В столице Эбби называли снежной королевой — но не из-за холодности, а благодаря льдистой внешности. Высокая и худая, с тонкими чертами лица и светлой кожей, она казалось злой и строгой, но на деле была довольно мягким и добрым человеком, парадоксально научившись сочетать это со светской жизнью в столице.
Сегодня она сидела рядом с лирой Софией и еще одной пожилой дамой, которая считалась чуть ли не столпом светского общества города Отолья: лирой Трессой.
— Как тебе Мелисса? — спрашивала Тресса.
Эбби немного мечтательно улыбнулась:
— Она мне понравилась. Безумно красива, у нее… наверное, это какие-то врожденные манеры, я не думаю, что они успели бы этому ее научить. Она не суетится, не теребит волосы. Немного комкала платок от волнения, но это другое, это вполне в рамках приличия. Красиво сидит, высоко держит голову, у нее приятный низкий голос, она хорошо чувствует течение диалога и мягко меняет его направление… талантливая девочка.
Лира Софиа согласно кивала на каждое слово, а лира Тресса чуть прищурилась:
— Достаточно талантлива, чтобы действительно стать госпожой Стэгар?
Эбби пожала плечами:
— Вполне. Она такая юная. Говорят, ей почти девятнадцать, я бы не дала больше семнадцати. Милый и невинный ребенок. Мне даже будет обидно, если светское общество ее сильно изменит.
Женщины на какое-то время замолчали, думая каждая о своем. В большой гостиной Морейн было немало людей. После ужина все разбились на небольшие группы по интересам, и, благодаря устойчивому гулу множества разговоров, можно было не переживать о посторонних ушах: тут захочешь — не разберешь, что говорят в двух метрах от тебя. К тому же, в углу гостиной кто-то из юных девчонок мучил пианино, а из смежной комнаты звучали весьма азартные разговоры — там играли в карты.
— Ты тоже считаешь, что девчонка останется в качестве хозяйки замка? — тихо спросила лира Трэсса, бросив косой взгляд на безмятежную лиру Софию.
Эбби пожала плечами:
— Не могу быть уверена, все же человеческие отношения — это не та область, где можно хоть что-то гарантировать. Но еще меньше я верю в то, что Мелисса — просто их развлечение. Они… влюблены? Наверное, это так.
— Оба? — удивилась лира Трэсса.
Эбби медленно кивнула. Она задумчиво смотрела куда-то сквозь толпу и говорила несколько отстраненно:
— Я в столице видела разное. Измены, странные предпочтения, сомнительные брачные союзы, гаремы из рабынь… Если со временем они освободят девочку и сделают ее частью триумвирата — это не будет скандальным поступком. Не для столичных жителей. Но все же у Алана и Бертрана все как-то иначе. Они ее очень опекают. А она… скорее, запуталась, чем что-то чувствует. Знаете, мне даже немного жаль ее. Она такая юная, она ничего не знает о том образе жизни, который ведут аристократы, она… действительно как ребенок. Она даже не понимает, какую власть над ними сейчас имеет.
На последних словах Эбби отвернулась от толпы к своим собеседницам и растерянно посмотрела сначала на лиру Софию, потом на лиру Трессу.
— Если бы она знала и понимала, они бы вряд ли так в нее втрескались, — недовольно буркнула лира Софиа. — Но они и сами как мальчишки: Мелиссе нужно время, чтобы в себя прийти, а они на нее наваливают все и сразу. Как будто это им по семнадцать и они впервые влюбились.
Эбби по-доброму улыбнулась, а лира Тресса тяжело вздохнула. Ее сын — градоначальник, будущее их маленького рода тесно связанно с этим городом и полностью зависит от мужчин Стэгар… И от одной рабыни, которая умудрилась стать центром сплетен и интриг целого города. Но, судя по всему, поддержку девчонке придется оказать.
— Она будет представлена королю? — спросила лира Тресса, обращаясь скорее к Софии.
Та качнула головой:
— Не знаю. Они и сами понимают, что ей пока не место при дворе, и предпочли бы оставить это на потом, но…
Все три дамы одинаково вздохнули. Бертран Стэгар не имеет ни малейшего права на трон, но является самым близким родственником короля: они двоюродные братья, а нынешняя вдовствующая королева — его родная тетя. Вряд ли они позволят просто спрятать в чулан девушку, которая делит постель с последним Стэгар. Учитывая характер его величества, нет ни одного шанса, что Мелисса успеет подрасти до представления свету.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Ты с ней часто видишься, Софи? — спросила Тресса.
