Гидробот оказался упорным, ушёл вглубь снова и помчался за нами.
— Может… его… гранатой? — задыхаясь от быстрого бега, предложил мальчишка.
— Давно… не… купался? — ответил я в том же стиле. — Влево!
Мы сменили траекторию вовремя — по льду побежали трещины, одна из них расширилась, и из неё явился наш преследователь. Издав раздражённый свистящий звук, он попытался схватить меня, но не дотянулся, и тогда он погрузился, а затем выпрыгнул из воды!
Металлическая туша весом с гружёный вагон с грохотом врезалась в лёд, и казавшаяся только что такой прочной поверхность под ногами заколебалась, начала качаться и трещать.
— Твою мать! — Синдбад на ходу обернулся и выпустил очередь из «карташа».
Судя по грохоту, он не промахнулся, но пули не произвели на гидробота особого впечатления. Он совершил ещё один скачок, достойный дельфина из цирка, и плюхнулся в каких-то десяти метрах от нас.
Лед под моими ногами затрещал, и я обнаружил, что пытаюсь бежать по воде.
Я почти тут же провалился по пояс, а затем и вовсе погрузился с головой. Тело словно ошпарило, сердце застучало часто-часто, а боевой костюм и груз потянули меня вниз.
«Вот уж нет!» — подумал я, изо всех сил работая руками.
Снаряжение сталкера, откровенно говоря, не очень подходит для того, чтобы плавать, однако при некоторых усилиях в нём можно держаться на поверхности. Но вот исполнять в нём всякие трюки, вроде кувыркания в ледяной воде — удел «моржей» — акробатов с перекачанными мышцами.
Я не таков, но деваться мне некуда: либо я выплыву, либо утону, либо та хищная морда мной поужинает.
Импланты мои не перестали работать, и только благодаря им я вовремя рванул в сторону, а гидробот промахнулся. Заострённый нос промелькнул рядом, меня ударило чешуйчатым боком и завертело, точно волчок. Разум, мало приспособленный для участия в таких ситуациях, отключился, и дело в свои руки взяли инстинкты выживания.
Я замолотил руками и рванул вверх… чтобы со всей дури садануться башкой об лёд.
Пока я тонул и уворачивался от чугунка, меня снесло прочь от полыньи, да ещё и в организме начала ощущаться нехватка кислорода: ещё пара минут, и я пойду ко дну без помощи гидробота.
Настырная тварь вновь попыталась протаранить меня, и я опять сумел убраться с её пути, правда, не так шустро, как хотелось бы. Похожее на навершие шлема рыло шарахнуло меня по ноге с такой силой, что едва не оторвало её, а острый плавник чиркнул по лицу.
Боли я не почувствовал, но перед глазами заклубилась кровавая муть. Я развернулся лицом вверх и в полном отчаянии нажал на спусковой сенсор. ИПП не предназначен для стрельбы под водой, но штука это настолько надёжная, что имелись шансы на то, что она сработает и здесь. Глухие хлопки ударили по ушам, и во льду надо мной появилась большая дыра.
Я рванул к ней и с такой жадностью хватанул воздуха, что едва не подавился.
А затем понял, что меня ухватили под мышки и тащат вверх, выдёргивают из полыньи. Возникло инстинктивное желание вырваться, освободиться, и я его с немалым трудом подавил.
— Твою мать! Он ранен! — рявкнул Синдбад мне прямо в ухо.
— Да разве это рана… — я хотел произнести эту фразу громко, но вышел лишь простуженный сип.
Холода, честно говоря, я не чувствовал, я вообще не ощущал собственного тела, лишь касания в отдельных местах: давление на подошвы, на плечи, глухие толчки сердца в груди и то, как саднит лицо.
— Побежали! — воскликнул Колючий. — Иначе эта тварь нас сожрёт!
Мышцы меня не слушались, я казался себе деревянным истуканом, покрытым коркой льда, но каким-то образом ухитрялся бежать, задыхаясь и кашляя, оскальзываясь на льду и едва не падая. Сознание плыло, я не мог связаться даже с главным имплантом, не говоря уже о других, и почти ничего вокруг не видел, соображал только, что за спиной грохочет и трещит.
Силы кончились, но я всё равно бежал, на упорстве, на желании жить…
Берег выскочил из темноты столь неожиданно, что я едва не упал. Разрывающим мышцы усилием устоял на ногах. Тяжело взбежал по покрытому слоем пепла косогору и остановился, уткнувшись в спину кому-то из спутников. В этот момент я не отличил бы одного от другого.
— Всё, оторвались, — сказал Синдбад.
— Да? — спросил я, на этот раз в полный голос, и потерял сознание.
Вернулся в чувство я рывком, просто открыл глаза, как после крепкого сна.
