ничто не держало нас с Вардом в этих застенках. А самое главное между мной и Оуэном ничего не стояло.
Шериф услышал топот ног и успел повернуть голову на звук, когда ему в челюсть прилетела мое колено. Он завалился на спину, зажимая окровавленный рот. Тяжелый сапог пересчитывал ему ребра, поднимался и опускался на рожу, чтобы стереть довольную ухмылку и давил пухлые пальцы, ломая кости. Сколько пришлось вытерпеть из-за него? Несмотря на разгоревшуюся позади битву я не мог закончить выплескивать накопившуюся злобу. Моя Смерть ходила где-то там далеко, а для этого вонючего ублюдка, она совсем рядом.
— Червь! Я сгною тебя живьем! — когда он заговорил, выплевывая выбитые зубы и держась за отбитые бока, мне было уже все равно на последствия. Если убьет через контроль над рабом так тому и быть, но может повезет, и я окажусь быстрее.
— В другой жизни мудила. — хотелось втоптать эту падаль своими ногами в могилу, но время поджимает. Кончик меча уперся в грудь шерифа готовый совершить расплату.
— Стой! Стой! — заверещал Барнаби. Сейчас в избитом и скулящем псе не узнавался тот хитроумный тип, купивший меня на рынке рабов. — Третий, пойдем со мной! Ты даже не представляешь, что нас ждет. Я знаю, ты далеко пойдешь. Присоединяйся ко мне и весь мир станет нашим!
Воспользовавшись заминкой и отвлекая пустыми обещаниями, Барнаби попытался уловкой избежать праведного наказания. Он вывернулся, выхватил свой кинжал и тычком ударил в мое горло. Но может с мечами и не задалось, но ножами учили драться. И защищаться от них тоже. Перехватив его нелепую попытку атаки, я повернул нож в обратном направлении. Острие вошло в глазницу на всю длину. Из черепа торчала только рукоятка поблескивающая красным камнем в основании.
Стоило телу бывшего хозяина обмякнуть и издать предсмертный хрип как голову, будто в тисках зажали. Адская мигрень прострелила мозг как после прямой встречи кувалды и лба. Закрывая веки от боли, я понял, что теряю сознание…
Почтовая станция «Уильямсбург»
1890
Шериф Барнаби Оуэн тяжело слез с коня и сплюнул коричневой от жевательного табака слюной. Подняв шляпу, взглянул на стоящее в зените солнце и снова проклял эту жару. Пятый раз за этот день. Цокая шпорами на сапогах, мужчина подошел к зданию станции стоящей рядом с рельсами. Следующий поезд проедет только завтра, так что можно не спешить. Их края после истощения шахт никому не нужны. Скоро тут будут только заброшенные дома и грифы, сидящие на тлеющих черепах. Это пекло, и безработица вынудят уехать даже самого упрямого местного.
— Ну как там? — зайдя внутрь косого домишки, осведомился мужчина у одного из подручных Долтона.
— Денег только две сотни баксов. Ты говорил, что будет больше. — положив ружье на плечо, выразил свое недовольство налетчик.
— Я шериф, а не банкир. Откуда мне знать, сколько в кассе? — ответил Барнаби. Не обращая внимания на трупы, лежащие в кровавых лужах, он уселся на стул и снял шляпу, чтобы немного проветриться. — Где Долтон?
— Нашел девицу и развлекается с ней. — бандит усмехнулся беззубым ртом.
Инесс. Шериф знал только одну барышню, работавшую на станции. Нужно будет потом зайти к ее матери и выразить соболезнования, подумал Оуэн, протирая свой значок, прицепленный к отвороту сюртука. Он уже давно работал с этими отморозками и они успели провернуть массу дел по его наводке. Ограбление банка в Уэстерголде два года назад. Разграбление экспресса из Мейбл Сити не так давно. И еще десятки других. Барнаби не нравилось, что парни оставляют за собой гору трупов, но деньги компенсировали эти неудобства.
Дверь в подсобку раскрылась и оттуда вышел Джон Долтон собственной персоной. Застегнув ширинку, он одел ремень с пистолетом на пояс и кивком дал понять своему подчиненному, что настала его очередь проводить время с дамой. Лысый член шайки гоготнул и направился в коморку, на ходу скидывая портки.
— Барнаби. Какая встреча. — хлебнув виски из бутылки, наигранно удивился вожак стаи бандитов.
— Не тяни Долтон. — шерифу не нравилось, что эти стервятники становятся все наглее. — Где моя доля?
— Какая доля? — спросил главарь, посматривая на своих людей. Те осклабились улыбками, поддерживая игру старшего. — Ты сказал, тут будет, чем поживиться. Но две сотни и бутылка дешевого поила это мелочь.
— Я не мог знать, что тут так мало. — оправдался продажный коп. — Так что гони мне мою часть добычи.
— Знаешь что? Возьми свою долю натурой. Та шлюха как раз потянет на нужную сумму. Только сначала мы ее все поимеем и не по одному разу, а после она вся твоя. — налетчики, уже не скрываясь, открыто ржали над словами своего предводителя.
— Ты пожалеешь сукин сын. — Оуэн вскочил со стула, надел шляпу и не прощаясь, шагнул к уличной двери. Уже взявшись за ручку, он услышал, как щелкнул взводимый курок направленного в его спину револьвера…
Воспоминания. Целый сонм былого прошел через разум, показывая отдельные эпизоды жизни Барнаби. Ублюдок сказал, что погиб при ограблении почтовой станции, только забыл упомянуть, что он сам участвовал в этом. Видение с дикого запада было самым ярким и полным среди остальных. Перед глазами промчался целый калейдоскоп и я чуть не спятил, просматривая прожитые шерифом дни. Причем они прокручивались одновременно все вместе. Все равно, что смотреть сотню фильмов разом. Едва удавалось ухватиться за определенный отрезок или фрагмент.
Убийства, изнасилования, обман и прочая мерзость. Барнаби делал все, чтобы выжить, как попал в этот мир. А потом случилось нечто, что поменяло его восприятие. Он не стал монахом или пастором, но теперь у него была цель. Что именно взбрело в голову этой скотине, не было ясно до конца. Он просто фанатично загорелся идеей. И с этой поры делал все ради выполнения своей миссии. Достал свиток с заклинанием, амулет для призыва, разыскал нужное подземелье. Мужчина годами готовился к этому походу. Потратил все скопленные средства ради того что нашел на дне сундука. Пока мы были заняты врагом, ковбой нацепил на себя отвод глаз и попросту испарился для обычного зрения. Открыл сундук специальным инструментом заменяющим ключ и добрался до так желаемого им предмета. Ему почти удалось уйти, но стечение обстоятельств смешало все карты. Последними мыслями перед смертью было только горькое
