Девочки затихли, как только Гюллюбеим подняла руку.
- Начинаю с именем аллаха милостивого и милосердного...
Девочки вторили ей. Гюллюбеим все еще была под впечатлением давешнего разговора и мыслей, последовавших после него. Ее урок как бы продолжал недавние размышления:
- Аллах создал людей для жизни в этом мире. Облака, ветер, луна и солнце помогают человеку добыть хлеб насущный по воле аллаха... Аллах низвел с небес воду, и благодаря ей вызревают злаки и растут разнообразные цветы. Потом вянет это осенней порой, чтобы снова расцвести будущей весной. Аллах гонит облака, потом соединяет их, потом превращает в тучу, и ты видишь, как из расщелин ее выходит ливень... И аллах поворачивает день и ночь... И аллах создал весь этот прекрасный мир... Если бы аллах создал человека только для загробного мира, то не трудился бы устраивать таким прекрасным этот мир. Вы пришли в этот мир, чтобы свершить какое-то дело, которое оставит свой след на земле. Аллах дал вам уши, чтобы слышать голоса птиц, людей, дал вам глаза, чтобы видеть красоту небес, долин, гор, лесов, цветов. Аллах дал вам сердце, способное любить родителей, чувствовать вдохновение от музыки, поэзии, пения и других красот... Если бы все это было человеку не нужно, аллах милосердный, ничего не создававший без необходимости, не дал этого человеку и оставил бы его похожим на животное...
Затаив дыхание, девочки слушали Гюллюбеим. Конечно, подобных наставлений у себя дома они никогда не слышали. Задавленные трудом и законами шариата, не позволяющими женщине ходить с открытым лицом, свободно общаться даже со своими знакомыми, матери и бабушки этих девочек были зачастую замкнуты. Дни их проходили в трудах, молитвах и постах, в безропотном повиновении мужчине - главе дома. Девочки с детства впитывали в себя и манеры поведения мусульманской женщины, и обычаи семейные, и послушание. Слова учительницы падали в благодарную почву детской непосредственности и впечатлительности. Они слушали Гюллюбеим затаив дыхание.
Незаметно пролетели уроки корана, чтения и письма. Теперь Гюллюбеим учила девочек пению и началам танца. "Пусть хоть немного повеселятся, ведь они дети... Радость должна найти путь к их сердцам..." Она взяла в руки бубен.
Звуки бубна часто несутся из домов шемахинцев, это никого не может удивить. Но звуки, доносившиеся из дома Гюллюбеим, удивили Нарындж, которая уже давно следила за домом ненавистной соседки, надеясь зацепиться за что-нибудь, чтобы получить в руки веские доводы против Гюллюбеим. Любопытство Нарындж росло. "Вот тебе и моллахана!.. Бубен, смех? Ах, чтобы перевернулись в гробу предки тех, кто доверил тебе детей... Скоро три года, как ты стоишь нам поперек горла... Погоди, сукина дочь, отца останавливало только то, что ты двоюродная сестра Махмуда-аги, нехорошо нам с ним ссориться... Но теперь! Увидишь, что я тебе устрою! Просто не хотелось раньше руки о тебя пачкать! А теперь ты сама вынуждаешь меня разрушить пристанище бесстыдства!"
Нарындж вплотную приблизилась к воротам. Из осторожности, чтоб кто-нибудь не увидел, что она подслушивает у чужих ворот, она оглянулась. Любопытство влекло ее вперед. "С кем она там забавляется? Хотя дети еще не ушли домой... А может быть, уже разошлись после занятий?.." Рыхлое, как у отца, тело Нарындж колыхалось от малейшего движения. Она прильнула к воротам и заглянула в щель между досками. Во дворе никого не было. Звуки неслись из дома. Бубен отбивал ритм, кто-то пел, временами раздавались хлопки. До Нарындж донеслись слова песни:
Белокрылою ты, курочка, была,
Ты по солнышку гуляла, весела,
Я лелеяла тебя и берегла
Ох, сгорел бы он в огне, ворюга злой,
Разрази его небесною стрелой!
Белокрылой ты красавицей была!
Праздник был, когда ты яйца нам несла,
Я лелеяла тебя и берегла
Ох, сгорел бы он в огне, ворюга злой,
Разрази его небесною стрелой!*
______________ * Перевод Д. Виноградова.
Песню пели несколько голосов. Нарындж поняла, что поют девочки: "А где эта проклятая Гюллюбеим? Неужто оставила девчонок одних, что они вместо урока песенки распевают?!" Нарындж переменила позу и снова прислушалась. Теперь она узнала по голосу внучку Мешади Ганбара: "Ей-богу, она... Ах, чтоб у тебя горело нутро, как горячо поет".
Перепрыгнула дувал,
С головы платок упал.
Мой узорный башмачок,
Я не знаю, где пропал...*
______________ * Перевод Т. Стрешневой.
- А где же все-таки Гюллюбеим?
