
– Вот и хорошо, вот и ладненько, – затанцевал сзади Сухоруков. Он сразу же пригласил гостя к столу, но тот категорически отказался от угощений. Пришлось продолжать трапезу в одиночестве. Прикрыв пятно от вина бумажной салфеткой, пенсионер счастливо заерзал на стуле. – Все расскажу, все, как есть, ни на секундочку не совру, честное слово, – затараторил он, не отрывая глаз от Федора.
– Валяй, ни в чем себе не отказывай.
– А вы Наталье кем будете?
– Не твое дело.
– Понимаю, – многозначительно произнес Сухоруков, с хрустом откусывая огурец. Чего вилять, ясно же – хахаль. Отхватила себе Наташка парня, ух, отхватила, повезло же заразе. Ну ничего, еще не вечер… – Валька-то пропала, утащили девку, и все – прости-прощай! А Натаха с ней дружбу водила, не разлей вода, сестры прямо, близнецы однояйцевые. Вот.
– Это я знаю, дальше что?
– Так гулящие они, падшие женщины, – завел Сухоруков любимую песню.
Федор еле сдержался, чтобы не треснуть хорошенько пенсионера по голове.
– Дальше, – повторил он, мысленно выделяя пьяному Сухорукову и влюбленному Кепочкину только пятнадцать минут.
– Мужиков водили. Не дом, а бордель какой-то. Я уж куда только не жаловался, дети же кругом. Молодое поколение подрастает на таких отвратительных примерах! Сейчас Наташка притихла, тоже побаивается в расход пойти. Вы ей не верьте, она изменница самая натуральная. Хуже не бывает!
– Меня больше интересует Валентина, – сказал Федор, желая перейти к нужной теме.
– Помоложе любите? Понимаю. Только она небось мертвая, с такими мужиками водилась – о-го-го. Противно, честное слово, противно было смотреть…
– С какими? – перебил Федор.
На правду рассчитывать не приходилось, но, возможно, из этого дурно пахнущего потока слов удастся выдернуть что-нибудь важное.