— Иногда. Помогала устраивать все ужины. Сама знаешь, мне с моими головными болями тяжело делать это каждый день.
Тресса понятливо кивнула:
— Скажи Алану, что я тоже готова позаниматься с девочкой. Нужно хоть немного ее подготовить. Слышала, она будет сильной магичкой? — уточнила она.
Обе женщины кивнули. Эбби снова задумчиво уставилась в зал, полный гостей. Она узнала, что Мелисса, скорее всего, станет целителем. Это решили пока особо не афишировать, но Эбби все же сказали. И она понимала, что это значит: никуда девочка от высшего света аристократии не денется. Таких, как она, обратно в тихую и спокойную жизнь не отпустят.
Но почему-то искренне хотелось пожелать ей счастья с двумя мужчинами Стэгар. Эбби не знала, какие у них на самом деле отношения — кто их поймет, этих мужчин? Может, ей с ними и не очень хорошо… Все же они так давно вместе, об их тяжелых характерах ходят легенды… Откровенно говоря, сама цель появления Мелиссы в замке вызывала кучу сомнений в успешности их союза — в девятнадцать лет девочка никак не может быть готова к рождению детей. Но все равно хочется верить, что в итоге все у них сложится. Хотя бы для того, чтобы два одинаково влюбленных взгляда не были временным явлением.
***
Мелли понимала, что в ее отношениях с Берти и Аланом что-то изменилось. Что-то неуловимое, но все же заметное. Они стали проводить с ней больше времени. Все чаще касались ее, обнимали, целовали, она нередко ловила на себе их взгляды. Мелисса выросла не в лесу, она еще в далеком детстве знала, что это означает — такое бывало каждый раз, когда в нее кто-то влюблялся. Но… но представить, что в нее могли влюбиться они? Нет, это слишком невероятно.
Да и сама Мелли не могла понять, как ко всему этому относиться. После того, как она приняла не-любовь своих родителей к себе, вроде стало чуточку проще, хотя бы реветь она перестала. Но и нормальным свое состояние она назвать не могла.
Все, во что она верила в жизни, рассыпалось. Пропало. Ей больше не о чем мечтать, жизнь для нее сосредоточилась на единственной цели: нравиться Алану и Бертрану, и то не ради себя, а для Розмари и Оливера. Как когда-то она была маниакально сосредоточена на попытках быть хорошей дочерью, так и сейчас она старалась стать хорошей… любовницей? Она не была уверена, что это так называется. Можно ли стать хорошей рабыней?
Мелли запуталась. Почти девятнадцать лет своей жизни она жила по заветам Богини-Матери. Она верила, что это ее путь. Все, что она знала о жизни и во что верила, кричало о неправильности происходящего.
Она отреклась от семьи, ничем не помогает родителям, а ведь это один из заветов хорошей дочери. Она чувствует ненависть к Лавру, хотя ненависть — плохое чувство, его нужно избегать. Она живет с двумя мужчина и уже никогда не сможет быть невинной невестой и верной женой. И… она иногда чувствует себя счастливой, находясь с ними. Когда ее обнимают, когда так нежно целуют в висок, когда вечером она сидит с ними в библиотеке, скинув на пол туфли… Она, наверное, какая-то неправильная, просто падшая женщина, раз продолжает раз за разом стонать от удовольствия, когда приходит к ним ночью.
Где-то на грани сознания всегда маячила мысль, что Мелли — грязная, она после смерти попадет в подземное царство, в небесное ей путь закрыт. Ее душа будет страдать в муках, пока ее не заберут демоны инферно.
Но думать об этом приходилось нечасто — из столицы прибыл ее новый учитель. Она все так же завтракала по утрам с Магнусом, но магией с ней занимался профессионал. Ее звали Гелла Шейри, она тоже из ишериев, а еще — одна из внучек целителя. Лекарского дара в ней не были ни грамма, а вот желания освободить дедулю от работы — на троих. Даже не имея никаких гарантий того, что Мелли в итоге станет целителем, она взялась за дело с небывалым энтузиазмом.