Дочери Моллы Курбангулу и в голову не приходило, что Гюллюбеим в доме вместе с девочками. Неожиданно для Нарындж дверь отворилась, и девочки с веселыми криками высыпали во двор. Нарындж опасалась, что дети могут ее увидеть, но вслед за ними из дома появилась Гюллюбеим, которая спокойно наблюдала, как ее ученицы прыгают через веревочку, играют в прятки. Учительница только следила за детьми, не позволяя им ссориться и нарушать правила игры. "Что же это за уроки такие? Чему она их учит?"
Нарындж кинулась домой, чтобы тут же рассказать матери о только что увиденном. Ее жгло желание пресечь все, что творилось в моллахане проклятой Гюллюбеим! У своих ворот она столкнулась со свахой Азизбике.
- Здравствуй, тетушка Азизбике! С чем ты к нам пожаловала? - спросила она вежливо сваху, пытаясь спрятать волнение.
- С хорошим, с хорошим, моя любимица! Да сделает аллах тебя поскорее счастливой! Как говорится, в небесах аллах совершает благие дела, а на земле - я...
Сваха прищелкнула пальцами от удовольствия, что сообщает приятные вести. Ее холеное, белое, гладкое лицо излучало довольство. Она чмокнула Нарындж в щеку и ощутила губами ее неровную, изрытую оспинами, кожу. Давно уже Нарындж считалась старой девой, в ее возрасте пора было иметь детей. Но к скандальной, сварливой и злоязычной девушке и раньше никто не сватался, хотя она и была дочерью моллы. Бедная Умсалма не одну пятницу выливала на голову дочери заговоренную воду из особой, тоже заговоренной пиалы, чтобы ей улыбнулось счастье, но сваты к Нарындж не приходили. Теперь за дело взялась Азизбике, опытная сваха, которая сразу поняла, что жениха следует искать в дальних кварталах Шемахи, где никто не знал о характере будущей невесты.
Нарындж была осведомлена, что сваха ищет для нее жениха, поэтому она встретила ее с особым почтением и вежливостью. Она давно и с нетерпением ждала прихода Азизбике и ласково пригласила сваху в дом, приняла у нее чадру, аккуратно сложила и положила в стенную нишу. Потом занялась приготовлением чая для гостьи.
Азизбике застала мать Нарындж за занятиями с ученицей. Худая, бледная, с иссохшей кожей, обтянувшей скулы, с жилистой шеей, на которой особенно была заметна дряблость, Умсалма сидела на тюфячке, облокотившись на мутаку. Тяжелые, широкие кисти рук с потрескавшейся, шелушащейся кожей крепко сжимали коран, по которому она следила за ученицей. Едва завидев Азизбике, она торопливо сказала девочке, сидевшей перед ней:
- Дочка, иди домой! К завтрашнему уроку выучи вот этот стих корана, я проверю...
Ученица ушла. Только после этого Умсалма закрыла коран, поцеловала его и положила на маленький столик.
- Добро пожаловать, Азизбике, почаще бы ты приходила... - По лицу свахи Умсалма поняла, что та пришла с хорошей новостью.
- Да будут у тебя светлые, добрые дни, Умсалма, кажется, труд мой не пропал даром, я с радостной вестью пришла...
Умсалма молитвенно сложила руки и подумала: "Слава аллаху! Пусть бы парень был из хорошего дома, достойной семьи моллы, чтобы согласился Курбангулу..."
Азизбике приступила к рассказу:
- Знаешь, сестрица, зачем мне начинать издалека? Так вот, вчера вечером меня вызвал Мешади Алыш... "Господин Молла Курбангулу, - сказал он, - сам меня наставил на путь истинный. Он очень много сделал для меня: поручился перед людьми и послал на поклонение в Мешхед к могиле имама Рза. Познакомил меня с уважаемыми людьми. Теперь я прошу его взять меня в сыновья. Я строю дом, как только закончу строительство, сыграю свадьбу. Господин Молла Курбангулу сделал для меня много, пусть поможет мне, чтоб мой дом без семьи не остался..."
Умсалма знала о сватовстве Алыша, но ее мучили сомнения: "Уживутся ли они, о аллах? Как говорят люди, трудно сварить в одном казане две бараньи головы..."
- Аллах тебе в помощь, Азизбике...
- Ох, сестрица Умсалма, ведь ты сама сказала: "Найди хорошего человека..." Вот я и...
"Очень хороший человек, нечего сказать... Разбойник, и все..." подумала Умсалма, но вслух сказала только:
- Что тебе ответить, Азизбике? Не приведи аллах, он опять примется за старые дела.
Сваха тут же возразила:
- Ну что ты, сестрица! Ага Алыш - настоящий мужчина! К тому же он был в Мешхеде, дал зарок, можно сказать, вышел в люди уважаемые. Теперь он до смерти не изменит своему слову. Ведь за него поручились Гаджи Асад и господин Молла Курбангулу...
- Хорошо, Азизбике, попробую уговорить Курбангулу. Захочет ли он расстаться с единственной дочерью? Посмотрим... - сказала она, а сама не оставляла надежды, авось еще кто-нибудь посватается к ее Нарындж.
