Наверное, это было непрофессионально с ее стороны и попросту глупо, но ей казалось, что только ему она могла бы доверить правду о себе. Даже если бы потом он возненавидел ее…
Девушка грустно усмехнулась: вряд ли Джойс стал бы тратить на нее такие сильные эмоции. Презрение, или нет, скорее — разочарование и пренебрежение, вот и все, что могло ее ожидать. И от этого почему-то его предполагаемая реакция казалась более обидной.
Но увы. Выбирать девушка не могла, а потому ей предстояло просидеть в навигационной рубке вместе с остальной командой навигаторов.
Есения как раз пыталась заняться медитацией, когда в дверь постучали. Немного раздраженно из-за того, что ее отвлекли, она предложила войти. В каютут шагнул Джойс.
Он задвинул за собой дверь и неловко стоял у входа, видимо, ожидая какой-то ее реакции, каких-то слов, возможно, предложения присесть.
«Зачем он пришел?» — крутилась единственная мысль в голове девушки, но ответа не находилось, а пауза затягивалась.
— Можно? — наконец, спросил он.
Есения сидела на кровати, которая помешала бы откинуть стул, поэтому просто подвинулась, освобождая Джойсу место.
— Нервничаешь? — спросил он, усаживаясь рядом с ней так близко, что ей захотелось пересесть. Во избежание, так сказать.
— А ты как думаешь? — ответила она, стараясь взять себя в руки. — После рассказа Нырка?
Джойс слегка улыбнулся:
— Такие ситуации действительно происходили. Но ты же разумная девушка, верно? Просто оцени вероятность. Миллионы кораблей совершают прыжки изо дня в день, даже пассажирские лайнеры, а таких баек об ужасах гиперпространства наберется от силы десяток. Очень мало кто из людей действительно способен убить. Для этого нужно обладать специфическими нарушениями личности, которые проявятся под воздействием гипера. Ты же прекрасно знаешь, что психику дальних космонавтов проверяют очень тщательно, и если по недосмотру какой-то потенциальный убийца и проскользнет в наши ряды, то априори их не может быть много.
— Хорошо. Если гиперпространство — обыденная вещь, и бояться его нечего, то почему тогда к нему всегда проводится такая особая подготовка? — недоверчиво спросила Есения. — И почему тогда ты пытался меня унизить перед всеми, уговаривая Мак… Бледу разрешить мне погрузиться в сон?
Джойс вздохнул:
— Я не пытался тебя унизить. Я не говорил, что это обыденная вещь. И я не утверждал, что прыжок легко перенести. Увы, в гиперпространстве всегда тяжело. Но бояться нужно не кого-то, кто придет тебя убивать или калечить. Бояться нужно … себя. Человеку, как ни странно, тяжелее всего переносить правду о самом себе.
«Ну, спасибо! Успокоил!» — нервно подумала Есения, но вслух ничего не сказала.
— Тяжело воспринимать то, что начинает выдавать мозг во время прыжка. Ты теряешь все ориентиры. Ты, по сути, остаешься один на один с собой, так как всем внешним фактам невозможно доверять. Невозможно доверять своим органам чувств, так как они могут подводить тебя. Ты даже не можешь определить, происходит ли то, что ты видишь, слышишь, чувствуешь, обоняешь, осязаешь, на самом деле, или это плод твоего воображения. Никакие советы тут не действуют, потому что у всех все всегда проходит по-разному. Но я могу рассказать свои способы справляться с сумасшествием — вдруг они помогут и тебе.
— С сумасшествием? — растерянно переспросила Есения.
— А как еще это назвать, когда человек перестает адекватно воспринимать окружающий мир? — Джойс пожал плечами. — Если тебе не нужно действовать, и ты хочешь всего лишь переждать, то один из способов состоит в том, чтобы максимально изолировать свои органы чувств от поступления информации. Закрыть глаза, заткнуть уши, принять какую-то одну позу и стараться ее не менять. Попытаться что-то вспоминать, что-то приятное и очень конкретное, что будет создавать некое подобие ориентира в твоем мозгу, привязанность к какой-то четкой узнаваемой вещи.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— У тебя большой опыт взаимодействия с этим, верно?
— Очень большой, — кивнул Джойс. — И хотел бы я сказать, что с каждый разом становится легче. Но увы…
— Но как? Говорят, что, когда человек привыкает, понимает, как это устроено, ему проще становится это переносить.
Джойс криво усмехнулся:
— Если кто-то так считает, то он заблуждается. И это просто временное улучшение. Я же сказал, раз на раз не приходится. Мне кажется, чем лучше ты понимаешь, что с тобой происходит, тем хуже становится.
Есения в ужасе смотрела на него, не зная, что сказать. Джойс пришел ее успокоить? Или еще больше напугать?
— А вот если тебе придется действовать, помни, что все, абсолютно все органы чувств могут тебя обманывать, а ты даже не сможешь понять, когда они вдруг дадут тебе правду.
— На что же тогда ориентироваться? — еле слышно прошептала девушка.
— Интуиция и логика. Лично я опираюсь на это. А тебе придется искать свои способы.
Он встал и сделал шаг к двери.
— Джойс! Не уходи! — неожиданно для себя воскликнула Есения, тоже вскочила и схватила его за руку.
Он обернулся и практически наткнулся на нее: в маленькой каюте при раздвинутой койке было не разминуться. Девушка внезапно уткнулась ему в грудь и разрыдалась.
Растерявшись, он неловко обнял ее.
— Ну что ты? Не надо! — пробормотал он. — Я напугал тебя? Я не хотел. Я лишь пытался рассказать тебе, к чему стоит быть готовым.
Есения продолжала всхлипывать, цепляясь пальцами за ткань его комбинезона, судорожно сжимая ее в своих маленьких кулаках. Его груди стало горячо и мокро.
— Соль, слышишь, перестань, — шептал он, не имея смелости оторвать ее от себя. — Ты же сильная, ты справишься. Ты в одиночку справилась с матерым дальником! А тут какой-то гипер! Да он тебе на один зуб!
Его подначивания пропали втуне. Девушка или не слышала его, или была настолько испугана, что не видела ничего смешного в его словах.
— Соль, — снова позвал он. — Соль! Есения!
Она внезапно подняла к нему заплаканное лицо:
— Энджел, я боюсь.
Он смотрел на ее дрожащие губы, слипшиеся ресницы, покрасневшие глаза и вдруг подумал, что Умнику чертовски повезло. Эта мысль как-то совсем не подходила к ситуации, но она возникла, и у Джойса не получалось ее задвинуть в дальний угол. Умнику повезло. Почему, в чем? Джойс сейчас не мог и не хотел в этом разбираться.
— Чего ты боишься? — тихо спросил он.
— Всего. Себя боюсь. Всех боюсь. Я… я не хочу во время гиперпрыжка находиться с навигаторами. Можно я… буду с тобой? — последние слова она произнесла едва слышно, так что Джойс даже не сразу понял, что она говорит. А когда понял, замер от нахлынувших чувств.
Он осторожно провел большим пальцем по ее щекам, стирая слезы. Сначала по правой, потом по левой. Ему нужна была эта передышка, эти несколько секунд, чтобы решить, что ей ответить.
— Соль, прости, — наконец тихо произнес он. — Прости, малыш, я не могу. Если я только заикнусь Бледе об этом, ты представляешь, что будет? Если бы я был командиром, то без вопросов — я сделал бы все, чтобы помочь тебе. Если надо, привязал бы к себе на весь период прыжка. Держал бы тебя за руку, если бы тебе было от этого легче. Что угодно сделал бы. Но сейчас… Тебе все же придется справляться самой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