Я лежал, не ощущая привычной тяжести боевого костюма, зато чувствуя растекающееся по жилам блаженное тепло. Обеспечивал его, во-первых, спальный мешок, а во-вторых, небольшой костерок, самым наглым образом трещавший неподалёку.
— Вы что, идиоты? — прохрипел я, пытаясь выбраться из мешка. — Зачем вы его разожгли?
Открытый огонь — верное средство демаскировать себя, и поэтому сталкеры им почти никогда не пользуются.
— Лежи спокойно. — Синдбад появился откуда-то сбоку. — Мы в подземелье, и здесь нас никто не заметит.
— Э… ну… — Только тут я сообразил, что улетающие вверх искры разбиваются о бетонную плиту, а за кругом света прячутся стены. И ещё я понял, что совершенно лишён одежды — эти гаденыши содрали с меня не только костюм, но и всё остальное. — В подземелье?
— В подвале, если быть точным, — сообщил бритоголовый. — Счастье, что мы наткнулись на него так быстро.
На то, чтобы оглядеться, мне понадобилась пара минут: капитальные стены и потолок, в дальней стене — дверь, в углу груда ящиков, заваленный разнообразным мусором пол.
— Это верно, — сказал я. — А зачем вы меня раздели?
— А что, нужно было оставить тебя в холодной и мокрой одежде? — Синдбад поглядел на меня скептически. — Проведи ты в ней ещё часок, точно схватил бы какую-нибудь гадость, и система подогрева не помогла бы.
Это верно — боевой костюм не рассчитан на зимние купания в Оби.
— А где Колючий?
— Сторожит наверху. Скоро я его сменю. А ты приходи в себя, одевайся, и двинем дальше.
Комбинезон и прочие шмотки лежали на ящике рядом с костром, и от них валил пар. Само пламя было светлым и очень жарким, и это означало, что горят таблетки универсального топлива.
Места они занимают немного, весят вообще мизер и очень выручают в локациях, где набрать сушняка — большая проблема.
— Обязательно приду, — пообещал я, понимая, что на самом деле вовсе не желаю куда-то идти, что бешеная погоня за самим собой утомила меня даже не столько телесно, сколько душевно.
Хотелось вот так лежать, ничего не делать, смотреть в огонь…
Но я также прекрасно понимал, что дубля нужно уничтожить как можно быстрее, что он — зло. Не абстрактное, всеобщее и глобальное, а, так сказать, частное, причиняющее неприятности лично мне.
Кто знает, что он выкинет в следующий момент? В присутствии егерей плюнет на портрет Хистера? Или пришибёт «чистильщика» из Барьерной армии так, что это увидят его соратники? Или выдумает нечто такое, что мои банально человеческие мозги не в состоянии измыслить?
Всё возможно.
А обвинят в произошедшем сталкера-проводника по прозвищу Лис.
Так что разлёживаться мне некогда, надо подниматься, собираться и вновь вставать на тропу войны.
— Ты как? — спросил явившийся в подвал Колючий. — Может, тебе нужно помочь?
— Сам справлюсь, — ответил я, выбираясь из спального мешка и думая, что бионик мне сейчас бы не помешал, но бионик не раненый и полный сил. — Как думаешь, твои единоверцы… бывшие, они ещё гоняются за мной?
— Не знаю. — Беглый праведник пожал плечами и нахмурился. — Дьякон любит, чтобы успех приходил сразу… ему не хватает терпения. Но если его разозлить, тогда… Но мне не хочется это вспоминать.
— Ладно, — я кивнул и сморщился от дёрнувшей лицо боли: её полоса протянулась ото лба до правой щеки, но при этом совершенно не затронула глаз. — Ого… что это у меня там такое?
И уже задав этот вопрос, я вспомнил — обжигающе холодная вода, тёмная туша, проносящаяся мимо, нечто вскользь касается моей физиономии, и я замечаю тёмное облачко…
— Рана. Мы её обработа… Не трогай! — воскликнул Колючий, но было поздно, я поднял руку.
Глубокая царапина или скорее даже разрез протянулся от границы волос почти до угла рта. Мне невероятно повезло, что гидробот из Оби, нанёсший эту рану, не зацепил мой глаз.
— Ничего, я не маленький. Не расковыряю, — проговорил я, осторожно обследовав полоску застывшей крови.
Одно из преимуществ наличия метаболического импланта — раны быстро затягиваются и вообще заживают. Но я знал, что эта, когда зарастет, не исчезнет полностью, что останется шрам, отметина, которой будет лишён дубль.
— А, ну ладно… — Колючий вздохнул и принялся рассказывать, что он начал молиться за меня ещё на реке, когда я провалился под лёд, и что они увидели, как я вылез, и вовремя вытащили меня, и что не иначе как Божий Промысел в том, что я вышел из этой передряги живым…
