В это время арестованных доставили в Киев, где Хрущев лично допытывался, чье задание они выполняют. Никите Сергеевичу казалось, что он имеет дело с происками конкурентов: Маленкова и его приближенных. Волков впервые воочию увидал, какие ценные кадры управляют стратегическими регионами страны. В отведенной им камере (их даже не озаботились развести по разным камерам) Андрей Константинович смаковал «никитины пассажи».
— Нет, ну кому в голову могло только… ну, это ни в какие ворота не лезет. Это ведь безграмотная сволочь, способная лишь преданно лизать ботинки хозяину! Кто этого шахтера поставил руководить богатейшей республикой?
— Зато происхождение Никиты Сергеевича безупречно, — вставил Кречко, морщась от боли в сломанном ребре — с ними особо не церемонились.
Волков промолчал, а через минуту вздохнул:
— У Дарвина происхождение еще безупречнее.
— Это — когда человек от обезьяны произошел?
— Точно. Но по-моему, обезьяна все-таки стала напоминать человека, после первого поражения электрическим током.
Кречко призадумался.
— Вы имеете в виду удар молнии?.
— Нет! — фыркнул Волков, — я имею в виду, когда обезьяна вместе с толпой таких же обезьян ворвалась в барский дом и сунула гвоздь в электрическую розетку.
— Ох, и не любите вы пролетариат! — осуждающе заметил Иван Михайлович.
— А за что его любить? Этот самый пролетариат несколько часов назад пинал нас сапогами, словно мы не инспекторы, обличенные доверием товарища Сталина, а бандиты с большой дороги.
Волков сплюнул, потрогал уже зажившие губы и встал со своих нар.
— Ох! — прокряхтел Кречко, глядя на то, как точно так же избитый (если не больше) товарищ бродит по камере и разминает затекшие члены, — скажите, а нельзя ли научиться вашим штучкам с заживлением? Такое впечатление, будто по мне проехала ломовая телега. Ох!
Волков подумал.
— Наверное, можно. Только вот острого ничего нет…
— Резать будете? Тогда не надо, наверное.
— Балда вы, старший майор! Кровью же обменяться как-то нужно! И учтите: у вас этот эффект будет наблюдаться слабее. Чтобы вы получили степень регенерации, аналогичную моей, необходима инъекция материнского препарата. А его на всей Земле не сыщешь, сколько не ищи.
Сказал Андрей Константинович и призадумался. Вроде Хранитель с него слова не брал, чтобы никому не прививал своих «талантов». Тем более, они все-таки уменьшаются в арифметической прогрессии с каждой новой прививкой. От «инфицированного симбионтом» к следующему «инфицированному». Но Кречко необходимо помочь: эти палачи в мундирах сломели ему ребра и наверняка что-то отбили. Только вот чем произвести надрез, если у них отобрано все колющее и режущее?
Случай представился на следующей неделе. Их повели на очередной допрос, но в кабинете Волков сумел отвлечь следователя и сунуть в карман своего измятого френча простую канцелярскую кнопку. Окно в кабинете было раскрыто, вот наверное ее и смахнуло со стола вместе с бумагами на пол. Бумаги следователь поднял, а вот кнопку — нет. Она осталась лежать на полу. Волков акуратно наступил на нее сапогом, а затем украдкой отделил от подошвы.
Через полчаса прибыл Хрущев. Следователь — молодой капитан госбезопасности — вытянулся в струнку.
— Ну как? — деловито спросил секретарь местного отделения ВКП(б), — не признаются, подлецы, на кого работают?
— Никак нет! Молчат!
— Не валяй дурака, Никита! — угрюмо глядя на Хрущева, произнес Волков, — позвони Сталину или Берии. Узнаешь, на кого мы работаем.
Хрущев снял свой легкий плащ, в котором прибыл, и уселся на стул рядом со следователем. Три сотрудника безопасности расположились неподалеку, готовые в любой момент приступить к активной фазе допроса.
— Может и позвоню, — с ленцой произнес он, а может, и не позвоню. Товарищ Сталин не любит, когда его отвлекают по пустякам. А вот товарищ Берия — человек у нас относительно новый, может и не вникнуть в ситуацию. Нет, ребятушки, мы уж тут с вами разберемся. На месте.
— Ох, и плачет по тебе веревка! — зло произнес Волков, — не приведи бог, перед апостолом Петром окажешься. Чем оправдываться будешь?
Вместо ответа, Никита Сергеевич кивнул одному из конвойных. Тот шагнул к сидящему Волкову и с размаху ударил его по губам. В голове у Андрея Константиновича взорвался заряд неконтролируемой ярости. Взревев по-звериному, он схватил мерзавца сотрудника за кисть обеими руками и с размаху сломал ее о спинку стула. Конвойный заорал благим матом и скрючился на полу, лелея поврежденную конечность. Демонстрируя невиданную в таком возрасте скорость и впечатляющую растяжку, Волков ударом обутой в сапог ноги выключил второго конвойного, а затем схватил в охапку третьего и бросил его за стол, где сидели следователь и Хрущев. На полу образовалась куча мала. Волков в тигрином прыжке метнулся к массивной дубовой двери, повернул неосмотрительно оставленный в замке ключ, а также сунул ножку стула между ручкой двери и дверным косяком, блокируя ее на открытие.
С пола уже поднимались конвойный и следователь, только Хрущев что-то кряхтел, сидя задницей на паркете. Кречко схватил стоящий на столе бюстик Ленина, и со всего размаху опустил его на голову поднимавшегося конвойного. Подоспевший Волков ударом по сонной артерии вырубил следователя.
— Не дергаться, падла! — рявкнул он на Хрущева, — тьфу, кажись, убил?
Удар, расчитанный для погружения следователя вв сладкий анабиоз, получился чуть сильнее, чем следует. Но Кречко только буркнул:
— У короля — много!
Никита Сергеевич перетрусил, точно инквизитор на аутодафе.
— Товарищи, в чем дело? — голос его не выдержал и пустил петуха.
— Гусь свинье — не товарищ! — оборвал его Волков, — сиди и не хрюкай. Что будем делать, майн либер комрад Иван Михайлович?
— Вы — немцы? — ужаснулся Хрущев.
— Ya, Ya! — сказал Андрей Константинович, — особенно, вот он. Хайнц Михаэль фон Кречко. Любимый друг фюрера и куратор «гитлерюгенд». Михалыч, кто этого дурня на работу в госаппарат взял? Как он медкомиссию прошел? Я хочу посмотреть на записи его лечащего врача!
На следовательском столе деловито зазвонил телефон. Волков задумчево потер подбородок.
— Слышь ты, дитё времени! Ну-ка возьми трубку и поговори с абонентом правильно!
— Это как? — потянулся нерешительно к аппарату Хрущев.
— Чтобы не убило! Идиот! Только ляпни кому, что тебя в заложники захватили — вмиг остынешь навсегда.
Никита Сергеевич поморщился от командно-матерного тона Волкова. Он не причвык, чтобы с ним разговаривали в таком ключе. Сам он — сколько угодно, но с ним? Боже упаси! Теперь Андрей Константинович жалел, что не прочел книгу «Воспоминания» вот этого вот партаппаратчика, что стоит перед ним в позе «одинокого бедуина, собирающего трюфеля». Хотя бы знал — «где у него кнопка».
— Да? — сварливо осведомился тем временем Хрущев. Он почти не играл. Раздражение на себя самого, на бестолкового следователя, на странного инспектора (а он все более убеждался, что это — человек из Москвы) вылилось в резкое начальственное «да?».
Затем он резко подскочил и бросил трубку на рычаги аппарата.
— Сюда поднимаются Берия с Мехлисом, — сообщил он стенам.
Волков удивился.
— Ладно, Берия! Но при чем здесь Мехлис… кем он у нас пока числится?
— Заместитель начальника ГПУ и наркома обороны! — столь же удивленно ответил Кречко, — а может, уважаемый Никита Сергеевич блефует? Чтобы мы открыли дверь?
— Хорошо! Держите этих в поле зрения, а я выгляну в коридор.
Сняв импровизированный запор с двери, Андрей Константинович осторожно приоткрыл дверь. Слава богу! Приглушенные войлочным ковровым покрытием, шаги наркома внутренних дел были еще не слышны, но знакомый силуэт уже выделялся на фоне широкого окна в торце здания. «Система коридорная», — пел Владимир Семенович и был прав. Волков не знал, какое количество уборных приходится на один коридор здесь, в центре Киева, но думал, что засранцев хватает везде.
— Товарищ Волков! — обрадовался Берия, увидев, как двери нарисовался силуэт Андрея Константиновича, — а мы уже беспокоимся. Что там, в кабинете, трупов много?
— Только один, — усмехнулся Волков.
— Стареете! — укоризненно покачал головой Лаврентий Павлович, — и кто этот несчастный?
— Следователь. Там еще товарищ Хрущев…
— Вы его тоже? — ужаснулся Мехлис.
— Не успел.
Высокие гости вошли в кабинет, где в живописном беспорядке валялись тела оглушенных сотрудников безопасности, а также в некотором смятении пребывал лично Никита Сергеевич. Следовавшему за ними полковнику Мехлис приказал «убрать здесь», а тем временем Берия ввел Андрея Константиновича в курс дела. По каким-то стратегическим делам они с Мехлисом посещали один из заводов Чернигова, когда его вызвали к прямому проводу. Взволнованный Меркулов сообщал, что эмиссаров Лаврентия Павловича задержали в Киеве. Предъявленные им объявления неизвестны, но очевидно, что какая-то липа. Никита на контакт не идет, отвечают, что отсутствует «с проверкой гарнизонов». Сталину информацию не доложили, так как преждевременно.
